Читаем без скачивания Александр Невский - Сергей Мосияш

— Не мелю, а знаю. И копьем тогда лучше не пользуйся, бей кинжалом под лопатку. Зубами рви, а княжича не дай задрать. Чуешь?

— Чую.

Заметив испуг в глазах Ратмира, Стоян понял, что достаточно страху нагнал, и решил ободрить.

— А вепря не боись, он, чай, тоже тварь живая, свинья и свинья. Уязвить легко и даже просто. Главное, не промахивайся. Он крепок осенью, а сейчас весна.

Ловчий ушел, и окрест наступила полная тишина.

Ратмир осторожно прокрался к кустам, куда указал ему Стоян. Он старался и дышать даже тише, чтобы не услышал его Александр.

Ратмир знал, что с другой стороны от княжича находится Рача; он не впервой на таком лове, вепрей бивал уже, и это успокаивало юношу: втроем и с чертом управимся! Тьфу, тьфу!

Тишина была долгой, утомительной. Но вот вдали прозвучал рог, и сразу оттуда послышались вопли и свист кличан [66].

Александр стоял за дубом, не спуская глаз с мелкого орешника, откуда должен был появиться зверь. Кличане заходили дугой, стараясь тем самым направить кабана точно на княжича. Их крики, хлопки, свист приближались.

Александр чувствовал, как гулко бьется его сердце в ожидании зверя и млеют пальцы, сжимая копье. В первый лов на вепря хотелось только удачи. Он мысленно молил бога направить вепря на него.

— Только бы сегодня, только бы сейчас! А потом…

Зверь выскочил из орешника неожиданно. Он, подобно копью, стремительно мчался мимо дуба, и Александр понял, что ждать нельзя. Он выступил из-за дерева с копьем наперевес и сделал выпад вперед, нацелив удар в плечо вепрю. Копье вонзилось, но разгон зверя и вес его были столь велики, что черенок копья хрустнул как соломинка.

Вепрь с визгом промчался мимо, словно тараном сбив княжича с ног. Все это видели из-за кустов Ратмир и Рача. И одновременно, не сговариваясь, они кинулись на выручку княжичу, когда разъяренный вепрь, поворотив назад, ринулся на лежавшего Александра. Княжич выхватил кинжал, но вскочить не смог.

Рача вонзил свое копье первым, попав точно под лопатку вепря. Ратмира задержали кусты, через которые он рванулся, и поэтому ударил он уже тогда, когда издыхающий зверь последним рывком достиг княжича. Вепрь успел навалиться на ноги Александру и, обливаясь кровью, испустил дух.

— Ноги, — поморщился княжич. — Скорее освободите ноги.

Ратмир и Рача вцепились в жесткую, колючую и липкую щетину вепря. Им стоило больших усилий свалить тушу с ног своего господина.

Александр был бледен. Не лучше выглядели и его слуги.

— Благодарю тебя, господи, — крестился Ратмир.

Княжич попытался встать, но резкая боль в левой ноге не позволила ему этого.

— Кончай молитву. Пособи встать.

Ратмир и Рача подхватили княжича с двух сторон, осторожно помогли подняться. Но княжич мог встать только на правую ногу. Платье и сапоги его были залиты кровью зверя, что поначалу сильно испугало слуг.

Ратмир побежал за конем, а Рача помог княжичу присесть на тушу вепря.

— А хорош зверь, — похлопал Александр по жесткой щетине. — Коли б не ты, не быть бы мне живу. Спасибо тебе, Рача, спасибо.

— Слава богу, что обошлось, — искренне молвил Рача. — В другой раз так нельзя — бросаться свинье в лоб. Надо пропускать. Понял?

— Да это-то я давно понял. Стоян уши прожужжал. А тут вижу, несется, как стрела. Думаю: промахнусь, не успею ударить. Вот и выскочил встречь. Куда хоть угодила мое-то копье?

Рача осмотрел зверя.

— Да вот. Удар пришелся у плеча, но высоковато. Загнал ему под кожу копье. А коли б чуть ниже, мог бы в сердце угодить, если б меж ребер попал. Для начала добрый удар.

— Ты не льсти, — поморщился княжич. — Удар — тьфу! Коли б, коли б, вырос бы во рту гриб.

Вскоре прибежал Стоян, увидев окровавленного княжича, напугался:

— Что с тобой, Ярославич?!

— Пустое, нога подвернулась.

Ловчий хотел было на Рачу напуститься, что не углядел, но Александр осадил его:

— Перестань, Стоян. Если б не Рача, меня б отпевать пришлось.

Набежали кличане, заахали, зацокали, нахваливая убитого зверя и искренне жалея пострадавшего юношу.

— Надо к Кузьмихе его, — предложил один из кличан. — Та мигом поправит ногу-те.

— Ишь чего выдумал, — возразил другой, — княжича к ведьме этой.

