Читаем без скачивания Повесть о прекрасной Отикубо - без автора

— И все же напиши, прошу тебя, напиши, — настаивал Митиери, и в конце концов она написала на оборотной стороне дощечки, лежавшей на дне шкатулки, такое стихотворение:

Утром и вечеромВидело ты, как я слезы лью,Ясное зеркало.Но протекли года — и теперьПамять о прошлом сердцу мила.

Завернув шкатулку в несколько слоев цветной бумаги, Отикубо привязала к ней ветку дерева и отдала Акоги.

— Вот, передай моему брату.

Митиери пригласил к себе Кагэдзуми и сказал ему:

— Вы, должно быть, считаете, что я поступил с вами очень неучтиво. Но, по правде сказать, меня взяла сильная досада, когда я узнал, что вы переезжаете в мой дом, даже не известив меня об этом. Теперь я уже остыл и намерен сам лично принести свои извинения вашему батюшке. И кроме того, показать ему ту бумагу, о которой шла речь. Передайте тюнагону, чтобы он непременно посетил меня сегодня или завтра. Может быть, вы и ваши братья сочтете неудобным для себя сопровождать его, но я буду очень рад, если кто-либо из вас примет участие в нашей беседе.

У Митиери был такой радостный вид, какой вовсе не соответствовал обстоятельствам. Кагэдзуми был очень этим удивлен.

— Так вы непременно передайте вашему батюшке, чтобы он ко мне пожаловал, и прошу вас, приходите вместе с ним, — повторил Митиери. Кагэдзуми, выразив свое согласие, удалился. Акоги поджидала его за дверью.

— Попроси-ка гостя подойти сюда, — велела она слуге. Кагэдзуми это показалось очень странным, но все же он подошел ближе. Из-за плетеного занавеса показался только самый краешек нарядного яркого рукава.

— Пожалуйста, передайте эту вещь Госпоже из северных покоев. Я бережно хранила ее, зная, как дорога она госпоже. А сегодня, когда стали возвращать ваше имущество, я вспомнила и об этой вещице…

Кагэдзуми еще более удивился. Голос показался ему знакомым.

— Но от чьего имени прикажете передать?

— Госпожа ваша матушка сама догадается. Вспомните, как говорится в одной песне:

Все изменилось здесь,И лишь кукушки голосНапомнил о былом…

Я словно та кукушка. Разве голос мой не напоминает вам о прошлом?

«Ах, да ведь это Акоги! Она у нас когда-то служила», — вспомнил Кагэдзуми.

— Как могу я вести сердечную беседу с той, которая так легко забыла свою родную обитель? Но все же, когда я вновь приду сюда, то по старой памяти навещу вас.

— А вот и еще одна ваша давнишняя знакомая, — послышался голос, и из-за плетеного занавеса выглянула дама. То была Сенагон!

«Каким образом они оказались здесь вместе?» Не успела эта мысль промелькнуть в голове Кагэдзуми, как раздался еще один знакомый голос:

— А я, ничтожная, верно, уже забыта вами. Где вам помнить обо мне здесь, у вас в столице, где столько женщин

Красой затмевают друг друга,Словно кошницы цветов.

Ну, разумеется, это Дзидзю, любимая прислужница его второй сестры, Наканокими. Когда-то у Кагэдзуми были с Дзидзю любовные встречи… Но что все это значит? Он слышит только знакомые голоса. Растерявшись от неожиданности, Кагэдзуми не находил ответа.

Акоги спросила:

— Скажите, как поживает меньшой ваш брат Сабуро? Состоялся ли уже обряд гэмпуку [37]?

— О да, этой весной он получил звание чиновника пятого ранга.

— Пусть он непременно придет сюда. Передайте ему, что мне о многом хочется поговорить с ним.

— Это нетрудно исполнить, — ответил Кагэдзуми и поспешил домой. Ему не терпелось взглянуть, что за вещь передала ему Акоги с таким таинственным видом.

По дороге он вспоминал все, что ему довелось видеть и слышать в Сандзедоно, и не мог прийти в себя от изумления. Что за чудеса! Уж не стала ли Отикубо женой этого эмон-но нами? Акоги, видимо, живется недурно, она та разряжена. Все прежние прислужницы собрались в Санизедоно словно нарочно. «В чем тут дело?» — терялся в догадках Кагэдзуми.

Ему было приятно встретить столько старых друзей. Никакие опасения не смущали его, ведь в то время, когда Госпожа из северных покоев так жестоко мучила свою падчерицу, Кагэдзуми находился далеко, на службе в глухой провинции, и ничего не знал.

Вернувшись домой, он передал отцу слова Митиери, а потом отнес своей матери таинственный предмет, плотно завернутый в цветную бумагу. Стали ее разворачивать, и вдруг показалась — кто бы мог ожидать! — старая знакомая шкатулка из-под зеркала. Та самая, которую мачех когда-то отдала Отикубо. «Что же это значит?» — в смятении думала Китаноката. На дне шкатулки написаны какие-то стихи… Несомненно, рукой Отикубо! Мачеха та и замерла, широко раскрыв глаза и рот.

