Читаем без скачивания Секретные материалы: Хочу верить - Макс Коллинз

Тут же его внимание привлек пластиковый занавес, отделяющий псарню от соседнего ярко освещенного помещения, где двигались какие-то тени и слышались фразы — Малдер узнал русский язык, хотя смысла не понимал. Но кое-что он понял сразу же: один из тех, кто там за занавесом, отдавал приказы, остальные четко на них реагировали. Вот это было ясно.

Еще он заметил клетку побольше — деревянный ящик с вентиляционными просверленными отверстиями, с открытой дверью, за которой валялось на дощатом полу смятое одеяло — эта клетка была не для собак, а явно для человека. И Малдер понял: что бы там ни происходило за этим занавесом, прекратить это следует немедленно.

Окровавленный и грязный, раздетый до черной футболки и джинсов, бывший агент рванулся сквозь занавес, занося монтировку для удара.

Он едва успел осознать причудливую обстановку операционной, когда рявкнул треснутым, но властным голосом:

— Немедленно прекратить! И все назад! Все отошли назад!

Малдер шагнул вперед, и монтировка в занесенной руке отлично подчеркивала серьезность его слов. Перед ним стоял высокий пожилой… врач, очевидно: в медицинском халате, шапочке и в хирургической маске, и еще двое ассистентов или фельдшеров — мужчина и женщина, тоже в хирургических масках, поверх которых на Малдера глядели круглые, пораженные глаза.

Эта медицинская тройка попятилась перед Малдером, и высокий пожилой врач стал кричать на него по-русски.

— Молчать! — рявкнул Малдер.

Но доктор продолжал говорить, кричать, наполнять воздух непонятной русской речью, а Малдер вдруг в ужасе увидел двух пациентов, которыми был занят этот «врачеватель».

На операционном столе лежала отделенная от тела голова, мужская голова, а именно голова Франца Томчезина. Его бизнес с донорскими органами дошел до логического конца. Пластиковые трубки соединяли голову этого человека с шеей голой женщины, плававшей без сознания, или почти без сознания, в большой пластиковой ванне, полной бесцветной ледяной воды, и кровь пульсировала в этих трубках. Тело пропавшей (и найденной теперь) Черил Каннингэм поддерживало жизнь в отрезанной голове Франца Томчезина.

А доктор продолжал вопить по-русски.

— Молчать! — возвысил голос Малдер и потряс монтировкой. — Черт побери, я же велел молчать! Кто говорит по-английски? — Он посмотрел на ассистентов. — Кто-нибудь тут по-английски говорит?

Доктор снизил тон слегка, но все равно продолжал что-то гневно излагать по-русски, а двое его ассистентов только таращились на Малдера тупо.

— Слушайте меня, — сказал Малдер, хотя никто и не ответил. — Чтобы эту женщину отсюда убрали! Чтобы вынули эти трубки и зашили ей шею. Как следует. Сейчас же.

Но никто из ассистентов, видимо, не понял, и высокий доктор что-то еще блеял по-русски, усугубляя этот кошмар наяву, и падающий от усталости вымотанный Малдер понятия не имел, что теперь делать…

А врач вдруг перестал говорить и двинулся к пациентам, соединенным качающими кровь пластиковыми трубками. Все-таки старик понимает по-английски?

Малдер занес монтировку, приблизился.

— Ты сделаешь, как я сказал?

Ассистенты попятились, стали жаться к стенкам ярко освещенной операционной, а доктор опять заговорил по-русски. Теперь он не орал, а будто уговаривал и объяснял, показывая при этом руками на своих двух пациентов.

— Не понимаю, — сказал Малдер. — Слышишь? Не понимаю…

Но он пытался понять, сосредоточиться, и не заметил у себя за спиной тень — за пластиковым занавесом человека в белом. Оттуда метнулись руки, схватили Малдера за шею, сдавили, не давая двинуться.

Малдер выворачивался и отбивался, узнав Янку Дацишина, но вывернуться из этой хватки не мог, и не мог видеть, как тощий доктор подошел к подносу с хирургическими инструментами, выбрал нужный и вернулся со шприцом, который всадил Малдеру в плечо.

Воля к сопротивлению утекла из него, но он даже не заметил этого — так быстро навалилась темнота.

СЕЛЬСКАЯ МЕСТНОСТЬ В ВИРДЖИНИИ

12 ЯНВАРЯ

Заместитель директора ФБР Уолтер Скиннер сидел за рулем черного «экспедишн» и вел машину по жутким лесным чащобам — единственная радость была, что снег перестал. Дана Скалли с пассажирского сиденья задумчиво глядела на пролетающий мимо лес.

Сам весьма встревоженный и напряженный, Скиннер попытался ее успокоить:

— Мы его обязательно найдем.

