Читаем без скачивания Записки кукловода - Алекс Тарн

Потягиваясь и почесываясь, площадь отворачивается от сцены, не обращая ни малейшего внимания на хриплого от волнения представителя прогрессивной общественности, который старательно выхаркивает свою короткую речь, написанную кровью души, вызубренную наизусть и многократно отрепетированную. Кому он интересен, этот никчемный гриб с расширением посередке, в области таза? Площадь занята сама собой. В толпе шныряют предприимчивые торговцы:

— А вот, кому напитки?.. арахис, арахис!.. сладости!.. печенье!

А ежели кто не продает и не покупает — тоже не беда. Всегда есть о чем почесать язык со случайным соседом.

Шайя разочарованно встряхивает опустевшую фляжку. Ничего, недолго уже осталось. Писателя никто не слушает, но злобный скульптор, как скабрезный аттракцион, слегка встряхивает публику. Он рычит, вопит пронзительным фальцетом, он изрыгает проклятия. Подобного вида ругань оттого и называется площадной, что нравится площадям. Толпа свистит и гогочет. Луч одного из прожекторов, словно засмущавшись, отрывается от сцены, где кривляется непотребный паяц, и начинает гулять по площади, выхватывая из темноты пятна мертвенно бледных лиц с черными ямами разинутых ртов. Поеживаясь, Шайя рассеянно скользит взглядом вместе с ним. Лица, лица, лица… неразборчивые, размытые черты… черно-белый фон, намалеванный на театральном заднике. Черно-белый фон и неожиданно яркое рыжее пятно. Господи… у Шайи перехватывает дыхание. Неужели это Ив? Он сощуривает глаза, пытаясь разглядеть получше, но луч уже сдвинулся, пополз по головам обратно, в направлении сцены.

— Что она там делает? Слышишь?! Что она там делает?

— Откуда мне знать? Думаешь, легко разглядеть в такой толпе?

— Но ты ведь знаешь! Ты ведь все знаешь! И все можешь! Вытащи ее оттуда, немедленно!

— Совсем сдурел? Я ж говорю тебе ясным языком: она сейчас часть толпы. Я ее не вижу, понимаешь? В толпе нет отдельных людей, даже если это Ив. Я вижу только толпу… Я пытался ее отговорить, пытался. И не смог. Попробуй теперь ты сделать что-нибудь.

— Что?

— Выведи ее оттуда, кретин! — печально в этом сознаваться, но я невольно заражаюсь его паникой.

— Но как?

— Откуда мне знать? Разве я устроил этот балаган? Ты устроил, ты и расхлебывай! Паршивый болван! Так бы и раздавил тебя, идиота… Сначала хотя бы разгляди ее. Найди бинокль, разгляди и заставь Ромку послать топтунов. Они справятся.

Бинокль… надо срочно найти бинокль…

— Шайя! Эй, Шайя! Ты что, заснул? Объявляй!

Это Ромка дергает его за рукав. Ромка и Арик Бухштаб. Они стоят вплотную к Шайе и смотрят на него со все возрастающим недоумением. Скульптор уже отошел от микрофона; следующим по списку идет Битл… надо объявлять…

— Там… — говорит Шайя и тычет дрожащей рукой в сторону площади. — Там… бинокль!

— Бинокль? — переспрашивает Битл осевшим голосом. — Какой бинокль?

— Ромка! — Шайя вцепляется в Кнабеля, как в единственное спасение. — Достань мне бинокль, срочно!

Топтуны на всякий случай придвигаются поближе. Толпа на площади жует, шевелится и шумит черно-белым шумом, нейтральным и ровным, без всплесков. Толпа ждет обещанных кумиров.

— Какой бинокль?! — кричит министр, хватая Шайю за плечи. — Зачем тебе бинокль?!

— Подожди, Арик! — вмешивается Ромка. Вот ведь человек этот Кнабель: сохраняет присутствие духа во всех ситуациях. — Он просто пьян, разве ты не видишь? Допился до чертиков. Я сам тебя объявлю, не волнуйся…

Ромка идет к микрофону, заранее умильно улыбаясь и раскрывая руки в приветливом обнимающем жесте.

— Бинокль… — хрипло повторяет Битл. Он отпускает бледного Шайю, поправляет галстук и сбившиеся манжеты белоснежной рубашки. — Сволочь. Подонок. Ну подожди… доберусь я до тебя…

Первые шаги министра не слишком устойчивы, но потом он берет себя в руки и на авансцену выходит уверенно, твердо, как и подобает выдающемуся государственному мужу. Он начинает говорить, произносить обычные, стертые от долгого употребления фразы, не означающие ничего, кроме того, что сам факт их произнесения свидетельствует о вечной надежности, силе и непреходящей современности данного конкретного оратора. Слова скатываются с его языка, как камни, сами по себе, как бы даже отдельные от Битла, от его взъерошенных мыслей и растрепанных чувств. Потому что думает господин министр не о речи, а совсем-совсем о другом.

