Читаем без скачивания Рим должен пасть - Александр Прозоров

— А ты хочешь сказать, что и это забыл? — подался вперед Квинт, переходя на заговорщический шепот. — Ну, ты даешь! Крепко тебя в море приложило. Так вот, Федр, Тарент — морской союзник с урезанными правами. Ты что забыл, что Тарент, как Неаполь и Локры в моем родном Бруттии — греческий город, который всего шестьдесят лет назад еще воевал с Римом, когда все остальные, даже самниты и луканы, уже покорились. И здесь еще живы крепкие старики, помнящие этот город свободным.

Федор промолчал, а Квинт удивленный больше обычного, даже основательно подзабывший о женщинах, заговорил дальше:

— Ты забыл, что Тарент призвал на войну против Рима из Греции самого царя Пирра с его великолепной армией и боевыми слонами, потоптавшими всю римскую пехоту? Ведь он владел этими землями почти пятнадцать лет! Кстати и твоей Калабрией тоже, ведь она лежит вблизи Тарента. Он даже подступал к Риму, долгое время тогда стоявшему на краю гибели.

Квинт откинулся в кресле, всем своим видом показывая, что его утомил исторический экскурс. И с чашей вина принял полулежачее положение.

— И чем все закончилось? — не отставал Федор, «потерявший» память.

— Как это чем? — ответил Квинт вопросом на вопрос. — Греки дали несколько сражений. Рим, хвала Юпитеру, не взяли. Зато прошлись по моему родному Бруттию, выгнав оттуда римские гарнизоны, и переправились в Сицилию. Но и там у Пирра что-то не задалось. В конце концов, он понял, что с нами, бруттийцами, бесполезно воевать, и возвратился обратно в Эпирр.

— Теперь понятно, кто дал ему отпор, — кивнул Федор, улыбнувшись.

— А то! — продолжал хорохориться Квинт. — Мы, бруттийцы — крепкие ребята.

Он осушил еще чашу, стукнул ею об стол и сказал:

— Все-все, Федр, утомил ты меня болтовней. Пора и за дело приниматься. Эй, хозяин, давай нам девок!

— Слушай, — остановил его Федор, схватив за тунику, — а как здесь за это дело расплачиваются? Ну, в смысле, что почем?

Квинт, уже немного попривыкший к неосведомленности Федора, на этот раз ответил просто, без ерничества.

— Я уже за все заплатил, — он бросил на стол две монетки. — Выбери девку, потом рассчитаемся. Понравится, еще заплатишь. Это недорого.

Чайка глянул на блеснувшие кругляши и сообразил, что это не ассы, а какие-то специальные монеты. Юбилейные, что ли? На них изображалась обнаженная женщина во фривольной позе. Одна из монет размерами превышала вторую вдвое.

— Это что? — уточнил Федор.

— Это, брат Тертуллий, жетон, из коего понятно, чего тебе от бабы надо. И бабе доступно, за что ты ей заплатил. И если, например, оплатил ты всего пару раз в обычной позе, а хочешь еще пару раз, но с другой стороны, — он ухмыльнулся, — или, скажем, чего необычного, то придется тебе купить еще один жетон. Два раза по одному жетону не прокатывает. Тут с этим строго.

— Прямо как в метро, — пробормотал Федор и уточнил. — Мне какой брать?

Квинт сгреб со стола большой жетон. Судя по размеру, он не мелочился и заплатил сразу за много разнообразных удовольствий. Сержанту же достался жетон поменьше.

— Я не знал, чего тебе захочется, — как бы извиняясь, произнес Квинт. — Будет мало, спустишься к Манилию. Объяснишь, чего захотел, он тебе сам скажет, что почем.

Федор кивнул. Тут же у стола возник и сам Манилий, толстый старик с сахарным выражением лица, хозяин этого притона. В сопровождении трех стройных барышень, одетых в прозрачные туники, да еще с такими вырезами, что при всем желании не могли скрыть всех прелестей этих еще молоденьких, но уже потасканных девчонок. Сержант мгновенно забыл про сон.

Все красотки были узколицыми и длинноволосыми, с заплетенные в вычурные прически волосами. И умащенными телами, просто истекавшими томлением. Правда, две выглядели немного пошире в кости (как, впрочем, и в других местах), чем последняя, по сравнению с которой они обе казались пышками. И Федор ни на секунду не усомнился, кого из них захочет Квинт.

— Пусть доблестные легионеры выберут, — предложил Манилий и назвал проституток по именам. — Это ясноокая Флавия, это крепкозадая Идилла, а это стройная Фульвия. Все — просто огонь.

— Да, — заметил Федор, оглядывая девиц, чьи глаза так жирно оттенялись черной краской, что напомнили ему буркала древнегреческих чудовищ, — девки самый сок! А выбирать, я думаю, нечего. Ты ведь Квинт, наверняка уже приглядел ясноокую Флавию и крепкозадую Идиллу?

