Читаем без скачивания Подруги. Друзья. Тринадцать лет спустя - София Чайка

А если он ничего не помнит? Ведь ночью Николай лыка не вязал. Почти. Мог и забыть, чем занимался. Варя расстроено покачала головой.

С одной стороны, конечно, обидно, когда мужчина не вспомнит о том, как страстно они любили друг друга. Но с другой…

Лучше бы он не вспомнил. Сначала им нужно серьезно поговорить.

Варвара в очередной раз вздохнула и вздрогнула от нетерпеливо ожидаемого, но все же неожиданно прозвучавшего голоса.

— Доброе утро, красавица.

Он стоял в дверях кухни — в спортивных трусах, босой, с мокрыми взъерошенными волосами, широкой голой грудью и не очень уверенной, слегка косой улыбкой на лице.

Варя тяжело сглотнула, и по ее телу побежали знакомые мурашки. Она любила в нем все — от кончиков пальцев крепких ног, до золотистых волос, покрывающих все его большое тело. Но Варвара заставила себя приподнять подбородок и строго сказать:

— Надеюсь, тебе не нужен аспирин?

— Нет, я прекрасно спал.

Он буравил ее внимательным взглядом, будто хотел о чем-то спросить.

Но так и не спросил.

И Варвара промолчала. Она выложила несколько сырников на тарелку и поставила ее на стол, рядом с баночкой со сметаной.

— Ну, раз тебе не нужен аспирин, садись завтракать.

Николай неловко устроился за маленьким столиком и сразу занял пол кухни.

А Варе стало тяжело дышать, когда она оказалась между ним и плитой. Она забыла, какой он большой мужчина. И как он сильно воздействует на нее.

Возможно, от избытка чувств, а еще от отчаяния Варвара неожиданно выпалила:

— Ты надолго приехал?

Николай даже поперхнулся и, откашливаясь, простонал:

— Ну, разве можно так, без вступления спрашивать?

Господи, о каком вступлении этот мужчина говорит?! Пол ночи они провели вместе в кровати, а ему все мало? Вступление подавай!

— Ты меня достал, Вяземский! — не сдержалась и выкрикнула Варя, а потом, вспомнив о сыне, уже тише добавила. — Выкладывай всю правду или…

Она не поняла, каким образом оказалась на коленях у Николая, но, тем не менее, сидела лицом к нему, тесно прижатая и… довольная.

— Значит так, Варвара, я приехал домой и собираюсь здесь остаться.

Очень тяжело сопротивляться, когда дорогой человек нежно поглаживает тебя по спине и горячо дышит в ухо, но она все же попробовала собраться с мыслями.

— А Соня? Что с ней?

— Соня будет жить там, где живет. Без меня. А я хочу жить с вами. Ты и Сережа — вот моя настоящая семья. Поверь, мне пришлось дорого заплатить за это открытие.

Варя собиралась сказать, что заплатил не только он, но Николай приложил палец к ее губам, и она еле сдержалась, чтобы не прикусить его.

Слабая! Какая она становится слабая рядом с этим мужчиной.

— Я все исправлю, правда, — тем временем торопливо говорил муж. — Я сделаю все, чтобы ты и Сергей были счастливы. Я не могу без вас жить.

Он принялся нежно целовать ее щеки и лоб, а Варя тянулась к этим желанным ласкам. Его руки уже ласкали ее грудь, прожигая тонкую ткань, а мышцы на ее животе тут же начали сокращаться в предвкушении. Но тут неожиданная просьба пробилась в ее одурманенное приятными ощущениями сознание:

— Пойдем сегодня со мной к Степану на праздник?

Варя отшатнулась, уставившись на мужчину круглыми глазами.

— Я? В качестве кого?

— В качестве моей жены.

Вяземский смотрел на нее серьезным, умоляющим взглядом.

Она не знала, что сказать.

— Мы идем на праздник! — В кухню вбежал их растрепанный со сна сын и взобрался на родителей. — Здорово! Правда, мамочка?

Что она могла сказать?

Варя решилась.

— Мы пойдем втроем.

— Я согласен, — облегченно воскликнул Николай и благодарно чмокнул неугомонного сынишку в макушку.

Варя же беспокоилась, не совершает ли она еще одну ошибку, выходя с Вяземским на люди. Ведь теперь, если он сбежит обратно в столицу, над ней точно буду смеяться, или сочувствовать. Ни того, ни другого она не хотела. Варвара желала обыкновенного семейного счастья рядом со своими дорогими мужчинами. Но Николай задал ей еще одну загадку, когда после завтрака выходил из кухни.

Он посмотрел ей в глаза и тихонько провозгласил:

— Варюха, ты так обалденно пахнешь!

Она совершенно растерялась, а мужчина улыбнулся уголком рта и понес в комнату сына, посадив малыша на плечи и присев у двери, а Сережа громко хохотал и орал:

— Видишь, мама, какой я уже большой!

Варя так и не поняла, помнит ли муж о том, чем они занимались ночью.

И хочет ли она, чтобы он вспомнил.

Тина проснулась поздним утром.

Но вместо того, чтобы как всегда сделать несколько дыхательных упражнений прямо в кровати, а затем бодро подняться, Алевтина повернулась на другой бок, плотнее закуталась в покрывало и уткнулась носом в подушку.

Тонкий запах дорогого мужского одеколона напомнил ей о событиях прошедшей ночи.

После их недолгого разговора в ванной, Илья больше не сдерживался. О том, что он до этого момента щадил и ее и себя, Тина догадалась позже, когда мужчина, словно вулкан накрыл ее всю — окутал своей лавой снаружи и внутри.

И она не сопротивлялась, напротив, активно участвовала во всем этом сумасшествии.

Тина в какой-то краткий миг передышки неожиданно поймала себя на мысли, что, несмотря на три замужества, она оказалась совершенно неопытной в сексе.

Но в следующее мгновение женщина уже утратила интерес к размышлениям, очутившись в, казалось, невозможной позе.

Обессиленная и задыхающаяся после очередного экзерсиса, Тина не удержалась и спросила:

— У тебя что, хобби такое?

— О чем ты?

Илья даже в перерывах между их соитиями не выпускал Алевтину из своих рук. Он властно поглаживал ее чувствительную грудь и удовлетворенно улыбался.

— Я имею ввиду секс. Все эти странные, изощренные позы и все такое.

— Изощренные! — хохотнул Зотов и принялся теребить и без того твердый женский сосок, от чего мышцы на ее животе начали снова сокращаться. — Ого! Я польщен. Но все гораздо проще и сложнее одновременно. Я мечтал проделать все это с прекрасной, сексуальной женщиной. Но до сих пор мне такая просто не попадалась.

— Твоя жена… — начала говорить Тина, но Илья перебил ее, подмяв под себя и заглянув ей в глаза.

— Я не хочу говорить об Анжеле. Ее не вдохновляло все это. В отличие от тебя.

О, да! Тину все происходящее очень сильно вдохновляло. Особенно когда он вот так давил на нее всеми выпуклостями своего бесподобного, тренированного мужского тела.

— Я тоже не хочу говорить. Вообще.

И они больше не разговаривали до самого утра. Им было некогда. А потом Тина забылась коротким сном без сновидений.