Читаем без скачивания Вид с дешевых мест (сборник) - Нил Гейман

Наш милый и замечательный редактор Фейт Брукер описала нас в биографических справках к сборнику как «начинающих романистов». По-моему, она ошиблась. Мы были молодыми писателями, преисполненными непоколебимой (и так и не поколебавшейся с годами) уверенности в том, что среди всех многочисленных книг, которые мы рано или поздно напишем, непременно будут, в том числе, и романы. Но пока что мы хотели писать всё.

Съемная квартирка Кима на Мусвелл-хилл была совсем крошечной. Он набил ее под завязку книгами, видеокассетами и журналами, а по стенам налепил синей изолентой фотокадры из всяких странных фильмов. Места хватало только на стол, маленький столик с той самой электрической пишущей машинкой (у которой было собственное имя, но эту историю должен рассказывать Ким, а не я), стул и телевизор с видеомагнитофоном.

Ким был способен смотреть, причем не просто так, а с удовольствием, самые чудовищные фильмы. У него была – и, без сомнения, остается до сих пор – фотографическая память на сюжеты, актеров и всевозможные мелкие факты. Он знал все – и о высоком киноискусстве, и о низкопробных фильмах-однодневках.

Он был великолепным обозревателем и тонким критиком. (Чтобы вы поняли разницу: обозреватели сообщают вам, относится ли фильм к тому типу кино, которое вам по вкусу, – ну, если вам вообще по вкусу подобные советы. А критики – ну, по крайней мере, хорошие – объясняют вам, что это вы такое сейчас посмотрели.) Большую часть своей жизни он проводил на кинопрезентациях (а в остальное время – писал или смотрел старые видео). Я тоже начал ходить на презентации. Я, как уже говорилось, был очень молодой и очень голодный, и меня изумляло, что людям, которые пишут о фильмах или даже просто собираются когда-нибудь что-то о них написать, фильмы там показывают бесплатно – и, более того, раздают куриные ножки, сосиски и бокалы белого вина. Итак, я начал ходить на презентации вместе с Кимом, и со временем у меня набралось материала на пару киноколонок.

Почти до конца восьмидесятых мы писали в соавторстве, по большей части всякие юмористические вещи. Довольно часто даже получалось смешно. Писать вдвоем обычную прозу (по очереди, меняясь через каждые триста слов) мы попробовали только однажды. То была история про девушку-вампира, находящую себе жертв в ночных клубах. Получилось очень плохо, и больше мы не пытались.

По крайней мере, в таком формате.

Зато мы – сначала вдвоем, а потом в составе одной аморфной группы, именовавшейся Корпорацией мира и любви, – написали сотни статей, публиковавшихся в десятках изданий. Мы рассказали миру, кем был на самом деле Джек-Потрошитель. Мы привлекли внимание общественности к компьютерным службам знакомств. Мы написали подробное руководство о том, как стать Безумным Ученым (и Править Миром).

Но куда забавнее вспоминать о том, чего мы так и не сделали. Например, однажды мы разработали сюжет компьютерной игры, в которой ты должен выяснить, кто ты, прежде чем у тебя взорвется голова. Мы это сделали бесплатно, по просьбе одного человека, который клялся, что именно он изобрел Ругальную Коробку (такую специальную коробочку, которая стоит на столе и ругается, если нажать кнопку.) Дальше сюжета дело так и не пошло.

Потом мы придумали четыре сюжета для дешевых фильмов по заказу режиссера дешевого кино, искавшего дешевые сюжеты. Некоторое время спустя Ким использовал их в своих романах. Полагаю, в форме романов они оказались лучше, чем могли бы стать в виде малобюджетных фильмов.

К тому времени мы оба уже состояли в вышеупомянутой Корпорации мира и любви.

Корпорация мира и любви – которая, конечно, не была корпорацией в прямом смысле слова, хотя и завела себе банковский счет, и не имела к миру и любви никакого отношения (не считая того, что все мы, ее участники, относились к миру и любви вполне положительно), – была учреждена, если можно так выразиться, во время одной вечеринки. Саму вечеринку мы пропустили, хотя она проходила у Кима на квартире, с подачи домовладельца. Но мы – то есть мы с Кимом, Стефан Яворжин и Юджин Бирн – залегли в комнате Кима на спальниках (Ким – на кровати) и наслаждались звуками веселья, долетавшими с первого этажа.

Вечеринка выдалась долгая и шумная, и гости (все как на подбор старые хиппи) крутили старую хипповскую музыку.