— А ты молодец, Федр, — кивнул рыбак из Бруттия. — Догадливый! Да, Манилий, я беру обоих. Комнаты для меня и моего друга готовы?

— К вашим услугам, — слегка поклонился содержатель притона.

— Ну, а мне остается стройная Фульвия, — резюмировал Федор, разглядывая сначала худышку, а потом свой маленький жетон. — Ладно, для начала годится.

И забрав женщин, они с Квинтом поднялись наверх, где в каждой комнате тоже имелось вино и фрукты, не говоря уже о просторном ложе.

Федор зря беспокоился — Фульвия оказалась хороша… И Камилла ей ни в чем не уступала… И даже необъятных размеров Лициния, которую, изголодавшийся по женской ласке сержант заказал напоследок, ради интереса, тоже превзошла его ожидания.

За всю длинную ночь он так и не сомкнул глаз, несмотря на усталость. И откуда только силы взялись. Несколько раз бегал вниз к Манилию и отсыпал ему столько ассов, сколько тот требовал, чтобы взамен получить заветный жетон. Три раза Федор продлевал сеанс наслаждений с худосочной Фульвией, не забыв самого первого мига, когда, едва закрыв дверь в комнату, мгновенно содрал с нее тунику и овладел ею прямо на полу. Затем еще разок угомонил девицу на ложе, густо усыпанном какими-то лепестками, чему немало способствовали зажженные в просторной комнате небольшие свечи и запах благовоний.

Фульвия, несмотря на юный возраст, отличалась редким умением, и Федор скоро ощутил себя на верху блаженства, а когда, отдышавшись, перевернул ее на другой бок и захотел еще, она осторожно воспротивилась. Выяснилось — все, жетон иссяк. Пришлось снова залезть в тунику и бежать вносить доплату. Часа через три сержант захотел разнообразия и сменил ее на Камиллу, не поскупившись на самый большой жетон. У Камиллы, выглядевшей слегка отъевшейся греческой богиней лет, этак, тридцати на вид, оказались такие бедра, бог ты мой! Когда она сжала его, обхватив лодыжками, Федор сразу же почувствовал себя жеребцом. Скачка продолжалась целый час. Всадница неистовствовала. А потом скользнула вниз, облизывая щекотливым язычком его грудь, добралась до живота, немного погодя пристроилась еще ниже, и, в конце концов, разомлевший морпех ощутил давно забытый экстаз.

Лициния, приглашенная на ложе любви незадолго до рассвета, была такой необъятной, что первое время Федор, сам отнюдь не выглядевший хилым, боялся в ней утонуть. Но эта женщина тоже отличалась горячим темпераментом. «А еще говорят, что толстушки не сексуальны, — судорожно мелькало в голове у Федора, делавшего третий заход на Лицинию и разминавшего ее пышные груди, — а, по-моему, вполне нормально. Даже отлично».

В общем, в эту ночь для сержанта все девчонки были по-своему хороши. Про Маринку, оставшуюся в прошлой жизни, он почти не вспоминал. Вряд ли он туда вернется, да и она не слишком отвечала ему взаимностью во времена их близкого знакомства. Про сослуживца Квинта, затащившего его в этот бордель, Федор тем более не вспоминал. Хотя из соседнего номера всю ночь тоже раздавались стоны и скрип кровати. Это рыбак из Бруттия, дорвавшийся до свободы и денег, удовлетворял свои потребности.

Сержант так веселился всю ночь, совершенно не жалея себя, что даже натер трудовую мозоль. А проспав до обеда, кое-как пробудившись и затем ковыляя вниз по лестнице в поисках хозяина заведения, Федор вспомнил анекдот про Штирлица, упавшего с балкона и чудом зацепившегося за подоконник. Наутро чудо распухло и подпортило Штирлицу походку. Как раз тот самый случай. Даже садился Федор теперь осторожно.

Когда появился вездесущий Манилий и поинтересовался, не нужно ли ему еще кого-нибудь — по случаю как раз освободились несколько красоток, Федор отказался. Велел лишь принести себе вина и немного перекусить. Хотелось сделать передышку. И едва на столе возник кувшин греческого, кусок сыра и хлеб с оливками, стал неторопливо потягивать вино, наблюдая через живую изгородь за городской жизнью, уже кипевшей вовсю. То и дело раздавался скрип несмазанных колес — мимо ограды проезжали груженые повозки, запряженные быками. Вероятно, торговцы спешили с товаром на рынок. За ними вереницей тащились рабы со всевозможными тюками. Фланирующей походкой проплывали женщины в дорогих туниках со свитой из служанок. Они казались небольшими островками среди потока разнообразного, пестро одетого люда. Портовый город просыпался.

Когда внизу появился Квинт, сияющий, словно только что отчеканенный асс, Федор уже оприходовал чарку и съел половину сыра. Сыр здесь делали неплохой. Не «Камамбер», конечно, и не «Блю Дор», но и не «Моцарелла», есть можно.