Этот чертов балабол Шайя со своим биноклем ухитрился капитально вышибить его из колеи. Нервы ни к черту… Арик непроизвольно косится на крышу соседнего здания слева. Ему нельзя туда смотреть, категорически нельзя! Наверное, именно поэтому глаза так и тянутся, так и ползут туда, как упрямые тараканы. Но все-таки, на хрена этому идиоту понадобился бинокль? Неужели заметил? Арик снова скашивается влево: не блестнет ли с крыши в световом вихре прожекторов крошечный зайчик от оптического прицела? Еще не хватало, чтобы все провалилось из-за такой глупости…

Нет, не может быть. Там сидит настоящий профессионал, из тех, которые не ошибаются. Во всяком случае, не при выборе стрелковой позиции. Правда, помимо своей основной профессии они обычно полные болваны. Ну что, например, могло заставить стрелка, лежащего в настоящий момент там, на крыше, согласиться на работу, которую ему предстоит выполнить через десять минут? Ведь даже дураку ясно, что живым он не останется ни при каком раскладе. Деньги? — Зачем мертвому деньги? Страх? — Разве есть что-нибудь страшнее смерти? Азарт? — Вот это уже теплее… Не каждый день заказывают премьер-министров. Для наемного убийцы такой контракт должен означать вершину карьеры.

Конечно, азарт. Взять хоть его, Битла. Зачем он торчит здесь, как соломенное чучело, посреди ярко освещенного поля сцены? Зачем, камень за камнем, роняет изо рта тяжелые безличные слова? Зачем рискует всем, что у него есть — всем!.. то есть, намного большим, чем даже самые смелые мечты затаившегося на крыше киллера? Уж точно не ради денег… деньги сами по себе не дают ничего, а купленные на них радости приедаются уже в момент покупки. Власть? Удовольствие почувствовать себя кукловодом?.. — Тоже нет. Чем выше забираешься, тем больше понимаешь, что власть — как уксус: сколько ни пей, не напьешься, только жажду распалишь. Вон, хоть на Босса посмотреть: иссох весь, бедняга. Одна радость — посуду помыть…

— Тогда что?

— Тогда только он, азарт, и остается. Бег наперегонки с самим собой. Игра Сизифа с камнем.

— С той лишь разницей, что Сизифова гора имеет вершину, а твоей — конца-края не видно.

— Ну и что с того, что не видно? Уж если начал карабкаться по этому склону, то отчего бы и не продолжить?

— Поднимаешься, пока не остановят?

— В этом-то все дело, весь азарт: когда остановят? Сейчас? Завтра? Послезавтра?

— В точности, как у киллера. И даже конец у тебя с ним может быть один и тот же… восхождение к смерти…

— Заткнись!

Битл вываливает в толпу последние фразы и поднимает руки в приветственном жесте. В этот момент из динамиков должны последовать бурные аплодисменты, но подлец Шайя, видимо, в полном ауте, так что некому дать команду технику. Краем глаза Бухштаб замечает метнувшегося к аппаратному автобусу Ромку. Везде поспевает парень… вот уж кто незаменим. Запоздавшие аплодисменты, наконец, запущены, так что можно убраться со сцены, что Битл и делает с облегчением. Кнабель подбегает к нему, виляя задом за неимением хвоста, как это делают представители некоторых собачьих пород.

— Прекрасная речь, Арик! Поздравляю!

— Оставь, — брюзгливо говорит Битл. — Где этот алкаш Шайя? Найди его и вправь мозги. Немедленно. Пусть все идет по плану…

— Уже! — с готовностью рапортует Ромка. — Вон он, идет объявлять… Ты на него не дави, Арик: перетрудился парень, нервный срыв. Представляешь, буквально в горло мне вцепился. Чтобы я эвакуировал с площади его рыжую бабу. Он ее, понимаешь, со сцены углядел. Посылай, мол, людей и все тут. Вынь да положь. Ну, я обещал, и все дела, кризис снят… — он тараторит без остановки, радостно блестя круглыми глазками и загораживая министру дорогу. — А ты куда? Неужели Босса не послушаешь?..

Министр отстраняет помощника.

— Послушаю, послушаю… я внизу постою, около машины… — он смотрит в преданные Ромкины глаза и усмехается. Надо бы сказать этому пуделю что-нибудь ласковое. — Ты молодец, Рома. Я хочу, чтобы ты знал, что я очень ценю тебя. Спасибо.

— Арик… — шепчет Кнабель. — А когда будет это… ну, это… инсценировка? Когда?

— Когда будет, тогда и узнаешь, — веско роняет Битл.

Он обходит Ромку, не торопясь, спускается по лестнице к лимузинам, в «стерильную зону». «Разбежался… — думает он. — Так я тебе и скажу, как же…»