Читаем без скачивания Смежный сектор - Андрей Ливадный

Сон, или морок, разом перечеркнувший логику недолгой сознательной жизни.

Перед глазами плыли, не желая обретать резкость, картины происходящего…

Доминик Ван Хеллен…

Командир стоял посреди зала, рядом со связанным ксенобианином.

В руках Доминика был нож. Андрей внезапно увидел его с неправдоподобной отчетливостью: тускло отливающее синевой лезвие с широким кровостоком, готовое вонзиться в горло врага, вдруг стало главной деталью в восприятии окружающего мира.

Пощелкай, дядя Дрог…

— Не делай этого, командир!..

Крик вырвался из пересохшего горла, помимо воли Андрея, — это был не подвластный разуму порыв, — кричала душа, безотчетливо поверившая в наваждение странного сна.

Рука Доминика дрогнула, остановилась на коротком взмахе.

Он повернул голову, недоброжелательно посмотрев на Лозина.

— Очнулся?

— Не убивай его, командир!

В голосе Андрея звучала не мольба — короткий вскрик прозвучал как приказ, и Ван Хеллен откровенно опешил, непроизвольно опустив руку.

— Ты рехнулся? На что нам Чужой? — Доминик не понимал, откуда в голосе Лозина взялись эти властные, подействовавшие на него нотки.

Он не Чужой!.. — рвался из глубин сознания Андрея немой крик, но губы не шевельнулись, рассудок, болезненно оценивающий двойственность ситуации, подсказывал: еще секунда, и все встанет на свои места, удивление, остановившее руку Ван Хеллена, пройдет, и все кончится с коротким взмахом ножа.

Если он не до конца верил самому себе, то как объяснить остальным произошедшее с ним превращение? Подсознание, интуиция — неубедительные доводы для Доминика. Командир жил по своим понятиям, сообразуясь с личным опытом, который подсказывал, что пожар внизу уже пошел на убыль, с минуты на минуту слабый ветер смежного сектора выгонит дым из обуглившихся помещений, и автоматика откроет аварийный шлюз, за которым их ожидают сонмища ксенобианских бойцов.

Оставлять в живых разумную особь врага, способную корректировать действия своих сородичей одним только запахом, было как минимум глупо, поэтому намерениями Ван Хеллена руководила не кровожадность, а жестокий, здравый смысл борьбы за существование.

Гордиев узел.

Взмах ножа разрубит его.

Какова истинная ценность внезапных воспоминаний, так некстати прорвавшихся из глубин подсознания?

Имеют ли они отношение к настоящему?

Андрею казалось, что голова сейчас лопнет от напряжения, — ситуация казалась безвыходной, по крайней мере для него.

Душа требовала одного, разум внезапно замолчал, а рука Ван Хеллена вновь начала подниматься

Пощелкай, дядя Дрог…

Из пересохшего горла Андрея вдруг вырвался невероятный для человека звук.

Ксенобианин дернулся, словно его ударило током.

Голова ксеноморфа медленно повернулась, и серия щелчков ответила Андрею.

Ван Хеллен вновь опустил нож.

Да что же это такое, на самом-то деле?!

Ситуация начала откровенно доставать его, внимание Доминика переключилось на Лозина, который проспал пять часов кряду, отключившись, вследствие депрессии, наступившей после изматывающих переходов и злоупотребления стимуляторами.

Он что, не выдержал? Полетел с катушек, боец?

Раньше надо было применять свое знание примитивной речи Чужих, в тот момент, когда от ксенобианина требовалось совершить определенные действия, подтверждающие перераспределение ресурсов, а теперь-то какой смысл в общении с врагом?

И все же Доминик решил дождаться объяснений Не верилось, что Андрей просто помутился рассудком.

Пусть говорит, если считает это необходимым, — участь Чужого все равно предрешена.

Андрей мыслил в эти мгновенья с лихорадочной скоростью, он действительно был не в себе — забастовавший было рассудок все же включился, пытаясь отыскать приемлемый выход из сложившейся ситуации.

Доказательства.

Ему нужны доказательства.

Гортанные звуки чужой речи, похожей на скрежет изношенного механизма, рвались из горла, отдаваясь болью в голосовых связках, не приспособленных для модуляции фонем чуждого языка.

Он отчаянно боялся ошибиться.

— Общее информационное поле, — медленно выдавливал из себя Лозин. — Ты обладаешь памятью предков?

Это был тот миг, когда Чужой вздрогнул всем телом.

— Да, — односложно ответил он.

