Читаем без скачивания Жизнь цирковых животных - Кристофер Брэм

– Два сапога пара, – проворчал Тоби.

Фрэнк насмешливо изогнул бровь.

– Может, Калеб отвергает не любовь. Он отвергает тебя.

– Нет! Ну уж нет! – актер разразился презрительным смехом. – Ни-ни-ни! Пока чувство было свежо, он принимал его. Пока все шло легко и весело. А потом, когда стало по-настоящему, он испугался. Он боится близости.

– Только что провалилась его пьеса, – напомнил Фрэнк. – Возможно, сейчас у него нет сил любить.

– Нет, – настаивал Тоби, – точно, он боится близости. У геев такое бывает. Ты – натурал, тебе не понять.

Конечно, Тоби просто хотел оборвать разговор, но Фрэнк обиделся не на шутку. Он терпеть не мог, когда приятели-геи произносили эту фразу. Или того хуже: «А насколько ты натурал? (это когда Фрэнку удавалось пошутить на скользкую тему)». На самом деле он и правда не понимал голубых. Что они нашли в мужчинах? А что женщины видят в мужчинах, если уж на то пошло? Мужчины такие некрасивые, как тут влюбишься? Иногда Фрэнку приходило в голову, что для мужчины гетеросексуальность – выражение ненависти к себе.

– Который час? – Спохватился Тоби. Шло к семи. – Боже, мне к восьми надо быть в городе.

– Ты же говорил, у тебя свободный вечер?

– Я думал, нам понадобится час, от силы два. У меня есть кое-какие планы.

– Позвони и скажи, что задержишься на часок.

– Нет, я… просто не могу, и все.

Фрэнку бы радоваться, что бесполезная репетиция заканчивается. Но все-таки…

– Ты бы предупредил. Я бы тоже кое-что спланировал.

Например, свидание с Джесси. После разговора о Дойлах его мысли, естественно, обратились к ней. Но слишком поздно. К тому же – будний день. В первый месяц знакомства свидание под конец буднего дня может убить всякую романтику.

– Ладно, Тоби. Еще раз, идет?

Они повторили сцену сначала. Фрэнк снова изображал Крис. Тоби вошел, произнес свой первый монолог. Пошло лучше: Тоби спешил, а это иногда помогает. Дошли до финала.

– Я вхожу, и люди сразу видят: Я не ничтожество! Человек, и какой! Знаешь, почему они сразу догадываются? Потому что я позитивно…

Речь текла торопливо, словно ручеек по обкатанной гальке тревожности. Голос живой. Вот он – подлинный страх. Может, Тоби напугало предположение Фрэнка, что Калеб отверг не любовь как таковую, а самого Тоби? Плевать. Главное – получилось.

Тоби произнес заключительную реплику:

– Все хорошо. Все прекрасно. – Уронил руки, бледный, опустошенный. Поддавшись минутному порыву, Фрэнк – то ли Фрэнк, то ли «Крис», он сам не знал – поднялся и осторожно, ласково обнял Тоби за плечи.

Тоби вцепился в него изо всех сил. Обвил руками, крепко прижал к себе. Фрэнк и не подозревал, что Тоби так плотно сложен – будто холодильник обнимаешь.

Но это было хорошо. Это было правильно. Слишком хорошо – уже не игра. Два человека, безответно влюбленные, один в брата, другой в сестру, панически цеплялись друг за друга.

– Занавес! – шепнул Фрэнк в самое ухо актеру.

Тоби отпустил его. Фрэнк вздохнул полной грудью.

– Ну что? – нервничая, спросил Тоби. – Получилось?

– Да. – Слава Богу, парень актерствовал. Это хорошо – наигранные чувства легче воспроизвести на сцене, чем подлинные.

– Мне тоже показалось – все супер, – согласился Тоби. – Я добрался до сути. Нащупал ключ.

– Попробуем еще раз?

– Не могу. Надо еще принять душ и побриться перед… перед встречей. Завтра, ладно? Я нащупал ключ. Завтра выйдет еще лучше. Все вместе. – И он чуть ли не бегом устремился в свою комнату.

Ладно, подумал Фрэнк. Лично мне все равно. Остановимся на достигнутом. Завтра поработаем еще.

Фрэнка устраивало, что репетиция закончилась рано. Вернется домой в Хобокен, вечер свободен. Посмотрит телевизор, послушает музыку. А встречу с Джесси отложит на потом, когда голова не будет забита до такой степени.

Тем более надвигается дождь.

30

Джесси проехала на метро по радиальной от Коламбус-Сёркл. В часы пик вагон битком забит. Она простояла всю дорогу, поначалу ощущая прикосновение чужих тел, потом замечая только ноги, и, наконец, уже не думая ни о чем, кроме еды.

Когда Джесси вышла на своей станции – Хустон и Варик, – над головой послышался мягкий перестук, похожий на аплодисменты. Она робко двинулась вверх навстречу этому шуму.

