Читаем без скачивания Мириад островов. Строптивицы - Татьяна Мудрая

— Разберись с этим. Снаружи ничего подозрительного не торчит, даже ручки. Лысо, как бритая коленка.

Олли подошла, пощупала с пристрастием:

— Задачка для кретина, как говаривал па Рауди маме Орихалхо. Если нет выпуклостей — поищем впуклости.

Пальцы её пробежались по не такому уж и ровному полю, ощупывая и кое-где надавливая.

— Так. По краям пригнано стык в стык, косяки и петли не выступают, направляющих борозд не видать. На вперед-назад, ни вправо-влево не колыхается.

— Балансир? — отозвалась Барба.

— Ага, качели. Неравновесные — одно плечо куда больше другого. На продольной оси. И вроде не заперты. Хотя…

Олавирхо надавила плечом на еле заметную оспину в древней бронзе, поднатужилась — и вдавила внутрь большую часть полотна. Меньшее плечо рычага выперло наружу — со стороны могло показаться, что дверца устроена так же, как все обычные.

Изнутри хлынул свет — смутное подобие дневного.

— Ось вроде как даже внутренняя, — подытожила Олавирхо, заглядывая в широкую щель. — Пятки с подпятниками, но только вершках аж в трёх от поворота вместо одного. Чтобы изнутри тоже не догадаться.

Девушки переглянулись.

— Нас там ждут? — спросила Барба.

— Не думаю, чтобы очень.

— Проверим или снова наверх?

— Проверим.

— Мэс Грайн, нам нужны два зажжённых факела и огниво.

— Прикажете мне тоже идти? — ответил он с надеждой.

— Нет. Дорога нагрета, слуги — не самоубийцы, мы тоже гости дорогие, судьбой хранимые. Оставайся, но бди.

И, воздев тускло горящие факелы, сёстры шагнули на первую ступень. Калитка за ними повернулась и закрылась от еле заметного толчка.

Лестница была узкой, но прямой и чистой и явно хоженой. Воздух был прохладен и удивительно сух — девушки готовы были пожалеть, что оделись так тепло. С первого взгляда казалось, что и факелы излишни — стены и свод мерцали, как ясное ночное небо.

— Что это за чудо? — спросила Олли.

— Похоже, просто червячки, — пояснила Барба. — Подманивают и едят ещё большую мелочь, чем они сами. Помнишь, мы с тобой читали про пещеру Вайтомо?

— С летучими мышками конкурируют, — кивнула Олли, придерживаясь за чуть поржавевшие чугунные перила.

Так они шли долго и монотонно: пролёт сменялся площадкой, на которой загробно светились факелы, не очень похожие на их собственные, площадка сменялась пролётом, как казалось, ещё более длинным.

— Спасибо, что вниз, а не вверх, — философствовала старшая сестра.

— Хочешь сказать, что не напрасно мы доверились Грайну — ну, по поводу оборонных помещений?

— Наверное. Успеется ещё. Любопытно, кого собрались отражать эти скотоводы и землепашцы.

За такими разговорами прошло не так мало времени. Как известно, оно тянется для тех, кто ждёт неведомо чего, и рвётся гнилой нитью для людей беспечных.

Лестница постепенно становилась более пологой, ступени, уже не перемежающиеся ровным пространством, — низкими.

И, наконец, девушек вынесло на подобие небольшой площади, освещённое вовсе не факелами и не гнилушками, а словно жидким живым хрусталём.

— Барба, да ты посмотри! — ахнула Олавирхо. — Вот оно — сердце.

— Что-то робеют наши девицы, — с ленцой проговорил Сентемир, отодвигая покрывало с постели. — Жаль. Мы-то весь день швабрили пол и драили медяшку, как на корабле.

— Тебе так охота попробовать их на вкус? — ехидно осведомился Арминаль. — Или чтобы они от тебя отломили немалую крошку?

— Не думаю, что дело обстоит таким образом, — ответил Сента. — Намёков о том, каковы на самом деле наши проблемы, мы раскидали уйму.

— Полагаешь, девиц это остановит? — спросил Армин.

— Надеюсь, хоть замедлит продвижение. Найдётся у них за душой хоть какой-нибудь страх или нет? А, чему быть, то уж не минует. Даже хочется огрести что положено побыстрее. Как по-твоему, а им уже попалась на глаза знаменитая подводная…

— Либерея, — ахнула Барбара, поднимая факел кверху. — Библиотека.

Свод над ними был сотворён из гигантской линзы горного хрусталя, ночь колыхалась вверху перемежающимися волнами мрака и серебристого лунного света. На круглом столе посередине круглого же зала зеленовато горели странного вида лампы, больше похожие на бокал, чем на канделябр. Стеллажи простирались до самого верха, узкие галереи-променады из тёмного дерева разделяли их на горизонтальные секции из трёх-четырёх рядов. Узкие трапы вели от променада к променаду.

На полках жили книги. Благородно-старинного вида, большие и малые, поставленные вперемешку и без видимого порядка, повёрнутые тылом или фасадом, в матовых переплётах и с глянцевитыми корешками.

— Лучший подарок Тёмного Мессира владельцам, — мечтательно сказала Олли. — на котором они должны были примириться.

— Почему ты так думаешь?

— Сходились здесь за столом — и прочь враждебные мысли.

— Вы говорите верно, — отозвалось обширное эхо с полок. — И о строителе, и о заказчиках. И о том, что печатные книги, коих здесь, увы, большинство, с самого начала считались хитроумной придумкой сатаны.

— Вот как? Почему инкунабулы и палеотипы, а не манускрипты?

— Если вы желаете, то поведаю вам некую историю, — вздохнул голос.

— Конечно. Только скажи нам, девам Олавирхо и Барбаре, кто ты сам, — храбро сказала Олли.

— Вы — девственницы? — басовито усмехнулся их собеседник. — Вот уж не сказал бы. Ваши драгоценные ин-октаво сообщили мне иное. Не удивляйтесь — книги способны говорить друг с другом на своём собственном языке помимо того, на коем напечатаны или написаны. Но всё равно — слушайте.

И вдруг заговорил совсем иным голосом — азартным и в то же время чуть ветхозаветным, словно мальчишка-подросток, на долгие века застрявший в своём возрасте:

— Видывали ли вы, чтобы хоть кого так звали — сестра Эколампадия? Ну, не видели, слышали. Нет? А вот морскую девчонку именно так и окрестили во время пострига. Мы-то её по-простому кликали: Экола. Мы — это брат Арктиум и брат Зефирантес. Про нас шутили, что мы заключили в скобки весь латинский алфавит от A до Z и всю монастырскую флору в придачу. От и до. Вплоть до сорняков.

Это такой обычай у нас, монахов-колумбанов. Принимать в качестве второго, истинного имени латинские названия растений.

А происходит он от того давнего обстоятельства, что живём мы искони на пустынных и малонаселённых островах, в лучшем случае на морском побережье. И святой Колумбан с последователями желали хотя таким образом взрастить вокруг себя сад земной.

Теперь-то всё изменилось, хотя не раз бывало на грани погибели. Сад с прекраснейшими плодовыми деревьями, взращенными на привозной чёрной земле и своём навозе, грядки с лекарственными растениями и пахучими травами, цветы для статуи Девы и наших дорогих могил. Подобные ему почти во всём тучные огороды и виноградники сестёр-колумбанок через две стены от нашего обиталища — женский монастырь не напрасно возведён рядом с мужским.