Читаем без скачивания Давид Сасунский - национальный эпос армянского народа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я досаждал вам столько раз!
Сасуна старцы и юнцы!
Вы все мне братья и отцы.
За чьим ни сядете столом,
Попомните меня добром!
А теперь вспомним про славную дочь Медного города, про жену Санасара-богатыря, мать Львораздирателя Мгера, Давидову бабку.
Сасунская царица Дехцун-цам, где ты? Почему ты больше не появляешься в сказе о царстве Сасунском?.. Потому не появляется Дехцун-цам, что, после того как Львораздиратель Мгер и его жена умерли, она затворилась в своем покое и дала себе обет:
– Пока не подрастет единородный Давид, пока не заменит он Львораздирателя Мгера, пока не облачится в доспехи его и оружия его не возьмет, пока не вспрыгнет на Конька Джалали, я из своего покоя никуда не выйду.
В тот день, когда Давид песней и игрой на трубе прощался с сасунским народом, молодая служанка принесла еду сасунской великой бабке. Дехцун-цам спросила служанку:
– Красавица! Я слышала, кто-то на дворе трубил в Мгерову трубу?
– А разве ты ничего не знаешь, мудрая жена? Давид отцовские доспехи надел, мечом-молнией препоясался, сел на Конька Джалали, трубит в отцовскую трубу, едет на бой с Мсра-Меликом.
Обрадовалась Дехцун-цам, на месте не усидела. Атласное ее покрывало истлело от времени, обтрепалось. Дехцун-цам вскочила, а покрывало осталось на тахте.
Давид проезжал мимо бабушкиного окна. Дехцун-цам высунулась в окно и увидела Давида на отцовском коне.
– Джалали, Джалали, милый ты мой Джалали! – воскликнула она. – У моего Давида нет отца – будь ему отцом родным! У моего Давида нет матери – будь ему родной матерью! Ты Санасару братом был – будь братом и его внуку! Ты Мгеру моему помощником был – будь помощником и его сыну! Отвези моего Давида на Цовасар к Молочному роднику и остановись там, а Давид пусть сойдет и живой воды напьется; а как напьется, сразу могучим станет. Оттуда отвези моего Давида к Порцакару – Камню испытаний. Пусть Давид ударит мечом по железному столбу. Коли перережет столб – пусть бросается в бой, а коли не перережет – пусть вернется домой, а потом снова пусть силу свою попытает.
И тут Конек Джалали заговорил человечьим голосом:
– Будь спокойна, мудрая жена! Я исполню твое повеление.
ДАВИД ПОБЕЖДАЕТ В БОЮ
Конек Джалали понес Мгерова сына на Цовасар, остановился у Молочного родника и когда увидел, что всадник не думает слезать, то опустился на колени.
Давид решил, что конь притомился.
– Ах, чтоб ты себе шею сломал, Конек Джалали! – воскликнул Давид. – Я думал, ты через кровавые реки меня перенесешь, а ты ручейка испугался?
Давид ударил коня стременами и сломал ему ребро. Конь рассердился.
– Что ты наделал, сумасброд сасунский? – вскричал он. – Ты сломал мне ребро! Вот я тебя сейчас подниму, зашвырну на солнце, и ты сгоришь!
– Ну, ну! – сказал Давид. – Я рожден от воды. Я к тебе под брюхо юркну!
– А я спущусь на землю, ударю тебя о камни, и ты разобьешься!
– Ну, ну! Я рожден от огня. Я к тебе на спину вспрыгну! Тут Конек Джалали присмирел.
– Ах, сумасброд сасунский! – сказал он. – Ради твоего покойного отца я тебя прощаю. Ты забыл наставление твоей бабушки? Ты не видишь, что я стою у Молочного родника? Попей воды и на мое сломанное ребро чуточку брызни.
Тут только Давид понял свою ошибку. Тотчас же слез он с Джалали, в глаза его поцеловал, смочил ему бок ключевою водой и пустил пастись. Ключевая вода была целебная – в одно мгновенье зажило ребро у коня. Давид напился воды, лег у родника и уснул.
Конек Джалали загородил от солнца вспыльчивого своего ездока.
Через час проснулся Давид, и что же он увидел? За это время он так в теле раздался и так стал могуч, что шлем слетел у него с головы, с ног сапоги соскользнули, пояс валяется на земле, ворот кафтана не застегивается.
Встал Давид, из шлема выбросил семь пудов хлопка, и тогда шлем впору ему пришелся. Потом из сапог выбросил семь пудов хлопка, и тогда сапоги пришлись ему по ноге. А когда он меч-молнию к поясу привязал, оказалось, что меч едва доходит ему до колен.
Давид поднял отцовскую палицу, словно то не палица была, а перышко, вскочил на коня погнал его к железному столбу, выхватил меч и на скаку перерезал столб. Обернулся Давид, смотрит: верхняя, отсеченная часть столба не упала, висит на нижней – так стремительно рассек его молния-меч. Давида зло взяло на себя, и он воскликнул:
Ах, ноги мои! Не несли б меня на Цовасар,
Уж лучше б рука нанести не сумела удар,
Когда одним махом не рассекла Порцакар!