Дождь обрушился с небес, подобно занавесу из острых игл, застучал, раскатился по асфальту, словно пригоршня камней. Улица засияла, умытая дождем, отполированная влагой. Под навесами подъездов толпились люди, выжидали, поглядывая на дождь, перебегали к следующему подъезду, опять выжидали. Из-под колес машин вырывались облака водяных брызг, похожие на дым. Канавы и лужи вскипали маленькими пузырями.

Джесси выхватила из урны газету, накрыла голову и побежала. Теплый городской дождь со специфическим сладким запахом железа. До здания на Вэндэм-стрит оставалось три квартала. Матушка-природа, на хрен! Всего-навсего дождь, небесная вода. Джесси готова была посмеяться над собой. Пока добежала до крыльца, промокла насквозь. Отряхивалась в вестибюле, точно бродячий пес.

Вокруг – мрачная окраина, фабричные постройки, конторы, там и сям – невысокие городские дома. К югу от Грин-вич-Виллидж, к западу от Сохо. Она жила в пятиэтажном доме без лифта, втиснутом, будто ненужная книга, между двух типографий. Поговаривали, что напротив живет Леонтайн Прайс,[67] но Джесси ни разу ее не видела.

По крутой лестнице она поднялась на последний этаж.

Квартира сдавалась в наем нелегально, без лицензии, душ соорудили в кухне, присобачили в коридоре. Но это ее жилье.

Входная дверь открывалась сразу в спальню. Там было темно. Окна выходили на вентиляционные шахты, и в комнате всегда, даже в солнечный день, сгущались тени. Над головой, вторым ярусом – кровать, крепкая, надежная. Работа Чарли – муж никудышный, зато плотник что надо. Слева кухня, справа гостиная – квадратное помещение, отвратная софа, рыхлое кресло, пестрое, как корова, декоративный камин, оставшийся после постановки «Кукольного дома». Книжные шкафы по обе стороны камина забиты кассетами – в основном, старые телефильмы, записанные с экрана. Над камином, в рамке – афиша «Венеры в мехах», гравюра в стиле арт-нуво: женское лицо, полускрытое легким норковым капюшоном. «Мамочка с кнутом», – пошутил Калеб, вручая сестре афишу.

Джесси включила свет, музыку, приняла душ. Струя из крана зазвенела в унисон с успокаивающим шелестом дождя за окном. Натянув штаны и спортивную рубашку, Джесси устроилась поудобнее, прикидывая, чем занять вечер. Позвонить Грете, соседке снизу? Нет, Грета, кажется, уехала из города. Можно было поужинать с Аллегрой, но на сегодня Аллегры с нее хватит. Секс, секс, секс – больше ни о чем Аллегра не говорит, а Джесси эта тема осточертела. Жаль, у Фрэнка вечером репетиция. Впрочем, никто ей не нужен. Посидит спокойно дома.

В холодильнике дожидалась полуфабрикатная капуста-брокколи под чесночным соусом. Понюхав – вроде, не испортилась, – Джесси сунула ужин разогреваться в микро-волновку. Прошла в гостиную за книгой, которую начала читать – воспоминания Надежды Мандельштам о жизни русских поэтов при сталинизме. Осип Мандельштам, Анна Ахматова и другие. Калеб подсунул, очередная мрачная повесть о людях искусства, которые он любит читать под настроение. Джесси свернулась на диване – босые ноги уютно поджаты под себя – и вошла в тот жестокий мир, где люди носили резиновые плащи, ели яйца вкрутую, писали душераздирающие любовные стихи и доносили друг на друга «органам». На этом фоне ее собственные переживания казались ничтожными.

Послышался сигнал микроволновки, и в тот же миг зазвонил телефон.

Джесси взяла трубку.

– Алло?

– Джесси? – Шорох дождя похож на электрический шорох в трубке. – Привет. Это Фрэнк.

– О, привет! – Почему она так обрадовалась?

– После работы поехал по делам в ваши края. Сейчас я в квартале от тебя. Решил позвонить – вдруг ты дома. Ты еще не ужинала?

– Ужинаю. – Неправда. Еще и тарелку не доставала. С какой стати она соврала? – Присоединяйся. Купи что-нибудь в ресторанчике на углу, заходи ко мне, поужинаем вместе.

– Да? – Что-то его смущало. – Ну ладно, хорошо. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, у меня все есть. До скорого. – Гудок.

Как Фрэнк оказался «в ее краях»? Не мог же он случайно попасть в соседний квартал. Он же проводил репетицию. Значит, он специально приехал сюда, приехал, чтобы с ней повидаться. Хочет поговорить? Хочет чего-то еще? К удивлению самой Джесси, ее тело сладко заныло в предчувствии легкого, дружеского секса.

Она выключила лампу в гостиной, потом включила снова. За окном, несмотря на дождь, еще не стемнело. Не хотелось, чтобы комната показалась сумрачной, но электрический свет придавал ей какой-то унылый, потрепанный вид. Надо бы причесаться и джинсы надеть. Впрочем, черт с ними. Спортивная рубашка прикрывала трусики, словно мини-юбка. Сексуально. А книгу Надежды Мандельштам Джесси спрятала под диван, а то еще Фрэнк сочтет ее слишком умной.