Читаем без скачивания Дальний поход - Василий Сахаров

Раз уж собрались все вместе, то обсудили дальнейшие планы. Решили на отдых в Новграде выделить ещё три дня, а затем двигаться к следующему анклаву, городу Перемышлю.

Офицеры продолжили отдых, а я вызвал майора Красина, который завтра собирался уходить на Москву, и при нём написал записку московским «министрам», в которой уведомлял их, что знал об их планах относительно моего отряда и наш договор считаю недействительным. Майор записку прочитал, ни слова не сказал, но подмигнул мне как старому приятелю и чему-то злорадно усмехнулся. В этот момент мне снова подумалось, что Красин совсем не такой простак, как может показаться на первый взгляд, и моя записка, скорее всего, попадёт не к «министрам», а куда повыше. Но это только предположение, а прав я или нет, пока не важно.

Глава 14

Калужская область. Новград-на-Оке.

6.06.2065

Жаркий летний полдень. На улицах приютившего нас доброго городка Новграда тишина. До вечера в пределах городских стен всё замерло. Молодёжь на речке купается и в недалёком лесу грибы да ягоды собирает, мастеровые люди, ополченцы и торговцы сидят в прохладе домов, а фермеры и рыбаки находятся в поле или на Оке. Все заняты делом, и мои бойцы, понимающие, что завтра с утра снова в путь, не исключение.

Временно, до вечера, все развлечения, женщины и выпивка – побоку. Расположившись в большом обеденном зале постоялого двора, воины пакуют рюкзаки, а сержанты и офицеры контролируют этот процесс и заодно проводят ревизию боеприпасов и имущества.

Благо в стойбище дикарей патронами неплохо затарились, да и трофеев немножко получилось отжать. Со стороны может показаться, что у дикарей и взять-то нечего, но это не так. Конечно, в основном у них в цене барахло из древних времён, бусы и цветные тряпочки. Однако были и полезные вещи, например, некоторое количество золотых монет и украшений, оружие и запакованные в мешки маскхалаты и новые армейские ботинки со склада разгромленного под Каширой линейного батальона КМО. Понятно, что большую часть ценного имущества наши парни бросили в пылающем стойбище, на себе много по лесам и дебрям не утянешь, а что всё же дотянули до Новграда, по большей части сменяли на любовь весёлых женщин и выпивку. Но кое-что в рюкзаках всё же осталось, и теперь офицеры определяли ценность того или иного трофея и решали, что выкинуть за ненадобностью, что продать местным жителям, а к чему стоит приглядеться повнимательней.

Я сижу за крепким дубовым столом под навесом, построенным в тени деревьев во дворе нашего временного пристанища. Через открытые настежь двустворчатые двери наблюдаю за всеми происходящими в обеденном зале процессами и маленькими глотками попиваю холодное местное пиво, только что поднятое местным хозяином из ледника. Как сказал древний поэт, и жизнь хороша, и жить хорошо. Никто не тревожит, никакой особой суеты вокруг нет, враги где-то далеко, а до выхода в поход ещё целых восемнадцать часов. Масса свободного времени, которое можно потратить на отдых.

Только про это подумал, как спокойствие и тишину разорвал донёсшийся из обеденного зала гневный крик Игнача:

– Это что за хрень, боец?! Ты что, совсем от жадности голову потерял, что эту гадость в рюкзаке держишь?!

Следом раздался практически неслышный голос кого-то из молодых парней, который оправдывался и что-то объяснял лейтенанту. Кажется, это один из одесситов, некогда освобождённых нами в Средиземном море, а затем, после учебки на Сицилии, частично влившихся в отряд. Мне стало любопытно, в чём, собственно, дело, и, повысив голос, я позвал командира пластунов:

– Игнач!

– Что? – Из открытых дверей появилась сутулая, несколько долговязая фигура.

– Это я хочу спросить что. В чём боец провинился?

– Сейчас покажу.

На несколько секунд казак скрылся в здании, снова появился во дворе, быстро пересёк его, сел напротив меня и положил на стол длинный широкий узорчатый пояс, сплетённый из окрашенных в серый цвет тонких кожаных ремней и золотой проволоки.

– Красивый пояс, нормальный трофей. Чего на парня зря кричать? – мельком взглянув на этот предмет, сказал я.

– А ты повнимательней к этой вещице присмотрись.

