Читаем без скачивания Врата - Фредерик Пол

   |  классы.  Вы  даже  полушки не получите за F.

Глава 19

   Я  чувствую  себя  таким могучим и одновременно так боюсь, что не знаю, как  с  этим  справиться.  На клочке бумаги С.Я, написала команду, которая превратит   Зигфрида  фон  Психоаналитика  Беспощадного  Преследователя  в котенка.  Мне  не нужно смотреть на листок. Я помню слова наизусть. Тем не менее я читаю их, медленно и тщательно.

   -  Обрати  внимание,  Зигфрид, это приказ, перекрывающий все остальные. Категория  альфа  Маргарет Трумен Дениэль Меркурий Венера Марс Земля шесть шесть ноль шесть. Тебе приказано принять пассивный образ действий.

   Я смотрю на него. Ничего не происходит.

   - Зигфрид? Я сказал все правильно? Ты принял команду?

   -  Конечно,  Боб.  -  Голос  у  него  такой  же, как раньше, и это меня потрясает.   Не   знаю,   чего   я   ожидал.   Может,  мне  казалось,  что голографическая  отцовская  фигура  исчезнет  и на катодной трубке дисплея вдруг возникнут слова:

   ПРИНЯТО. ОТНЫНЕ Я ВАШ РАБ.

   |      ОБЪЯВЛЕНИЯ

   |

   |      Безболезненное   лечение   зубов,   на  основе

   |  частной  оплаты.  Оборудование  для  любых  целей.

   |  Рекомендации. 87-579.

   |

   |      Некурящие   в   вашем  экипаже  недовольны?  Я

   |  эксклюзивный  агент  "Подавителя  дыма" на Вратах.

   |  Наши  сигареты доставляют удовольствие и избавляют

   |  ваших  товарищей от дыма. Для демонстрации звоните

   |  87-196.

   Я  обнаруживаю,  что  весь  дрожу.  Я не анализирую этого ощущения, оно почти  сексуальное. Я говорю: "Ну, Зигфрид, старое ведро с болтами. Значит ли это, что ты в моей власти?"

   Отцовская  фигура  терпеливо  отвечает:  "Это  означает,  что вы можете приказывать мне, Боб. Но, конечно, мои функции ограничены".

   Я хмурюсь. "Что это значит?"

   -  Вы  не можете изменить мою базовую программу. Для этого нужна другая команда.

   -  Хорошо, - говорю я. - Ха! Вот тебе мой первый приказ: покажи мне эту другую команду.

   - Не могу, Боб.

   - Ты должен. Верно?

   -  Я не отказываюсь исполнять ваш приказ, Боб. Просто я этой команды не знаю.

   - Вздор! - ору я. - Как ты будешь ее исполнять, если не знаешь?

   -  Я  просто  выполню  ее,  Боб. Или... - он говорит почти по-отцовски, по-прежнему  терпеливо,  - если отвечать более полно, каждая часть команды активирует   последовательность   инструкций,   а   когда  все  инструкции выполнены, освобождается еще одна область команды. В технических терминах, патрон  с ключом последовательно открывает очередной патрон, также имеющий собственный ключ.

   - Дерьмо! - Говорю я. Некоторое время я перевариваю это. - Так что же я могу приказать, Зигфрид?

   -   Вы   можете   затребовать   любую  накопленную  информацию.  Можете потребовать,   чтобы   я   действовал  в  любом  модусе  в  пределах  моих возможностей.

   -  Любой модус? - Я смотрю на часы и с раздражением замечаю, что у этой игры  скоро  наступит  конец.  У  меня  осталось только десять минут. - Ты хочешь  сказать,  что  я,  например,  могу заставить тебя говорить со мной по-французски?

   -  Qui,  Robert,  d'accord. Que voulez-vous? (Да, Робер, можете. Что вы хотите?, фр. - Прим, перев.).

   - Или по-немецки, с... минутку, - я наобум говорю:

   - голосом басс-профундо из Берлинской оперы.

   Голос доносится как бы из глубины пещеры: "Jawohl, mein Herr".

   - И ты расскажешь мне все, что я захочу?

   - Jawohl, mein Her.

   - По-английски, черт побери.

   - Да.

   - Относительно других твоих клиентов?

   - Да.

   Звучит  забавно.  "А  кто  эти твои остальные клиенты, дорогой Зигфрид? Читай список". - Я чувствую, как мой зуд отражается в голосе.

   -  Понедельник,  девять  сто,  -  послушно начинает он. - Ян Ильевский. Десять   сто,   Марио  Латерани.  Одиннадцать  сто,  Жюли  Лаудон  Мартин. Двенадцать...

   - Она, - говорю я. - Расскажи мне о ней.

   -  Жюли  Лаудон  Мартин  направлена  из  общего  отделения Королевского округа,  она  там  лечилась  в течение шести месяцев, у нее вырабатывалось отвращение  к  алкоголю.  В  истории  болезни  две  попытки  самоубийства, последовавшие  вслед  за  депрессией  - результатом выкидыша пятьдесят три года назад. У меня лечится в течение...