«Так, значит, весь неслыханный позор, который свалился на наши головы, все наши несчастья в последние годы, все это ее рук дело! Так вот кто наш тайный недруг!

Словами не описать, какая злоба, какая досада охвати ли мачеху при этой мысли.

Весь дом тюнагона пришел в смятение.

Но когда сам он узнал, что дворец Сандзедоно достался не кому иному, как его родной дочери, то старик сразу позабыл все обиды и все унижения прошлых лет.

— Она оказалась самой счастливой из моих дочерей Как мог я так пренебрегать ею? Дом этот по праву принадлежит Отикубо, он достался ей в наследство от матери, — сказал тюнагон с успокоенным видом.

Эти слова привели в ярость Госпожу из северных покоев.

— Хорошо, пусть она берет себе этот дом, раз уж нельзя иначе. Но мы столько денег потратили на него. Попросите, чтоб нам возвратили хоть кусты и деревья. Ведь какой убыток мы потерпели! Пусть возместят нам хоть часть расходов, чтобы мы могли купить новый дом.

— Что ты говоришь, матушка! — возмутился Кагэдзуми. — Словно речь идет о чужом нам человеке. Не знаю по какой причине, но в нашей семье нет ни одного приличного зятя. Надоело мне слушать насмешки насчет Беломордого конька! И вдруг с нами породнился молодой сановник — любимец государя. Надо радоваться такому счастью.

Тут в разговор вмешался младший сын — Сабуро:

— Мне нисколько не жаль отдать сестрице этот дом. Но мне было очень жаль смотреть, как мучили сестрицу Отикубо.

— Как мучили? Кто ее мучил? Что такое? — спросил Кагэдзуми.

— Да, мучили! Сколько она, бедняжка, выстрадала! — Сабуро рассказал обо всем, что было. — Ах, что должна говорить о нас Акоги. А уж сестрице мне стыдно и на глаза показаться…

Кагэдзуми вспыхнул от гнева:

— Это ужасно! Я был в провинции и ничего не знал. С ней поступали отвратительно. Не мудрено, что муж ее, эмон-но ками, затаил в душе месть против нашей семьи причинил нам столько бед. Что он должен о нас думать! Я не решусь теперь и на людях-то показаться. — Так говорил он, охваченный чувством глубокого стыда.

— Ах, замолчите вы! Что было, то было… Глупости все! И слышать не хочу. Это она все по злобе подстроила, — отмахнулась Китаноката.

Видя, что с ней толковать бесполезно, сыновья замолчали.

Прислужницы, слышавшие этот разговор, чуть не умерли от зависти.

— Оказывается, и Сенагон и Дзидзю поступили на службу к госпоже Отикубо. Счастливицы! А мы-то до сих пор не догадались наведаться туда и погибаем здесь от тоски и скуки. Нет уж, хватит с нас! Сейчас же пойдем в Сандзедоно. Госпожа Отикубо такая добрая, она непременно возьмет нас на службу, — шептались между собой молодые дамы.

Сестры Отикубо были ошеломлены неожиданной новостью. Особенно страдала Саннокими. Ей было нелегко узнать, что она породнилась с той самой семьей, которая похитила у нее мужа.

Тяжело на душе было и у Синокими. Ведь теперь ей придется встречаться с тем самым человеком, который прислал к ней подставного жениха и сделал ее навеки несчастной… Уж лучше бы породниться с первым встречным, только не с ним!

Синокими зачала сразу после свадьбы, и ее ребенку уже исполнилось три года. Это была прелестная девочка, совсем непохожая на своего отца. Синокими думала было в порыве отчаяния постричься в монахини, но пожалела свое дитя. Крепчайшие узы — любовь к своему ребенку — привязали ее к нашему суетному миру. Она возненавидела своего мужа и так враждебно к нему относилась, что даже глуповатого хебу-но се проняло наконец, и он перестал к ней приходить.

В отличие от своих дочерей, тюнагон сразу позабыл все свои прошлые горести. Он так долго и так жестоко страдал оттого, что затмилась былая слава его имени и что люди над ним только смеются. Теперь наконец представилась возможность восстановить честь и славу своего дома. Полный радости, старик сразу же стал собираться в гости к своему новому могущественному зятю.

— Сегодня уже, к сожалению, поздно… Навещу его завтра.

Услышав эти слова, мачеха чуть не обезумела со злобы. Такая жалкая девчонка Отикубо — а так возвысилась над ее собственными дочерьми!

Саннокими и Синокими стали говорить между собой:

— Так вот почему эмон-но ками велел спросить у нас во дворе храма Киемидзу: «Хватит ли с вас этого урока?» О, если бы мы тогда сразу поняли, в чем дело! Мы избежали бы многих бед. Но нет, мы ни о чем не догадались. Служанки покинули нас не случайно — Отикубо переманила их к себе. Сколько горечи накопилось в ее сердце, если она так жестоко нас преследует!