— Я репликант. Твои предки зашифровали в мой геном память о прошлых событиях. Это верно?

— Да. — Ксеноморф ответил на заданный вопрос, не колеблясь. Он знал ответ.

— Твоя память сохранила сознание Дрога?

— Я не могу помнить частностей, человек. Только главное.

— Главное — «Тандем».

— Да.

Андрей скосил глаза.

Курт Зигель по-прежнему лежал, не приходя в сознание. Его шея раздулась от воздействия токсина.

— Почему на нас воздействует токсин?

— Я не понимаю вопрос.

— В крови людей живут микромашины. Раньше они успешно нивелировали воздействие органических соединений вашей биосферы, в том числе и токсинов. — Это знание пришло к Андрею вместе с воспоминаниями отца.

— Мы изменили формулу, — признался ксенобианин.

— Ты должен спасти его, — взгляд Лозина красноречиво указал на раненого товарища. — Тогда мы сможем говорить дальше. Нейтрализуй токсин. Ты в состоянии это сделать?

— Да. Но я не могу двигаться.

— Сейчас.

Андрею стоило неимоверного усилия воли, чтобы переключить свой рассудок с общения на чуждом языке к нормальному восприятию реальности.

— Доминик, — хрипло выдавил он. — Командир…

Ван Хеллен услышал страшный надрыв в голосе Лозина и, окончательно подчинившись возникшей ситуации, опустил нож, присев на корточки подле кресла.

— Андрей? Что с тобой происходит? — спросил он.

— Есть способ… — Лозин мучительно подбирал слова. — Способ выйти отсюда без боя…

— Не он ли обеспечит нам проход? — недоверчиво кивнул в сторону ксенобианина Ван Хеллен.

— Он.

— Нельзя верить врагу.

— Он разумная особь. С ним можно договориться.

— Ты, наверное, бредишь.

— Нет, командир. Помнишь, когда мы остановились в бункере Чужих, ты сказал: «Если существует что-то, способное дать нам шанс на выживание, я использую это».

— Помню.

— Ксенобианин может нейтрализовать токсин. Посмотри на Курта. Ему не выжить. Автодок бессилен.

— Ты всерьез предлагаешь развязать эту тварь?

— Доминик, я знаю — для нас он Чужой. Но он разумен и хочет жить. Ты слышал, как мы общались.

— Я не понял ни слова, хотя немного знаю их язык.

— Курт умирает. Дай ему шанс. Только Чужой может выработать антитоксин. Этим он докажет, что способен на сотрудничество.

— Ты что-то недоговариваешь Андрей.

— Я сам едва понимаю, что случилось. Все не так, Доминик. Наша жизнь… — Он не смог подобрать нужные слова, чтобы завершить невысказанную мысль.

— Ты что-то узнал? — Попытался помочь ему Ван Хеллен, покосившись на контрольные мониторы компьютерного терминала.

Поведение командира можно было понять. Измученный ранением, он с обреченной решимостью ждал, когда автоматика откроет аварийные переборки. Он не строил иллюзий, понимая: они совершили главное — дали людям еще один год передышки, и все, что оставалось теперь, — это умереть с честью. Имея на руках двух тяжело раненных бойцов, им ни за что не пробиться через заслоны ксенобиан, даже не покинуть здание компьютерного центра, который наверняка окружен Чужими.

В этой ситуации рассудок командира не мог не искать выхода, пусть даже тот попахивал безумием. Не ведая о генетической памяти репликантов, внезапно пробудившейся в сознании Андрея, Доминик видел ситуацию гораздо проще: Лозин использовал свое знание «низшего» языка Чужих, чтобы договориться с ксеноморфом. Такая трактовка ситуации еще укладывалась в логику…

— Дай ему шанс… — повторил Андрей, невольно подтверждая выводы командира. — Пусть Чужой поможет Курту. Возможно, это перевернет наш мир…

Ван Хеллен давно не испытывал такой двойственности. Он чувствовал, что не в состоянии принять взвешенное решение, — с одной стороны, вроде бы шанс, с другой — сплошной блеф, — ксенобиане не люди, их психология устроена совершенно иначе, они запросто жертвуют собой ради муравейника, но, вновь взглянув в глаза Андрея, он прочел в них не безумную надежду и даже не мольбу — там таилось нечто неподвластное разуму…

Он на секунду задумался, а потом махнул рукой.

— Скажи ему, пусть действует, но я буду стоять сзади. Если Курт умрет, я порву эту тварь на куски…

Операция по введению антитоксина выглядела отвратительно.