Читаем без скачивания Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон - Николай Вирта

Апостол искал для кружка руководителей покрупней размахом; такие были нужны и Флегонту. Он и не думал оставлять своих поисков «знающего человека».

Кружком по праву гордились социал-демократы, связанные с рабочими организациями на Шлиссельбургском тракте. Конспирация здесь была поставлена отлично, мастеровые посещали занятия аккуратно.

А Флегонт все еще не мог расстаться с мыслью о потерянном звене. Правда, к которой он стремился, была где-то рядом, но еще не давалась в руки. Тот человек не встречался ему; среди окружающих не было людей, которые могли бы ответить на главные вопросы, мучившие Флегонта.

Когда он начинал говорить о своем заветном с руководителем кружка, он плохо понимал его: Флегонт объяснялся не совсем ясно.

Флегонт много знал, но знания эти были отрывочными, а речь довольно корявой. Ему недоставало систематического образования, — он сознавал это и сам. Когда на тракте открылась вечерняя школа для рабочих, Флегонт был первым, записавшимся в нее. Заняв место на передней скамье, он стал самым прилежным учеником.

Он привык разговаривать на языке рабочих окраин, его понимали с полунамека, но деревня тянула его.

«В городе, — рассуждал Флегонт, — и без меня достаточно людей, которые могут повести за собой всех этих горемык, им только надо узнать то главное, чего еще никто не знает. Деревня нища людьми и нуждается в них куда больше, чем город».

Он ничего не знал о Двориках. Адрес Ольги Михайловны Лахтиной, который ему дала Таня, он потерял. Таня должна уже быть в Питере, но как ее найти? Писать Викентию Флегонт не хотел, пойти на Высшие женские курсы стеснялся.

Он учился, работал, искал и ждал, тосковал и часто видел во сне Таню…

Глава двенадцатая

Трудно было Тане сказать отцу о своем решении ехать в Питер. Так не хотелось ей оставлять его одинокого… С какой бы радостью она увидела в своем доме женщину, любимую отцом! Но об этом нечего было и думать.

Викентий, когда дочь поверила ему свои сомнения насчет поездки в Питер, неожиданно вспылил:

— Не говори глупостей, и слушать их не желаю. Ради бога, уезжай, учись, сделай мне такое удовольствие. Деньги на это давно припасены. В конце концов для кого же, как не для тебя, я хожу с протянутой рукой среди прихожан? Но это чепуха, так уж попу положено. Да ты представляешь, что такое врач в селе? Тут бабка Фетинья — главный профессор медицины. Это теперь-то, на пороге двадцатого века! А уж я сделаю так, что волость, когда ты вернешься доктором, возьмет тебя на полное попечение. А там и о больнице, пожалуй, подумаем. Вдруг и больницу заведем. Нет, нет, нечего и раздумывать, поезжай с богом!

Как ни хотелось Тане на несколько дней остановиться в Белокаменной, но желание скорее увидеть Флегонта было еще сильнее.

Таня ничего не знала о нем: Лахтина после суда отправили в ссылку в Сибирь. Ничего не мог сказать ей о Флегонте и Волосов. Он собрался уезжать из Тамбова в Кирсанов. Встречаясь с Таней, Волосов издевался над Лахтиным и его попытками объединить рабочих, а под конец объявил, что с «пролетариями покончено» и он всецело отдает себя делу мужицкого бунта, которому-де непременно вот-вот быть.

Приехав в Петербург, Таня отправилась к Ольге Лахтиной, у которой Флегонт должен был оставить свой адрес.

Широкие проспекты, красивые дома, колоннады, арки, монументы мелькали перед ее глазами… Потом, потом, это все успеется, сейчас самое главное — узнать о нем!

Напрасно она так спешила, напрасно надеялась на скорое свидание с Флегонтом! Ольга Михайловна сказала, что никто к ней не приходил.

— Не может быть. Ты просто забыла, — волновалась огорченная и перепуганная Таня. — Он должен был прийти. Он ждет меня, как ты не понимаешь? — Она подробно описала наружность Флегонта.

Нет, такого Ольга Михайловна не видела, не был такой человек в ее доме. Если бы даже он приходил без нее, ей непременно бы сказали. Да кто он и почему так огорчена Таня? Таня уклонилась от прямого ответа. Просто очень нужный человек, его необходимо разыскать, он работает где-нибудь на заводе. Сейчас же, не откладывая, она начнет поиски.

Подруга рассмеялась.

— Милая Танюша, в Питере сотни заводов, нужен год, чтобы обойти их.

— Хоть два! — ответила пылко Таня.