Лежа в темноте, мы завели разговор о хиппи. А потом начали нести всякий бред – как мы заведем свою коммуну, уедем в Сан-Франциско и будем разгуливать с цветочками в волосах. В общем, получилась такая импровизированная юмореска в свободной форме – с той лишь разницей, что мы не стояли на сцене, а валялись на полу.

На следующий день мы записали все, что сумели вспомнить, добавили подобие сюжета и отослали в какой-то журнал под заголовком «Мир, любовь и все такое прочее», а сами объявили себя Корпорацией мира и любви.

Клайва Баркера эта история привела в восторг. В какой-то момент он заявил, что собирается написать повесть «Преддверие», в которой мы с Кимом и Стефаном предстанем как твари из далекого будущего – некоего мира за гранью наслаждения и боли, – проникшие в наш мир, чтобы выследить беглеца. И он действительно это написал: в итоге повесть была озаглавлена как «Адское сердце», а позже была экранизирована под названием «Восставший из ада». Так что, получается, Ким послужил прототипом Пинхеда. По крайней мере, они оба знают толк в стильной одежке.

Мало-помалу, долгими и странными путями, к нам с Кимом пришел успех. Полагаю, в конце концов количество перешло в качество – и наш час настал. Приличные романы Ким публиковал под собственным именем, но, подражая авторам столь им любимой американской палп-фикшн, для романов и рассказов другого рода – книг-провокаций, которые он пек как пирожки, за неделю или того меньше, – взял себе псевдоним: Джек Йовил.

Наше сотрудничество распалось. Старые источники заказов иссякли, да и оба мы стали слишком занятыми людьми: Ким писал романы и рассказы, вел обзоры кино в утренней телепрограмме, ну и вообще стал звездой, а я в основном занимался комиксами. Восьмидесятые кончились, и банковский счет Корпорации мира и любви был официально закрыт.

То была эпоха, которую я до сих пор так и не осмыслил: золотые деньки середины восьмидесятых до сих пор видятся мне сквозь розовые очки. Нет, ностальгия меня не мучает – разве что иногда приятно вспомнить суету и веселье тех времен, когда у нас не было, считай, ничего, кроме веры в себя да задранных носов и поистине пугающей уверенности в том, что надо идти вперед, потому что там, впереди, нас ждет кое-что по-настоящему интересное.

Прошло уже десять с лишним лет, а Ким до сих пор трудится на ниве культурного фьюжна и беспардонного постмодернизма: все аллюзии и взаимные расшаркивания между высокими и низкими жанрами, с которыми вы столкнетесь и в этом сборнике, и во всем остальном творчестве Кима, – отнюдь не игра на публику. Просто у Кима так устроена голова. Это то, из чего он сделан и в чем он себя чувствует как рыба в воде. Его рассказы – как скачка верхом на диком коне: он унесет вас в такие места, где вы еще не бывали. Держитесь крепче и получайте удовольствие. И заранее смиритесь с тем, что какую-то часть шуток, отсылок и мимолетных образов в этом коллаже из кинокадров, видео и старых книг, полузабытых актеров и почти напрочь забытых телесериалов вы неминуемо упустите. Пусть вас это не волнует.

Разумеется, что-то пройдет мимо вас! Вы же не Ким Ньюман. Не этот изысканный и блестящий оригинал, когда-то действительно носивший трость со шпагой.

Нил Гейман. Где-то в Америке. Три месяца спустя.

Предисловие к сборнику Кима Ньюмана «Необычный доктор Шейд и другие рассказы» (1994).

Нет, на старую команду я не работал. Но одно могу сказать: они бы до такого не докатились! Я слышал старину Корена[52] в «Вопросах садовода» или как там эта программа называлась («Что, та самая история о даме из Льютона, которой в трусики забрался хорек?» – «Увы, боюсь, что нет». – «Значит, о сэре Джеффри Хоуве[53]?» – «А вот это в точку!»), и он всегда казался просто лапочкой. Во всяком случае, не из тех, кто опустится до дешевых угроз. Не то что эти, нынешние.

Один из них звонит мне и говорит: нам нужна рецензия. На этой неделе. Хорошо, отвечаю я, а конкретнее? Он мне: во вторник. Я ему: вторник – это завтра. И спрашиваю так, словно между прочим: а если я не успею, что будет?

В трубке пауза. Так и слышу, как он поднимает глаза на Людей в Черных Костюмах, заседающих в главном офисе «Панча», и ждет кивка.

А потом я снова слышу его голос – абсолютно спокойный: тогда, говорит, у нас останется пустая страница. Ее надо будет чем-то заполнить. Так что мы напечатаем на ней вашу фотографию. Пожалуй, и ваш адрес тоже. И сообщим читателям «Панча», по чьей вине целая страница на этой неделе осталась пустой.