Читаем без скачивания Александр Невский - Сергей Мосияш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выскочив на новгородскую дорогу, Станила увидел далеко впереди группу княжича. И погнал что есть духу вдогон, одновременно и желая и боясь нагнать ускакавших.
Влетев в Новгород, Станила не раздумывая свернул на Варяжскую. Тому решению и конь пособил — побежал куда надо. Ворвавшись в купецкий двор, кубарем скатился Станила с коня.
— За-ради Христа спасителя вороти мне шубу!
Для пущей убедительности на колени перед хозяином пал.
— Так я ж купил, — удивился купец такому напору.
— Я куны ворочу, я ворочу, — спешил Станила, лихорадочно расстегивая калиту. — Ради бога, не губи. Вороти.
Станила всем нутром, шкурой своей чувствовал, как летят мгновения, как улетает время. А купчина — кол ему в глотку — словно нарочно не спешит, раздумывает.
— Вот. — Станила высыпал в горсть серебро, отсчитывать начал. — Двадцать, тридцать… Сорок.
Купец прервал его — подставив свою ладонь, другой сгреб в нее все серебро. Станила обомлел, всхлипнул обиженно:
— Так тут не менее двух гривен…
— Вот и ладно будет, — нахмурился купец. — Не подсовывай честным людям краденое. Ишь, в поруб меня захотел?!
Станила кинул шубу поперек седла и помчался прочь со двора. По его расчетам, княжич с отроками где-то уж на Софийской стороне давно.
Скорей, скорей. Мчится конь Станилы по бревенчатым улицам, летит из-под копыт его ощепье, шарахаются в стороны встречные, недобрым словом провожая ошалевшего мужа. Выехав за город и увидев впереди княжича с отрядом, переезжавших Гзень, Станила облегченно вздохнул.
— Александр Ярославич! — закричал он, догнав господина.
Княжич обернулся, спросил взором только: «Ну что еще?»
— Казни меня, окаянного, но токмо прости за-ради Христа. Вот. — Станила поднял злополучную шубу. — Грех попутал.
Александр увидел шубу, узнал ее, брови сурово насупил и… отвернулся. Станила увидел, как стиснул челюсти княжич.
— Побоялся я, — лепетал Станила. — Страшно одному лесом-то. Положил, припрятал, думал, побежим мимо и прихвачу.
Но княжич ровно и не слышал, а наддавал ходу.
Станила отстал. Скакал позади всех, глотая пыль со слезами.
К веске они выскочили низом вдоль речушки и сразу увидели на угорье около дуба большой огонь, а вкруг него темные фигурки людей.
— Кузьмихина изба! — вскрикнул Ратмир, и только теперь все поняли: и впрямь горит изба Кузьмихи.
Княжич вытянул плетью вороного, и тот скоком помчал его на угорье. Жители веси, толпившиеся у огня, заметили верховых и кинулись все разом в сторону леса.
— Догони кого-нибудь! — крикнул он Ратмиру.
Ратмир лихо гикнул и помчался наперерез утекающим. За ним три воина.
Княжич подскакал к пылающей избе Кузьмихи. Около не было ни души. Сухие бревна и крыша горели жарко и споро. Огонь поднимался так высоко, что прихватывал жарким дыханием ветки дуба. Листья на дубе свернулись, накалились, готовые вот-вот взяться пламенем.
Наконец со стороны леса появился Ратмир с отроками. Они гнали перед собой какого-то ветхого старика.
— Что, моложе не нашли? — нахмурился княжич.
— Молодые аки зайцы, князь. А этот в портках запутался, — осклабился Ратмир, но тут же погасил ухмылку, смекнул, что княжичу не до шуток.
— Ну, дед, где Кузьмиха? — обратился Александр к старику.
— Ведьма-то? Там, — мотнул неопределенно головой старик.
— Где «там»?
— Где ей быть должно. В огне, господине, в огне.
— Ты что?! — поднялся в седле Александр, уловив страшный смысл сказанного. — Кто позволил?!
— Мир приговорил, батюшка.
Княжич толкнул было вороного на старика, сдавил рукоять плети, готовясь к удару, но спохватился, осадил сам себя: старик ведь.
А в горящей избе рухнул потолок, и оттуда из пламени рванулись вверх мелкие, сыпучие искры.
«Травы, — невольно потянул носом Александр, пытаясь уловить знакомый запах. — Зелье Кузьмихино. Прости, старая, что не поспел я. Ай как нужна ты была, как нужна!»
Княжич неотрывно смотрел на огонь, не обращая внимания на лепетавшего у его стремени деда.
— Коровы во всей веси исть перестали, — жаловался старик. — Языки у них пораспухли. Сами выхудали. Молоко пропало. Все это она, ведьма, сотворила, боле некому. Вот мы миром-то и собрались, и приговорили, все по правде, все по совести, господин…
Княжич не слушал деда, он, прищурившись, смотрел на огонь. Мало-помалу притихли позади и отроки.