— Он тоже был в нашей организации?

Таня рассказала о событиях на заводе в Тамбове.

— Все понятно, — сказала Ольга Михайловна. — Он пойман. Пойман и сидит. Или уже в Сибири.

Хладнокровие Ольги Михайловны, столь ценимое Таней, сейчас взбесило ее.

— Как ты можешь так спокойно говорить?! — возмутилась она. — Он просто мог потерять твой адрес.

— Радуюсь за него и за себя, если это так, — с той же невозмутимостью отвечала Ольга Михайловна. — И хорошо сделал, что потерял. Вот ты горячишься и кричишь на меня, а кричать-то ведь надо на тебя. Как же так — посылать ко мне человека, которого разыскивают? Очень умно, нечего сказать. Ты знаешь, что и за мной следят, и посылаешь ко мне своего милого дружка. Пожалуйста, не красней, я все понимаю. Ох, провинция!..

Таня обиделась:

— Давно ли ты сама из провинции?

— Хорошо, — примирительно сказала Ольга Михайловна. — Чем обижаться друг на друга, давай подумаем, как разыскать твоего друга.

Но придумать они ничего не могли, да и что можно было придумать? В таком городе человек что иголка в ворохе сена.

Таня обратилась в адресный стол — ей ответили, что указанное лицо в Петербурге не проживает. Таня решила ждать: Флегонт не появился ни через неделю, ни через месяц.

Тогда она принялась разыскивать его. Терпение и любовь подогревали ее надежду. Она приезжала к воротам какого нибудь завода в часы смены, расспрашивала всех и каждого о Флегонте. Иные выслушивали ее и сочувствовали, другие отвечали насмешками, а то и грубостями.

Таня худела от усталости, от тоски, от страха за Флегонта. Порой ей казалось, что она уже никогда больше не увидит его.

Недели две наблюдала за Таней приятельница ее и наконец решила вмешаться. Она сурово отчитала Таню, упрекала ее за бесполезно растрачиваемое время. Ведь его можно использовать на иное, более полезное и необходимое. Уж не решила ли Таня жить только для себя? Может быть, ей нет никакого дела до революции и вообще ни до чего, кроме своего счастья?

— Нет, резко отвечала Таня, — ты ошибаешься. Но сначала я должна найти его.

— Глупости, он сам найдется.

— Он, может быть, уже в тюрьме, а я ничего, ничего не могу для него сделать! — в отчаянии говорила Таня.

— Займись долом.

— У тебя нет сердца.

— А у тебя здравого смысла.

— В крайнем случае я займу немного у тебя, — отвечала рассерженная Таня.

Они ссорились, мирились; Таня продолжала свои поиски. Тогда Ольга Михайловна от лобовых атак перешла к другой тактике: она внушала Тане, что ее нежелание продолжать революционную работу, начатую в Тамбове, может окончиться печально главным образом для нее же.

— Такой человек, каким ты мне описала Флегонта, — говорила Ольга Михайловна, не может потеряться. Это во-первых. Во-вторых, неужели тебе не стыдно по каким-то непонятным причинам рвать с движением, где ты успела так хорошо зарекомендовать себя, и ради личного дела изменить общему делу?

Эту мысль Ольга Михайловна повторяла при каждом случае. Сперва Таня выслушивала увещевания рассеянно, — мысли ее были устремлены к Флегонту.

Однажды она попросила Ольгу Михайловну найти ей какую-нибудь работу среди мастеровых столицы.

А та только того и ждала.

В те времена в Петербурге существовал социал-демократический кружок, которому впоследствии суждено было стать столь знаменитым.

Большинство участников были студентами Технологического института и слушательницами Высших женских курсов. Новички сюда допускались с большим разбором.

Из конспиративных соображений группа молодых марксистов называли себя «стариками». Они не признавали какого бы то ни было старшинства, и если бы кто-нибудь из них заявил права на роль вожака, его бы немедленно выставили из кружка. Некоторые понимали нелепость такого положения, но неправильное толкование равенства мешало им задуматься над судьбой дела.

Здесь часто и жарко спорили о путях развития революционного марксизма в России, время от времени схватывались с народниками.

Эти молодые люди были большими книжниками; марксистскую теорию они изучили в совершенстве, к тому их понуждали условия борьбы. Учение, которое было смыслом их жизни, едва-едва пробило узенькую дорожку в Россию. Им приходилось бороться с известными представителями общественной мысли, обладающими блистательными ораторскими и публицистическими навыками. Знание Маркса назубок являлось поэтому естественной необходимостью для «стариков».