Отставив в сторону толстую стеклянную кружку с пивом, я посмотрел на пояс, и мне чуть было не поплохело. Всё бы ничего, прекрасная поделка ручной работы. Вот только кожа в плетении была человеческая, а помимо неё в прослойках ремней россыпью были раскиданы вкрапления неких тёмно-коричневых капель, и в то, что это краска, мне как-то не поверилось. В дневниках профессора Шульгина, в самом конце, было несколько записей о подобных поясах, которые он называл странным словом инката. Правда, я считал, что покойный психолог, когда в подробностях описывал инкату и её предназначение, от перенесённых испытаний и нервного истощения уже был не в своём уме и зачастую принимал фантазию за реальность. Однако с момента его гибели минуло более сорока лет, а передо мной лежит точная копия того предмета, который он описывал. Раз так, значит, скорее всего, и назначение этой самой инкаты не изменилось.

– Да уж, вещица своеобразная и нестандартная. – Откинувшись на стоявшее за моей спиной дерево, я взял своё пиво и сделал солидный глоток. – Где боец её добыл?

– Говорит, что возле котла с наркотическим пойлом лежала. Видимо, шаман её забыл, когда драпал.

– Парень понимал, что кожа на ремне человеческая?

– Да.

– И зачем он тогда его взял?

– Проволока золотая. Говорит, что хотел её вынуть, а пояс сжечь. – Лейтенант посмотрел по сторонам и добавил: – Мне кажется, что это не просто куски человеческой шкуры, сплетённые воедино, а нечто большее. Больно уж эта штука мне по нервам ударила. Как увидел, так сразу в холодный пот бросило. Мечник, ты с дикарями общался, может, знаешь про неё что-нибудь?

– Знаю, Игнач. «Зверьки» о таких поясах ничего не говорили, по крайней мере, я такого не слышал, а вот в дневниках профессора Шульгина некоторая информация имеется. Помнишь, я про ритуальные убийства говорил и про содранные с людей шкуры?

– Помню.

– И ты знаешь, что в колдовство и магию я не очень верю, а про ритуалы «зверьков» рассказывал, чтобы их серость и дикость бойцам, кто с ними в первый раз столкнулся, без всяких прикрас показать. А сейчас я тебе вот что скажу. Эта мерзость, – я кивнул на пояс, – называется инката, и она реально опасная вещь. Дикари её на самом деле считают великой ценностью, и если бы я знал, что она с нами, и понимал, что это такое, то приказал бы её в стойбище оставить. Слишком сильно Шульгин этого предмета боялся. Вроде бы крепкий и умный человек был, а как речь о нём заходила, так создаётся ощущение, что записи вёл мистик или пересмотревший фильмов ужасов неврастеник с суицидальными наклонностями. Удивлён, как дикари нас так легко после разгрома стойбища со своих территорий выпустили. Везунчики мы, но, пока пояс с нами, это гарантия того, что «зверьки» нас в покое не оставят. По идее за этот предмет они должны были до самого конца биться, и сейчас они могут попытаться вернуть его любой ценой. Если инката будет уничтожена или окончательно потеряна, всё племя должно пойти на верную смерть, так что они попытаются её отбить. Я в этом уверен почти на сто процентов, так что, когда покинем город, надо смотреть в оба. Шаман, падла, уцелел, и собрать воинов ему ничего не стоит, на это авторитета Косе хватит.

– Раз ты так говоришь, значит, так оно и есть. Будем остерегаться.

Игнач замолчал, однако в его глазах был немой вопрос, и я спросил:

– Хочешь знать, что это такое?

– Конечно.

– Шульгин писал, что в древности, тысячи лет назад, люди верили, будто у каждого племени или народа может появиться предмет, который даст ему превосходство над врагами, оградит от неприятностей и бед и будет помогать в повседневной жизни.

– Артефакт, что ли?

– Примерно так, но профессор в своих дневниках использовал название «инката». У кого-то это камень, статуя, идол, меч, картина, копьё, щит или иное какое оружие. У других – предметы одежды и символы власти: корона, скипетр, жезл, перстень, драгоценный камень или заговорённая руна. Получаются эти инкаты от побед племени, из его крови, от великих желаний, чаяний или жажды жизни. Знающие жрецы, шаманы, монахи или ведуны могут собирать энергетику народа, накопленную в этих артефактах, и использовать её во благо или во зло.

– Это вроде намоленных икон? – спросил казак.

– Да, но в случае с дикарями использовался иной способ создания сильного артефакта. «Зверьки» – племя молодое, огромных жертвоприношений себе позволить не могли, и подвигов, когда народ, перебарывая и не жалея себя, достигает великой цели, за ними тоже нет. Они пошли по другому пути и стали собирать всю силу и удачливость своего племени в одном предмете постепенно, капля за каплей.

– А разве это возможно?