Читаем без скачивания Люфтваффельники - Алекс Сидоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А так же еще, были в наличии — осетин Илья, латыш Марис, немцы (наши «русские» немцы, братья — Курт и Карл), тувинец Булат, уйгур Коля (возможно — Кола, кличка — «Пэпси»), белорус Вася, пятеро русских и еще много достойных и хороших ребят из Хохляндии. И еже с нами в роте учились единичные экземпляры парней из таких редких, малых и почти неизвестных народностей, о которых мы, вообще, никогда, нигде и ничего не слышали. Такая вот получилась незатейливая солянка. Коктейль. Ассорти. Сложный бутерброд. Слоеный пирог.
И что характерно, у ребят из Средней Азии и с Кавказа, которые абсолютно не владели общепринятым государственным языком, были фантастически замечательные аттестаты за среднюю школу. В основном — сплошные пятерки, хоть в МГУ принимай медалистов-отличников. Когда эти гении немного освоились, и приблизительно где-то, через год учебы, начали с большим трудом, но все же понимать речь окружающих их сограждан, любопытствующая курсантская братия стала активно пытать их следующими вопросами.
— Фахраддин! Ты не против, если тебя Федей будем звать, а то язык можно сломать, пока выговоришь?! Фахраддин! Вот имечко, нарочно что ли так назвали?! Объясни мне — тупому русскому, как ты — Федор, имея за школу пятерку по математике, до сих пор 2+3 на пальцах считаешь, и каждый раз у тебя разные ответы получаются?! Ты же вундеркинд дипломированный! Отличник, медалист золотой, просвещенный и просветленный гигант научной мысли. Твой аттестат нужно в красивую рамочку на стенку казармы вешать и экскурсии водить. Такая красота идеальная!
Здоровенный азербайджанец Федя-Фахраддин скромно улыбался, и стыдливо отмахиваясь огромной ручищей. Для ремарки — Федя мог легко обхватить 3-х литровую банку полную воды, причем ладонью одной руки и, оторвав ее от стола, держать в воздухе, сколько угодно длительное время. Размер ножки, у этой казарменной Золушки, тоже был впечатляющий — 48–50. Сапоги, для него, шились исключительно на заказ. Складские прапорщики только беспомощно разводили руками — армия такой гигантской обувью не располагала. Как все неимоверно сильные люди, Федор, был законченным добряком и неторопливым увальнем. Он даже говорил очень медленно, неспешно и обстоятельно подбирая каждое слово.
— Эээ! Да это, не я отличник! Папа мой отличник! Папа к директор школа ходил. Говорил долго. Домой ходил, барашек резал, опять к директор ходил. Говорил много. Делал много. Для один сын, мой папа ничего не жалко! Я — это один сын! Астальной дети, только пять мой систер. Я — гордость! Фамилий! Род! Мужчина! Все в дом для меня не жалко. Папа в школу много ходил. Один барашек — один пятерка! Много барашек, папа резал.
— Охренеть, надо же?! Ты слышал Лелик?! Пока мы десять лет в школе мозгами скрипели, штаны о парты протирали, всякие там таблицы — от банального умножения до Брадиса слюнявили, Федору раз и золотую медаль на блюдечке! Бери дорогой, не стесняйся, заработал, однако! Слышь Федя, а позволь полюбопытствовать, друг любезный! А какого рожна, ты в армию поперся. Ты же гений, тебе самое место в институте науку двигать, атомы расщеплять, бензин мочой разбавлять или на директора магазина учиться — усушка, утруска, испарения, лом, бой, пересортица.
— Не! Институт не хачу, скучно, дольго! Надо диссертаций покупать, защищать диссертаций надо. Много банкет в рестаран делать, долго. А на директор магазин не получилось. Мой семья очень бедный. Нет возможность директор магазин быть. Нет в дом столько денег. Мой папа немного бедный. Начальником хачу стать. Бальшим, важным. Черный «Вольга» хачу. Все уважать Фахраддин будут, папа мой уважать будут. Скажут: «Какой Фахраддин стал?! Черный «Вольга» за ним привозить!» Папа мой серьезный ходить, важный! Хорошо! Всем хорошо!
— Ты хочешь сказать, что в форме, ты — начальник?!
— Да, кто форма и погону носит — бальшой начальник! В наш милиций мест не быль, очередь туда бальшой, ждать очень дольго. Пожарник мест не быль. Папа барашек резал, военком ходил. Военком вино пил, барашек кушал и говорил: «Разнарядка в военный училищ есть. Форма будет, погон будет, Фахраддин начальник будет» Папа головой кивал, военком руку жал. Друзья!