— Ведьма, ведьма, а меня дважды от смертыньки спасла. Да твоему дитю кто брюхо-те вылечил? Не Кузьмиха ль?

— Можа, то случай с дитем-то.

— Дурила. Какой «случай»? У всех-то болевшие дети преставились, а ты небось к Кузьмихе побежал. А теперь: «ведьма».

— Все одно с нечистым она водится.

Пока кличане меж собой препирались, решая, как помочь княжичу, Ратмир привел Александру коня.

— В веску, — коротко бросил Александр и поехал следом за толпой кличан, устремившихся домой.

Стоян и еще несколько дружинников остались, чтобы разделать и погрузить тушу кабана.

Весь путь ехали молча и шагом, лишь в виду вески княжич обернулся к Ратмиру.

— Догони кличан, узнай, где Кузьмиха живет.

Ратмир подстегнул коня и скоро нагнал смердов.

Переговорив с ними, он воротился в сопровождении старика.

— Вот, Ярославич, этот дед покажет.

Веска оказалась немалой. Более десятка дворов беспорядочно теснились на угорье близ речушки.

А выше всех, на отшибе, под старым развесистым дубом стояла Кузьмихина избенка. Недалече уже лес начинался.

— Что это вы, аль выгнали ее? — спросил Александр деда. — Эвон куда запятили.

— Сама так возжелала, поближе, знать, к нечистой силе, — отвечал старик, крестись и сплевывая.

— А давно она с нечистым знается?

— Давно. Еще в молодости чуть что — шасть в лес. Травку сбирает всякую, сама что-то шепчет да смеется.

— А пошто ж вы к ней с хворями бегаете?

— А куда денешься? Заболит что люто, хошь к кому побежишь.

— Кузьмиха помогает?

— Вестимо. Травку какую-нито попарит, даст подышать ейным духом, с «самим» пошепчется. И все.

— С кем с «самим»?

— Вестимо, с нечистым же. А он ее слушается. Выйдешь от Кузьмихи, сплюнешь через плечо, перекрестишься три разы, — это чтоб он отстал, — и до избы своей бегом.

Избенка Кузьмихи маленькая, с одним оконцем, затянутым пленкой бычего пузыря.

Сама Кузьмиха и впрямь на ведьму смахивает — волосы седыми космами из-под повойника торчат, нос сух, темен, глаза глубоко запали под насупленными бровями.

Княжич уже пожалел было, что надумал к ней приехать. Можно б было и до Городища потерпеть, а там бы лечец княжий пособил ноге. Александр и поворотил бы на Новгород, да гордость не позволяла. Что смердам помыслится? Испугался, мол, княжич ведьмы-то, слабенек оказался. Не только уехать, но вида-то являть нельзя, что старуха эта и впрямь страшновата. Может, и ведьма, поди проведай.

— Добрый вечер, старая, — приветствовал Кузьмиху Александр, стараясь не опускать глаз под ее пронзительным взглядом.

— Здравствуй, здравствуй, сынок, — отвечала старуха голосом ласковым, не вязавшимся с ее видом. — Чай, приболел, сердешный?

— Это тебе не «сынок», — сердито осадил ее дед. — А княжич. Наш княжич Александр Ярославич. «Сынок»…

Старуха с укором посмотрела на деда.

— Эх ты. Век прожил, дела не понял. Чай, мне не званье ведать надобно, а хворь, человека терзающую.

Сказав это, она отвернулась от старика и уж более не интересовалась им.

— Никак, ноженьку зашиб, сынок, — молвила Александру участливо. — Не кручинься, поправим.

«И впрямь ведьма», — подумал Александр, дивясь такой догадливости. Он перекинул больную ногу через луку седла, и тут же подбежавшие слуги помогли ему спуститься с коня.

— Милости прошу, сынок, до моего дома.

Опираясь на плечи слуг, княжич, пригнувшись, протиснулся в Кузьмихину избу.

Она оказалась столь мала, что от середины ее можно было рукой любую стену достать. Тусклый свет, проникавший через оконце, скупо освещал стены, сплошь увешанные пучками сухих трав и кореньев. И даже земляное ложе в углу было застелено травами. Кузьмиха вошла следом и указала отрокам:

— Положите.

Александр с помощью слуг лег на душистое ложе и вытянулся с облегчением, ощутив наконец желанный покой.

— А теперь идите, — велела старуха отрокам, — вздуйте во дворе огонь да поставьте на него греться воду.

Когда все ушли, Кузьмиха присела возле княжича и осторожно коснулась больной ноги.

— Болит?

— Болит, — признался княжич.

— А так? — чуть придавила пальцем Кузьмиха в другом месте.

— Еще пуще.

— Ладно, ладно, — пробормотала старуха. — Сейчас мы сапожок сымем и править ногу-те станем.

Александр понял, что будет еще больнее, и приготовился, стиснув зубы. А Кузьмиха возилась с сапогом и говорила совсем о другом.