Пусть лучше навеки, навеки затмится мой взор,
Не видеть бы только бесславье мое и позор!
Отчизне моей любимой грозят полон и разор!
Вдруг, откуда ни возьмись, налетел, вертя хвостом, буйный ветер-дракон, опрокинул Порцакар и вдаль полетел. Только тут удостоверился Давид, что его меч рассек железный столб пополам, воспрянул духом и начал себя подбадривать:
Нет, не слабейте, ноги мои,
Раз донесли меня на Цовасар!
Нет, не слабейте, руки мои,
Коли нанес я грозный удар!
Зоркими будьте, очи мои,
Коли повержен мной Порцакар.
Такими словами Давид подбодрил себя и воодушевил, а затем погнал коня к полю брани, остановился на вершине холма, посмотрел вокруг, видит: звездам небесным есть счет, травам полевым есть счет, Мсра-Меликовым воинам нет счета. Шатры его белели от склонов Цовасара до Батманского моста.
Давид был смельчак, но и в сердце к смелым закрадывается страх. Вид мсырской несметной рати привел в трепет Давида, и он заколебался.
– Ой-ой-ой! Как же я буду с ними воевать? – воскликнул он. – Если бы даже они превратились в камыш, а я – в косца, мне все равно бы их не скосить. Если бы даже они превратились в хлопок, а я – в огонь, мне все равно бы их не опалить. Если бы даже они превратились в осенний суховей, а я – в ветер с юга, мне все равно бы их не разметать по оврагам. Если бы даже они превратились в новорожденных ягнят, а я – в голодного волка, мне все равно бы их всех не перегрызть. Господи Боже! Как же я буду воевать с этим бесчисленным войском?
Почуял Конек Джалали, что дрогнул Давид, и заговорил человечьим голосом:
– Не смущайся, Давид, и не бойся! Сколько посечешь ты своим мечом, столько же смету я своим хвостом. Сколько переколотишь ты палицей, столько же подавлю я своими копытами. Сколько ты спалишь огнем меча-молнии, столько же я сожгу пламенем, пышущим из ноздрей моих. Сколько повалит твой Ратный крест, столько же развеет ветер, что подымется от моего бега. Не бойся, Давид! Как скоро зной тебя сморит, как скоро ты утомишься, я подыму тебя на Цовасар, к Молочному роднику. Там ты ключевой воды напьешься, отдохнешь, свежих сил наберешься, и тогда я снова помчу тебя на ратное поле.
Слова Джалали вдохнули бодрость в Давида. Он собрался с силами и хотел было ринуться в бой, но вдруг призадумался и сказал себе: «Еще раз взгляну на Сасунские горы, а там и в бой вступлю». Погнал он коня к Богородице-на-горе, окинул взглядом сасунские кручи, глубокие теснины, деревья и цветы Цовасара, сердце у него дрогнуло, и он запел:
Эй вы, цовасарские чистые родники
С целебной и вкусной водою! Прощайте! Мир вам!
Меня будет жажда томить в смертельном бою,
А вы серебром холодным сверкайте. Мир вам!
И вы, моего Цовасара родного цветы,
И вы, быстролетные вольные ветры, – мир вам!
Мне в жаркой и грозной битве нынче гореть,
А вы все так же прохладою вейте. Мир вам!
Высокие горы, Сасунские горы мои!
Кровавый бой мне сейчас предстоит. Мир вам!
Быть может, за вас я и голову нынче сложу,
А вы держите голову выше. Мир вам!
Попрощался Давид с родными Сасунскими горами и уже собрался ударить на врага, но передумал и решил по старинному сасунскому обычаю сначала предупредить врага, а потом уж на него ударить.
Поднялся он на вершину ближнего холма и крикнул мсырскому войску:
Кто спит – скорее пробудись,
Не спишь – в доспехи облачись,
Облекся – так вооружись.
Оружье взял – седлай коня
И в бой, доспехами звеня!
Эй, мсырцы, слушайте меня,
Смотрите: я иду на рать.
Я не позволю вам болтать,
Что я подкрался к вам, как тать.
Предупредил Давид врага, а потом мысленно помолился:
«О, землю и море сотворивший, небосвод воздвигнувший, плоды нам дарующий Бог! Ты мелководному ручью подаешь силу врезаться в многоводную реку, – подай же силу и мне врубиться в орду Мсра-Мелика!»
Тут Давид стремглав пустился вниз по склону горы и, словно молния, падающая с грозового неба, обрушился на мсырское войско… То туда, то сюда помчится, направо рубнет, налево рубнет, крутится среди вражьего войска, подобно тому как вихрь-дракон крутится в дорожной пыли. И так он рубил, и громил, и громил, и громил до полудня.