— Федя, а в ВВС то зачем? Тут летать надо, самолет вжи-вжи, ремонтировать нада, мало-мало. А?! В экипаж попадешь, летать нада, с парашют прыгать нада?! Страшно! А?!
— А Фахраддин не будет летать, высота сильна боюсь. Училище закончу, домой поеду. Папа с военком вино пил, я помощник военком буду. Начальник! Может «Вольга» дадут. Красивый «Вольга», черный. Домой в отпуск ездил, по городу в форме с папой ходил, все видел Фахраддина в форме. Папа важный ходил, все его уважают. Папа что-то говорил, все его слюшал! Хорошо!
— Федя, а скажи нам честно! Ты на экзаменах в училище был? Ты вообще писал чего-нибудь, корень квадратного многочлена искал?
— Нет, не был. Мне бумажка военком дал, что экзамен, я в Бакы сдал. На один пятерка сдал. Папа барашек резал, военком барашек кушал.
Ну, что тут скажешь?! У каждого свой путь в армию и в авиацию. Многие пацаны, не набравшие баллы на вступительных экзаменах, домой в слезах поехали. А сколько толковых мечтателей о небе, конкурс не прошли?! Просто мест не хватило!
Нету больше местов и все тут. Кончились места, причем, большая половина, еще до самих вступительных экзаменов и кончилась!
Правильный лозунг придумали в ГЛАВПУРе — Народ и армия едины! Какой народ, такая и армия! Хотя, если честно, с нашим Федей проблем в принципе то и не было. Он работал как вол, служил замечательно — в нарядах не спал, грязи не чурался, туалеты драил, марш-броски бегал, тяжеленный пулемет таскал без устали. Даже учиться пытался по мере сил и возможностей, но после училища поехал к себе на родину, служить в военкомате большим начальником. И таких, как Федя, у нас в отделении было 2/3.
Вопросов нет, ребята из национальных кадров в основной массе своей были замечательные. За годы нашего обучения в училище, не было ни одного конфликта на межнациональной почве. Даже когда начались трения в городах Сумгаит и Степанакерт между армянами и азербайджанцами, Федя и Эдвард оставались самыми закадычными друзьями и ездили в отпуск вместе. Настоящая мужская дружба оказалась гораздо прочнее и выше политике и межнациональной розни.
Чеченец Золман представлял собой образец честности и порядочности. Справедливость и чувство ответственности были у него в крови, прописаны на генетическом уровне. Он всегда, добровольно, вызывался на самые трудные и неприятные участки службы и работы. Как будто хотел доказать самому себе, что и это неприятное задание, ему по силам. На марш-бросках, Золман всегда тащил ослабевших товарищей. Однажды, он пересек финишную линию с восемью автоматами, помогая менее выносливым сослуживцам дотянуть после 10 км. марша. Ну, как не уважать такого парня, даже если его и приняли в военное училище, «за красивые глаза»?!
Службу тащили все на равных, независимо от национальности и религии. Туалеты мыли, очки драили без гнилых базаров, что это немужская работа. Жили по принципу: «Нагадил, убери за собой сам. Слуг здесь нет!»
В наряд на свинарник ходили и православные, и католики и мусульмане. В нашей дружной военной семье различий не было. Все ребята как бы растворились друг в друге и стали составной частью единого организма.
А вот учеба давалась всем по-разному. Многие ребята, по-русски более-менее научились разговаривать только к третьему курсу обучения. Но им кое-что прощалось. Хотя, чего кривить душой, прощалось почти все — полное отсутствие знаний по точным наукам, ибо установка ГЛАВПУРа была строга и сурова — национальных кадров, за неуспеваемость, не отчислять.
В военном училище существует развитая система анализа успеваемости личного состава. Каждый календарный месяц, на 20-е число, проводится строгий подсчет неудовлетворительных оценок у каждого курсанта в отдельности по всем предметам и за классное отделение, в целом. Данная информация стекается в Учебный отдел училища, где сидят яйцеголовые офицеры-аналитики, которые составляют занудные сводки и дают многочисленные научно-обоснованные рекомендации для корректировки учебного процесса. А так же, рекомендации командованию, обратить внимание на то или иное подразделение, где произошла просадка успеваемости, с целью провести воспитательную работу и мобилизовать всех для ликвидации позорной угрозы отчисления курсанта из училища.
Воспитательная работа обычно сводилась к массовому лишению всех, причем поголовно всех, увольнений в город. Мол, сидите, ребятки и учите, грызите гранит науки и подтягивайте отстающих. А в город, к девочкам, пойдут отличники и хорошисты. Селекция, однако! Дебилам, к девочкам нельзя. Не стоит генофонд нации портить! Да и стимул для поднятия успеваемости, тоже, согласитесь, очень прогрессивно действующий. Зигмунд Фрейд был прав, безусловно.