Читаем без скачивания Артефакт для правителя - Оксана Зиентек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле, этот урок больше был похож на игру. Лотта то пыталась остудить чай, держа в руках чашку тонкого фарфора. То, наоборот, нагреть его, не вскипятив. Чашка была настолько дорогой и тонкой, что ее страшно было держать в руках. «Мои любимые» - охотно пояснил магистр, наблюдая, как Лотта восторженно рассматривает посуду. – «На них очень хорошо тренироваться, потому что материал не мешает чувствовать стихию».
«А Его Светлость вы также учили?» - не выдержав, спросила Лотта. В ответ магистр Амброзиус резко посуровел, словно вспомнив, зачем они вообще все сошлись в этом доме. «А Его Светлость я вообще не учил. Я – медикус, а не домашний учитель» - довольно резко ответил он. И засуетился, утверждая, что должен непременно проверить, как расход магических сил сказывается на общем состоянии организма Лотты.
Делать нечего, пришлось снова держать в руках кристаллы и привычные уже подвески. Правда, на этот раз магистр не стал объяснять смысл своих записей, быстро собрав их и, не глядя, сунув в ящик стола. На этот урок был явно окончен, и Лотта смогла, наконец-то, заняться своим хозяйством.
Проверив, как обстоят дела с обедом, она занялась переездом на второй этаж. Казалось бы, не так уж много вещей привезла она с собой. Но, тем не менее, понадобилось некоторое время, пока все они нашли свое место в новой просторной комнате. Теперь не стыдно было и гостей принять. «Гостя» - поправила себя Лотта, понимая, что времена, когда она спокойно сможет принимать в доме настоящих гостей, наступят еще нескоро. Если вообще наступят.
Как уже можно было догадаться, почтенный магистр ничего не сказал в ответ на маленькое самоуправство своей подопечной. Лотта порой задумывалась, заметил ли он его вообще. А герцог, которого она постепенно привыкала мысленно называть прост Августом (мысленно, потому что назвать его так в глаза ей все еще было сложно), продолжил ходить, словно по расписанию.
Да, собственно, не «словно», а по расписанию и ходил. Поначалу Лотте их встречи были в новинку. Когда прошло первое смущение, осталось признать, что герцог знал о делах постельных куда больше, чем ранее Лотте грозило узнать за, наверное, всю ее жизнь. И. вопреки ее изначальным опасениям, за закрытой дверью комнаты не было герцога и ведьмы. И можно было притвориться, что они – просто два человека, которых случайная встреча толкнула друг к другу.
Единственное, что напоминало о вынужденной их связи, оставалось это проклятое расписание. Поначалу Лотта принимала как должное, что не она устанавливает правила игры. В конце концов, дома, когда Фехельде еще был ей домом, все было так же. Но там была подаренная матерью надежда, что с годами страсть проходит и жизнь становится спокойнее. Здесь же надежды не было никакой. Хочешь ты или нет, здорова ты или больна, но придет вторник или суббота и в твою дверь ночью раздастся деликатный стук.
Да, надо отдать Августу должное, он всегда стучал и входил после приглашения, давая иллюзию свободы. Хотя мог бы, и Лотта прекрасно это понимала, войти по праву господина, когда посчитает нужным. Да и болеть ей, если честно, пока не приходилось. Но понимание мешало, засев в голове, словно червячок в сочной сливе. Вроде, красиво, а надкусишь – фу!
Но один вечер многое изменил в отношениях Лотты и Августа. В замке давали зимний бал. По двору и саду туда-сюда сновали высокие гости и их сопровождающие. Замок сиял огнями, играла музыка. Лотта не ожидала, что у герцога в такой день найдется время на визит, потому легла спать пораньше.
К приходу гостя она умудрилась уже достаточно крепко уснуть, чтобы не услышать стук в дверь. Проснулась от того, что кровать скрипнула под весом чужого тела. Герцог сидел на краю постели, упираясь локтями в колени и опустив голову на руки.
- Что-то случилось? – Спросила Лотта встревожено.
- Что, прости? – Вскинулся Август. – Ах, это… Нет, ничего не случилось. Устал просто. Вот поверишь, - он негромко хохотнул, - больше всего мне сейчас хочется спать.
- Так зачем же шел? – Спросонку Лотта туго соображала, поэтому невольно обратилась к герцогу так, так привыкла обращаться мысленно. Он, казалось, не возражал.
- Зачем? Хм... Сложно сказать.
Пожав плечами (ну, не ей же, право слово, требовать ответа у Его Светлости), Лотта молча начала снимать сорочку. Но герцог Август, к ее удивлению, только махнул рукой.
- Оставь, - в неверном свете лампы Лотте показалось, что выглядел он несколько смущенно. – Давай, чуть попозже.
С этими словами он, словно добропорядочный муж, начал укладываться в постель, натянув на себя край одеяла. Не придумав ничего лучше, Лотта поплотнее задернула шторы балдахина, чтобы не выпускать зазря тепло, и тоже нырнула под одеяло. Теплая рука легла на ее талию, притягивая к себе. Подумав, что герцогу, как иногда бывало, нужно немного времени, чтобы отрешиться от дворцовых забот, Лотта приготовилась ждать. И не заметила, как сама уснула, прижавшись к теплой мужской груди.
Очнулась она от того, что стало не просто тепло, а слишком жарко. Герцог спал рядом, и от него тянуло таким жаром, что Лотта не задумываясь пощупала лоб. «Вот же ж…!» - выругалась она в сердцах. Да у него, похоже, горячка!
Как любая приличная фру, Лотта с детства знала, как лечить простые болячки вроде простуды или «быстрой Катарины», которую запросто можно подхватить, поев в трактире несвежего или же просто наевшись зеленый слив. Но одно дело, варить целебные отвары для младших братьев, а совсем другое – для самого герцога. И потом, отвар отваром, но не оставишь же его здесь.
- Ваша Светлость! Ваша Светлость! – Затеребила Лотта герцога. В ответ – только сонное бормотание. – Ну Август же! Просыпайтесь! Рассвет ведь скоро!
В ответ - снова бормотание. По смысле – какой-то бред. «Да ведь он бредит!» - с ужасом сообразила Лотта и, как была, подобрав подол сорочки, полетела стучаться в двери к магистру.
- Шарлотта? – магистр Амброзиус, давно отвыкший от ночных побудок, подслеповато щурился, пытаясь отыскать на полу свои тапочки. – Что случилось? Война? Пожар?
- Его Светлость! – не придумала более умного ответа Лотта.
К чести магистра, он довольно быстро нашел тапочки, зажег свечи в канделябре и теперь смотрел на подопечную настолько серьезно, насколько вообще можно выглядеть серьезно в ночной рубахе и колпаке.
-
