Читаем без скачивания Сказания евангелистов - Зенон Косидовский

Два года спустя в Кесарию прибыл новый губернатор, Фест. Он немедленно занялся нашумевшим уже делом Павла, допросил его и обратился к царю Агриппе с просьбой побеседовать с узником и высказать свое мнение о нем. Драматический разговор состоялся в присутствии супруги царя, Вереники, известной тем, что потом она стала любовницей императора Тита. Павел объяснял свое учение с таким жаром и убедительностью, что скептически настроенный Агриппа воскликнул с иронией: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином» (26:28).

Несмотря на старания Иерусалима, губернатор Фест как-то не мог поверить в вину Павла и в конце концов, чтобы решить эту проблему, предложил ему на выбор: или снова предстать перед судом синедриона, или, воспользовавшись своим правом римского гражданина, обратиться к императору. Павел знал, что его ждет в Иерусалиме, и, не задумываясь, избрал второе. Вместе с другими узниками его посадили на корабль в сопровождении римского сотника Юлия. Недалеко от острова Крит корабль попал в ураган и разбился у берегов Мальты. Благодаря расторопности Павла экипаж и узники спаслись и прожили три месяца на гостеприимном острове. За это время Павел прослыл врачом-чудотворцем (в частности, он исцелил отца начальника острова), а однажды островитяне его даже провозгласили богом. Затем на другом корабле узников отправили в Рим. В порту Путеолы и в предместье Рима Павла встретила делегация проживавших там соплеменников. Римские власти обошлись с ним мягко. Два года, в ожидании императорского вердикта, ему разрешали жить в частном доме под охраной лишь одного солдата. Павел развернул там оживленную деятельность: принимал гостей, излагая им свое учение, диктовал послания к христианским братьям.

Неизвестно, каковы были другие результаты этой миссионерской работы. Но, что касается попыток привлечь на свою сторону руководителей тамошней еврейской колонии, то они закончились полнейшей неудачей. Павлу не оставалось ничего другого, как расстаться с ними навсегда. Делая это, он сказал злобно; «Итак, да будет вам известно, что спасение божье послано язычникам; они и услышат (28:28). На этих знаменательных словах сказание о жизни Павла внезапно обрывается; по непонятным причинам автор «Деяний апостолов» замолкает, не сообщая нам, что же произошло дальше.

Жизнь оказалась сильнее

В языческих храмах жрецы, как правило, сжигали лишь маленькую часть жертвенного животного, остальное же продавали горожанам, фактически держа в своих руках монополию на торговлю мясом. Частный убой скота был строжайше запрещен, исключение делали лишь для иудеев, которым разрешался по религиозным соображениям свой, ритуальный убой. Но кошерного мяса было мало, стоило оно довольно дорого, и повседневная жизнь заставляла многих иудеев, пренебрегая запретами, есть «языческое» мясо. В вопросе о потреблении евреями некошерного мяса зачастую существенную роль играли соображения элементарной вежливости во взаимоотношениях с людьми. Апостол Петр, например, посчитал просто неприличным отказаться, когда новообращенный в христианскую веру римский сотник Корнелий пригласил его разделить трапезу с ним, его родными и домочадцами.

Совершенно иначе дело обстояло в Иерусалиме. Там для иудеев было практически невозможно нарушить запрет потребления мяса животных, приносимых в жертву языческим богам, ибо такого мяса просто не было в продаже. Таким образом, правоверный последователь иудаизма не подвергался там подобным соблазнам. Поэтому последователи Иисуса в Иерусалиме, осыпая апостолов упреками за вкушение некошерного мяса, проявляли обыкновенное провинциальное ханжество. Их глава, «брат господень» Иаков, ортодоксальный формалист в вопросах иудаизма, не соглашался ни на какие уступки в этом отношении, не понимая, что Петр и Варнава, посещавшие дома «эллинистов» в Антиохии, не могли не садиться за стол со своими новообретенными последователями, которые не видели ничего зазорного в потреблении «языческого» мяса, отказ же от совместной трапезы, несомненно, восприняли бы как обиду. И все же под давлением эмиссаров Иакова Петр и Варнава отказались от подобных контактов, вызвав этим резкую критику со стороны Павла. В послании к галатам он упрекает их в непоследовательности и лицемерии. Вот как он описывает этот неприятный инцидент: «Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?» (2:11–14). К сожалению, Павел не сообщает, что ему ответил Петр в свою защиту. Но мы знаем, что после этого конфликта их пути разошлись навсегда. Они больше ни разу не встретились, ни в Антиохии, которую Павел явно избегал, ни в Риме, если вообще сведения о пребывании Павла в этом городе достоверны. Это был, очевидно, один из моментов серьезного раскола между иудейскими и языческими последователями Иисуса. Отношение Павла к данной проблеме весьма любопытно. В первом послании к коринфянам (10:27–29) он рекомендовал своим еврейским подопечным, чтобы они, не прислушиваясь к голосу своей совести, покупали такое мясо, какое есть в продаже, а также садились за общий стол с язычниками. Только, если кто-нибудь из еврейских братьев сделает им замечание, что мясо «языческое», тогда пусть воздержатся, чтобы не шокировать других. На случай, если кто-нибудь подумает, что Павел советовал тут ловчить, мы приведем в его оправдание другую фразу из этого же послания к коринфянам: «Итак, об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто и что нет иного бога, кроме единого» (8:4). Стало быть, по мнению Павла, вся проблема беспредметна, поскольку мяса, испорченного языческими богами, вообще не существовало, ибо не существовало этих богов. Он лишь рекомендовал, сохраняя в этом вопросе свободу совести, не смущать тех единоверцев, которые еще недостаточно сознательны, чтобы это понять. Этот же разумный оппортунизм перед лицом жизненных обстоятельств, который заставил Павла, ради успеха своей миссии среди язычников, отвергнуть кое-какие ритуальные обряды моисеевой религии, определил также его отношение к некоторым аспектам раннего христианства, представляемого иерусалимской общиной Иакова. Это было, как мы бы сказали сегодня, в полном смысле слова ревизионистское отношение.