Но вот Александр медленно поднял правую руку и махнул ладонью. Это легкое движение, казалось бы ничего не означающее, понял только тот, к кому оно обращено было, — Станила. Он подъехал к княжичу и протянул ему шубу.
Александр, даже не обернувшись, схватил нагольник, привстал в стременах и, сильно размахнувшись, кинул его в огонь.
XXVII
САВА-ЛЕТУН
Велико горе князя — смерть наследника, неутешно сердце княгини — матери покойного. Да что ж делать? Видно, всевышний решил забрать княжича, призвать его пред светлые очи свои.
И если невеста оставлена без жениха, без суженого своего, не знак ли то, что быть ей невестой Христа? Так и только так поняла это Евфросинья. И хотя князь Ярослав одарил бедную девочку щедро и богато, ушла она от мирской суеты в монастырь. Постриглась Евфросинья в монахини.
Федора похоронили в Юрьевском монастыре. Сразу же после погребения увез Ярослав неутешную княгиню в Переяславль, подальше от Городища, от тех мест, которые будут бередить ее сердце горькими воспоминаниями. Прощаясь с Александром, Феодосья Игоревна обняла его жарко, прижала к груди, прошептала на ухо:
— Сынок, поклянись мне положить меня рядом с Федором.
— О чем ты, матушка? — отпрянул Александр.
— О смерти сынок. О своей смерти. Уж недолго сыночку ждать меня. Обещай мне исполнить волю мою.
— Исполню, матушка… Исполню…
— Спаси бог тебя, дорогой.
Княгиня перекрестила Александра и устало направилась к колеснице.
И остался на Городище княжич Александр один. Конечно, была при нем его младшая дружина, кормилец и даже Яким. Приходил немец учить языку, являлся и Темир со своим «дай клеб», «дай вода», но не было рядом близкого, родного человека.
Ближе всех к княжичу разве что Ратмир, но ведь слуга простой, рядом не поставишь. Да он и сам знает это. Если явится к княжичу в покои спать, так на полу себе стелит, даже на лавку не просится.
— Может, на ловы съездим, — предложил Ратмир, видя, что княжич мрачен.
— Кого в лето бить-то? — отвечал Александр. — Все зверье детву повывело. Пусть отдыхают, плодятся.
Не может Ратмир видеть душевное томление своего господина, но не умеет помочь ему. Что придумать, найти такое, чтобы отвлечь его от невеселых дум? Пошептался Ратмир с Федором Данилычем, поспорили о чем-то, но все же к согласию пришли. И вот на следующий день вышли на широкий двор отроки-дружинники в одних портках и весело, с шутками-прибаутками, начали строить ворота, вязать ивовые снопы, колоды затесывать.
— Чего это затеяли? — спросил княжич Ратмира.
— Нехорошо воину без дела быти, князь, — отвечал Ратмир. — Объявись рать, а он и копья не умеет держать.
— Уж не натаривать ли сбираешься?
— Истинная правда, Ярославич.
На следующий день вскоре после заутрени началась во дворе потеха. Всей младшей дружине Ратмир дело нашел. Одних определил копья метать в снопы ивовые, других из лука стрелять по колодам. Но самое интересное под воротами происходило.
Ворота те немудреные были: два стояка да вверху перекладина. Первым у ворот решил сам Ратмир удаль явить. Сел на коня, взял копье, отъехал подальше. Гикнув, мчится на ворота и уж копье назад за спину отводит, готовясь метнуть. Помчалось вперед копье, устремясь вверх выше ворот, а там-то его и подхватил мчавшийся вслед вихрем Ратмир. И вот оно опять в руке у него, готовое к бою.
Дивятся дружинники ловкости милостника княжеского, каждому хочется самому эдак проскакать. Начали по очереди отъезжать с копьями и пускать коней в те ворота.
Ратмир исподтишка косится на крыльцо сеней, где княжич сидит и за всем наблюдает. Ага, улыбается! А вот засмеялся! А тут привстал. Глядь, уж и бежит с крыльца.
— Ратмирка, коня! Дай-ка попробую.
Ратмир машет рукой, и уже по знаку его бегут конюшие. Все у них сговорено, Воронко с утра под седлом, копье легкое подобрано.
Александр отъехал как можно дальше, повернул, задержался несколько, прилаживая удобнее в руке копье, и тронул коня. Застоявшийся Воронко рванул ходким скоком и, почуяв свободный повод, помчался стрелой. Княжич не видел ничего, кроме приближающихся ворот. Кинув вперед хищное копье, он скакал, привстав в седле, и зорко следил за его полетом. Поднял руку, словно приветствуя боевого друга, и, когда летящее копье коснулось ладони, захлестнул древко пальцами накрепко.