Она едва заметно кивнула.

— Я знаю Малдера, — продолжал Скиннер. — Он первым делом найдет телефон и позвонит. Не кинется очертя голову в какую-нибудь сумасшедшую авантюру…

Теперь она повернулась к нему с немым вопросом на лице: Шутите, что ли?

Скиннер сделал глотательное движение. Пожал плечами:

— В какую-нибудь слишком сумасшедшую авантюру.

Скалли опять отвернулась к окну. Он продолжал на нее поглядывать и видел, что она сидит очень прямо. Они проезжали мимо заброшенной дороги, и ни Скиннер, ни Скалли не знали, что именно на эту дорогу свернул снегоочиститель, а Малдер преследовал его пешком. Никак не мог заместитель директора или бывшая сотрудница это заметить, потому что свежий снег засыпал и расчистку, и любые следы.

Скиннер не знал, что именно привлекло внимание Скалли. Казалось, момент прошел, Скалли снова села свободно, несколько секунд они проехали в молчании. Потом вдруг резко Скалли обернулась к Скиннеру:

— Остановите! Пожалуйста, остановите вот здесь.

Он остановился:

— Дана, в чем дело?

Но она уже вылезала из машины. Когда он тоже вышел и подошел к ней, она разглядывала ряд из двадцати сельских почтовых ящиков.

— В чем дело? — повторил он.

Она шла вдоль ряда ящиков, очевидно, выискивая какой-то конкретный. «На чье-то имя?» — подумал Скиннер.

Она остановилась перед одним, где в адресе выпала цифра и осталась надпись: 25 2.

И на этот ящик она уставилась.

— Дана?

— «Притчи».

— Что?

— Книга Притчей. 25:2. — Она затрясла головой, выражение лица у нее было недоуменное — и при этом с какой-то надеждой. — Не может быть. Не верю.

Она дернула на себя дверцу и стала вытаскивать конверты — в основном рекламу. Скиннер понятия не имел, чего ей надо, но что-то она искала.

— Слава Божия — облекать тайною дело, — приговаривала она, — а слава царей — исследовать дело… есть!

Скиннер заглянул через плечо Скалли. Она держала в руках письмо с напечатанным адресом.

— Счет за медицинские товары, — сказала она. — Адресовано доктору Урофф-Колтоффу. Это он, больше некому быть.

— Кто «он»?

— Русский врач, который делает те пересадки, что я вам рассказывала. У него адрес тут на Найн-Майл-роуд.

Они рефлекторно огляделись, в обе стороны по сельской дороге. Тут есть дорожные указатели вообще?

Глаза у Скалли стали напряженные, дыхание клубилось паром.

— И где эта чертова Найн-Майл-роуд может тут быть?

Скиннер достал ай-фон.

— Может, удастся ее нагуглить.

— Верно. Искать можно прямо «Сумасшедший доктор». — Тут она сдвинула брови и отвернулась — Слышите? Послушайте… слышно?

Работающий поблизости мотор машины отвлекал, и она шагнула прочь, прислушиваясь. Скиннер за ней.

— Что там? — спросил он.

— Собаки, — ответила она.

Он тоже услышал, отдаленно, но отчетливо. Собачий лай.

Но почему, не понял он, эти звуки гавканья и прискуливания озарили лицо Даны Скалли такой надеждой?

ТРЕЙЛЕРНЫЙ ПОСЕЛОК

СЕЛЬСКАЯ МЕСТНОСТЬ В ВИРДЖИНИИ

12 ЯНВАРЯ

Фокс Малдер лая собак не слышал. Он лежал, усыпленный наркотиком, без сознания, на полу операционной, а тощий доктор отдавал ассистентам приказы по-русски — достаточно громко, чтобы перекричать псов, но уже без той раздраженной ноты, вызванной вторжением постороннего.

Посторонний больше их не интересовал, и доктор с ассистентами даже переступали через него, перемещаясь по операционной. Они едва заметили, как Янка Дацишин подхватил бесчувственного Малдера под мышки и вытащил у них из-под ног обратно на псарню.

Через минуту грохнула дверь трейлера, русский спокойно вышел на холод, хотя был одет всего лишь в хирургический халат, и вытащил за собой из трейлера Малдера, прямо на грунтовую тропу. Как тащил бы мусорный мешок или отрубленные конечности для выбрасывания, он потащил бесчувственного тяжелого Малдера во двор. Волочащиеся ноги его груза оставляли борозды в свежем снегу.

Примерно на пол пути от сдвинутых трейлеров к деревянному сарайчику в углу двора Малдер стал медленно приходить в себя. Ему пришлось заставлять сознание работать, но он был беспомощен в борьбе с введенным дурманом и уж тем более с громилой, который тащил его к этому зловещему сараю.