Позиция Павла проявилась прежде всего в вопросе о структуре общины, основанной на принципе полной общности имущества. Мы знаем из «Деяний апостолов», что руководители общины считали эту структуру неотъемлемой частью новой религии. Мельчайшее отклонение в этой области считалось тяжким грехом против святого духа (вспомним эпизод с Ананией и Сапфирой!). Первыми последователями Иисуса в Иерусалиме была небольшая группа полунищих людей, живших на подаяния, присылаемые более состоятельными единоверцами из эллинских городов. Эти подаяния собирал и привозил в Иерусалим также и Павел. В такой обстановке общность имущества была не только желательной, но жизненно необходимой: дарами ведь нужно было распоряжаться так, чтобы всем доставалось поровну. Поэтому бедные члены общины, чей быт зависел от подаяний, были довольны уравнительным принципом. Но когда община стала бурно расти и число членов ее выросло, как сообщает автор «Деяний апостолов», до пяти тысяч, рамки старой структуры не выдержали. Их разрушил приток состоятельных людей, таких, как Анания и Сапфира, а прежде всего «эллинистов» — евреев из других стран, вносивших в общину свежий ветер широкого мира и зародыш бунта против существующих отношений.

Павел был не только религиозным идеологом, но и трезвым практиком, основателем многих очагов христианства. Он отлично знал социально-политическую обстановку больших и маленьких городов в зоне греческой культуры. И, несомненно, сознавал, что структура общины, основанная на общности имущества, которая даже в провинциальном Иерусалиме с трудом противостояла требованиям жизни, была бы там утопией и, более того, серьезной помехой на пути развития новой религии. Она бы лишь отталкивала прозелитов из ремесленных, купеческих и чиновничьих кругов, в которых Павел был очень заинтересован. Было бы нелепостью требовать от этих зажиточных представителей среднего сословия отказываться от своего имущества и от привычного образа жизни. Впрочем, в данном случае Павлом руководили не только тактические соображения. В силу его социального происхождения у него был, выражаясь современным языком, классовый подход к вопросу. Павел вырос в богатой семье. Его отец торговал в Киликии тканями из козьей шерсти, сам же он научился производству шатров. Благодаря состоянию отца он смог юношей отправиться в Иерусалим, учиться у знаменитого знатока «священного писания» Гамалиила. По тем временам все это стоило дорого, и позволить это себе мог далеко не каждый. После обращения в христианство материальное положение Павла, по-видимому, ухудшилось. Поскольку все источники обходят молчанием вопрос о его семье, то можно догадываться, что Павел порвал отношения с отцом, о котором нам известно, что он был фарисеем, а значит, последователем ортодоксального иудаизма. Поведение сына он, несомненно, воспринимал как непростительное отступничество от религии предков. Конечно, все это лишь догадки, но иначе нельзя объяснить тот факт, что Павел жил исключительно на подаяния своих учеников, на средства, собираемые ими в очагах христианства. В послании к филиппийцам (4, 12) он пишет, что научился жить как в скудости, так и в изобилии. Из этого признания следует, что подаяния, как и всякие добровольные взносы, поступали не слишком регулярно. Но в общем дело обстояло не так уж плохо, ибо в том же послании Павел, выражая благодарность за вспомоществование, пишет: «Я получил все, и избыточествую» (4, 18). У Павла было совсем другое отношение к богатым, чем, например, у Иисуса, судя по евангелиям. Матфей, вкладывая в уста Иисуса знаменитое изречение: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царство божие» (19, 24), осуждает само владение имуществом как безнравственное. Павел же явно мирится с существованием богачей, не осуждает их огулом, а лишь требует, чтобы они поддерживали материально нуждающихся единоверцев. «Ныне ваш избыток в восполнение их недостатка», — пишет он во втором послании к коринфянам (8, 14). А в первом послании к Тимофею мы читаем: «Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на бога живого, дающего нам все обильно для наслаждения, чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры…» (6:17, 18). Как мы видим, идея бедности и общности имущества была Павлу совершенно чужда. Имущественные различия между людьми представлялись ему естественными и неизбежными, он лишь рекомендовал смягчать их щедрыми подаяниями и упованием на бога. Та же конформистская тенденция выступает у Павла в его отношении к власти и к государству. Мы знаем, с какой гордостью он подчеркивал, что он римский гражданин, и как охотно пользовался привилегиями, вытекающими из этого звания. В своей лояльности к властям он заходил так далеко, что это уже отдавало раболепством. Уму непостижимо, как мог думающий, весьма чувствительный в вопросах морали человек проповедовать подобные взгляды. Разве что они были продиктованы не внутренней убежденностью, а практическими соображениями. Вспомним, что свои мысли о власти и государстве Павел изложил в послании к единоверцам, проживающим в Риме. И можно предположить, что, призывая их в такой крайней форме к верноподданническому легализму, он стремился прежде всего дать отпор тем, кто изображал христиан врагами Римской империи, и тем самым спасти единоверцев от преследований. Вот что сказано в этом послании: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога; существующие же власти от бога установлены. Посему противящийся власти противится божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (13:1, 2). По мнению Павла, не только всякая власть — от бога, но даже сборщики податей, как представители этой власти, — слуги божьи. «Для сего вы и подати платите, — поучает он своих римских собратьев, — ибо они божьи служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (13:6, 7).