Читаем без скачивания Завтрашний взрыв - Иван Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кашка и Василь уже давно поджидали возвращения своего командира возле привязанных к деревьям лошадей. Заслышав приближение Михася, почти бесшумное для не столь изощренного слуха, как у леших, они все же подали птичьим свистом условный запрос: «Кто идет? Кто идет?» Прозвучала ответная трель «Свои! Свои!», и из чащи на опушку выскочил целый и невредимый Михась.
— Все в порядке? — полувопросительно-полуутвердительно произнес он, принимая из рук товарищей свою саблю и мушкет.
— Так точно! Это настоящий лагерь. Несколько десятков, а может быть — и вся сотня тысяч.
— Согласен, у меня такая же оценка. По коням!
С этими словами Михась отвязал повод и повернулся, чтобы сесть на коня.
— Командир, что это?! — почти в один голос изумленно воскликнули Кашка и Василь, увидев три кинжала, заткнутые за ремень у него за спиной.
Михась вскочил в седло:
— По коням, бойцы, по коням! Потом все расскажу! — И, выждав одну секунду, которой его товарищам хватило, чтобы оседлать своих скакунов, скомандовал: — За мной, галопом… Айда!
Взмахнув нагайкой, Михась помчался с места в карьер, ведя разведгруппу по кратчайшему маршруту в стан русского войска. Поля и перелески, по которым мчались дружинники, были пусты и безлюдны. И лишь на подходах к расположению своих войск они встретили конный разъезд и две заставы, которые благополучно миновали, не останавливаясь, обменявшись с ними на ходу условными знаками. Через два часа бешеной скачки они влетели на свой бивуак с первыми лучами солнца, показавшегося над вершинами окрестных лесов.
Бойцы их десятка уже час, как вернулись из поиска, и, честно выполнив свой долг, повалились спать. Лишь командир, Разик, поджидая группу Михася и одновременно исполняя обязанности часового, в полном вооружении и снаряжении расхаживал вокруг двух небольших походных шатров. При виде возвратившихся разведчиков лицо полусотника озарилось счастливой улыбкой, но тут же вновь приняло серьезное и сосредоточенное выражение.
— Докладывай! — вместо приветствия скомандовал он Михасю, когда тот, осадив коня, еще не успел даже спешиться.
Михась кинул поводья сопровождавшему его бойцу, соскочил на землю:
— На Свином шляхе большой неприятельский стан, около сотни тысяч или более. Разведку провели скрытно, себя не обнаружили.
— Молодцы! А на Муравском шляхе — обманка. Теперь я могу доложить начальству полную картину. Жаль только, что языка мы взять не смогли, поскольку вся костровая команда находилась в плотном строю, за линией огней, в полной готовности к вероятной атаке. Ладно, что есть — то есть. Я — в разрядный шатер. Ты остаешься за меня, в том числе в карауле. Бойцы пусть спят. Пост сдал, — торопливой скороговоркой произнес Разик и побежал напрямик через перелесок и кустарник к центру лагеря, где располагалась ставка большого воеводы русского войска — князя Ивана Бельского, а при ней — походный штаб, то есть разрядный шатер.
— Пост принял! — произнес Михась уже в спину удалявшемуся командиру и повернулся к Кашке и Василю: — Бойцы, отбой! Я — на часах.
Однако разведчики не отправились, как следовало ожидать, в шатер, а предпочли остаться на месте, переглядываясь друг с другом.
— Брат головной, — решительно произнес Кашка, более старший по возрасту. — Прости, коль что не так молвлю, но ты доложил, что мы, ведя поиск, себя не обнаружили. Тогда, позволь спросить, откуда у тебя эти три кинжала?
Михась вынул из-за пояса упомянутые кинжалы, протянул Кашке:
— Возьми, потом, когда время будет, рассмотрим их внимательно. В том лесу, перед вражеским станом, я встретил трех людей, но не ордынцев, а наших, русских. Я им представился, и они в свою очередь назвались разведчиками большого полка. Но потом вдруг на меня с кинжалами и набросились. Пришлось их валить. Тела там, в лесу, и остались. Кто они на самом деле — я, естественно, не знаю, но полагаю, что к нашему заданию сей эпизод отношения не имеет. Потому и доложил, что мы себя перед ордынцами никак не раскрыли. Даже если те утром найдут в лесу, в который они и ходить-то боятся, вдалеке от своего ночлега, убитых русских, ну и что ж с того? Согласны?
— Все ясно, брат головной, спасибо за разъяснения! Только уж пусть твои трофеи и остаются у тебя.
— Хорошо, — согласно кивнул Михась и засунул трофейные кинжалы в чересседельную сумку. — Я бы вам и раньше все рассказал, да во время скачки во весь опор беседовать-то весьма несподручно. А сейчас отдыхайте, пока возможность есть.
Бойцы ушли в шатер, а Михась, привычно поправив висящий на плече мушкет, принялся вышагивать по периметру бивуака, охраняя сон своих товарищей.
Тем временем Разик достиг разрядного шатра, за десяток саженей до него перешел с бега на шаг, успокоил дыхание и, обойдя шатер, очутился перед дежурившим у входа стрельцом. Поприветствовав дежурного, леший попросил передать войсковому дьяку, что прибывший из разведки полусотник поморской дружины готов предстать перед ним для доклада. Спокойный вид и тон полусотника и сама форма обращения, в котором отсутствовали слова «срочно!» и «немедленно!», позволили дежурному прийти к выводу, что ничего чрезвычайного донесение разведки не содержит. Зайдя в шатер, он так и сообщил об этом начальству. Вскоре из шатра к Разику вышел подьячий и, зевая и почесываясь, заявил, что дьяк занят важным делом, а посему пусть помор сообщит свои сведения ему, подьячему, прямо здесь.
— Что ты, сударь! — непререкаемым тоном тупого, но исполнительного служаки ответствовал Разик. — Разве ж можно такой доклад в чистом поле делать? Не ровен час, послушает кто!
— Ну, тогда жди, покуда дьяк освободится! — пожал плечами достойный представитель той части военного сословия, которая на всех языках мира заслужила малопочетное наименование «штабные крысы», и хотел было удалиться в шатер.
— Постой, сударь! — Разик наморщил лоб, изображая напряженный мыслительный процесс. — Чтобы вас с дьяком более от важных дел не отвлекать, вынеси-ка мне нагрудную писчую дощечку с пером да чернилами, и я прям тут донесение свое на бумаге-то и накропаю, да через часового вам и передам.
— Неужто ты грамоту знаешь, полусотник? — изумился подьячий.
— Да вот, сподобил Бог, в монастырской школе целых полгода сию премудрость постигал, — скромно объяснил Разик.
— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнул подьячий и, словно осененный какой-то увлекательной идеей, встрепенулся и поспешно ушел в шатер.
Наверняка он, как и рассчитывал Разик, загорелся желанием вывести хвастуна на чистую воду, чтобы потом, в кругу своих «просвещенных» коллег, вволю посмеяться над его каракулями, позабавиться над полусотником поморской дружины, утверждавшим, что умеет писать, тогда как даже не все воеводы в государстве Российском, да и в иных странах, владели грамотой.