   -  Минутку,  -  говорю я, прибавляя пятьдесят три к возможному возрасту деторождения.  -  Я  не уверен, что меня интересует Жюли. Можешь показать, как она выглядит?

   - Я могу продемонстрировать голограмму, Боб.

   -  Давай.  -  Мгновенная  вспышка,  смутное  световое  пятно,  и я вижу крошечную  черную  женщину на матраце - моем матраце - в углу комнаты. Она говорит медленно и не заинтересованно, ни к кому не обращаясь. Я не слышу, что она говорит, но мне и неинтересно.

   -  Продолжай,  -  говорю я, - и, называя очередного пациента, показывай мне, как он выглядит.

   - Двенадцать сто, Лорн Шефилд. - Глубокий старик с пораженными артритом пальцами,  превратившимися  в когти, держится за голову. - Тринадцать сто, Франс  Астрит.  -  Юная  девушка,  даже  не  достигшая половой зрелости. - Четырнадцать сто...

   Я  прослушиваю весь понедельник и часть вторника. Я не знал, что он так много  работает,  но,  конечно,  он ведь машина и не устает по-настоящему. Один  или  два пациента показались мне интересными, но знакомых не было, и все  они  были  не  лучше  Иветты,  Донны, С.Я, и десятка других. - Можешь остановиться, - говорю я и с минуту думаю.

   Не так забавно, как я надеялся. Да и время мое истекает.

   - Можно поиграть в любое время, - говорю я. - Сейчас поговорим обо мне.

   - Что вы хотели бы увидеть, Боб?

   -  То,  что  ты  обычно  скрываешь  от  меня.  Диагноз.  Прогноз. Общие замечания относительно моего случая. Кем ты на самом деле меня считаешь?

   -  Пациент  Робинетт  Стенли  Броудхед,  -  немедленно  начинает  он, - проявляет  некоторые  симптомы  депрессии,  хорошо компенсируемые активным жизненным  стилем. Причина его обращения к психотерапевтической помощи - в депрессии  и  дезориентации. Он проявляет чувство вины и частичную амнезию на  сознательном  уровне  относительно  нескольких  эпизодов, символически обозначенных   в  его  снах.  Сексуальное  тяготение  относительно  низко. Отношения  с  женщинами  в целом неудовлетворительны, хотя его сексуальная ориентация в целом гетеросексуальна на восемнадцать процентов...

   -  К  дьяволу твои выводы... - начинаю я, рассерженный этим сексуальным тяготением  и  неудовлетворительными  отношениями. Но мне не хочется с ним спорить,  к  тому же он говорит: "Должен сообщить вам, Боб, что ваше время почти кончилось. Теперь вам следует пройти в восстановительную комнату".

   - Вздор! От чего мне восстанавливаться? - Но он говорит дело. - Хорошо, возвращайся  к  норме.  Команда  отменена - так я должен сказать? Отменена команда?

   - Да, Робби.

   -  Ты  опять!  -  кричу  я. - Прими наконец решение, как ты меня будешь называть!

   -  Я  обращаюсь к вам соответственно состоянию вашего рассудка: вернее, соответственно тому состоянию, которое хочу у вас вызвать, Робби.

   - А теперь ты хочешь, чтобы я был ребенком? Ну, ладно, неважно. Слушай, - говорю я, вставая, - ты помнишь весь наш разговор, когда я приказал тебе показывать голограммы?

   -  Конечно,  помню, Робби, - и добавляет, к моему удивлению, потому что уже десять-двадцать секунд, как мое время истекло:

   - Вы довольны, Робби?

   - Чем?

   -  Вы  доказали  себе,  к собственному удовлетворению, что я всего лишь машина? Что вы в любое время можете контролировать меня?

   Я  замолкаю.  Потом:  "Значит, вот что я делал? - говорю я удивленно. - Ну, хорошо. Ты машина, Зигфрид. Я могу тебя контролировать".

   А  он  произносит  мне  вслед: "Но ведь это мы и так знали? То, чего вы по-настоящему боитесь, то, что хотите контролировать, - это внутри вас".

Глава 20

   Когда  проводишь  бесконечные недели так близко к другому человеку, что знаешь  каждое  икание,  каждый  запах,  каждую  царапину на теле, то либо начинаешь  смертельно  ненавидеть, либо погружаешься глубоко в другого, не зная  выхода.  У Клары и меня было и то, и другое. Наше маленькое любовное увлечение  обернулось  отношениями  сиамских  близнецов.  И в этом не было никакой романтики. Между нами вообще не было пространства для романтики. И все  же  я знал каждый дюйм Клары, каждую пору, каждую ее мысль лучше, чем знал  свою  мать.  И  тем  же  самым путем: из чрева наружу. Я был окружен Кларой.

   И,  подобно  инь  и  ян,  она  была  также окружена мной; каждый из нас определял  вселенную  другого,  и бывали времена, когда я (я уверен, что и она) отчаянно хотел вырваться и глотнуть свежего воздуха.