Читаем без скачивания Любовница фюрера - Эмма Вильдкамп

– Да, мой фюрер. Я боялась не справиться с этим фильмом. Я даже сейчас не могу отличить СА от СС! Поэтому передала фильм Руттману. Он – прекрасный режиссер! Я снимала только художественные фильмы. Я…

– Это как раз то, что нам нужно, фройляйн Рифеншталь! – настойчивым тоном перебил Гитлер. – Нам не нужны хроники, нам нужен художественный фильм! Не заставляйте меня упрашивать вас! Вы ведь можете подарить мне шесть дней? Всего лишь шесть дней! Фройляйн Рифеншталь, вы можете справиться и справитесь с этой работой! – заявил он безапелляционным тоном.

– Хорошо, мой фюрер. Могу я просить вас о полной свободе действий? Или же доктор Геббельс будет давать мне указания? – решилась вставить Лени.

– Не волнуйтесь, партия не будет влиять на вашу работу.

– Могу ли я просить вас об одолжении, мой фюрер?

– Да, конечно.

– Я бы хотела после этого фильма снимать свои картины, а не заказные.

– Хорошо, фройляйн Рифеншталь! После фильма о Всегерманском съезде партии вы можете снимать такие картины, какие только вам заблагорассудится.

Лени могла выдохнуть с облегчением – она не только утрясла ситуацию, но и выторговала для себя свободу действий во время и после съемок. Теперь она подчинялась только фюреру. Вот и следующая ступенька на пути к нему преодолена! Теперь между ними никто не стоит, она стала его подругой. И стоит ей только сделать один шаг и…

27 ноября Лени приехала в Нюрнберг и через три дня приступила к работе. Киногруппа разрослась на этом съезде до 170 человек. Людям выделили отдельный дом, где Лени собирала всех по утрам и вечерам, чтобы обсудить предстоящие планы. Для получения особых спецэффектов Альберт Шпеер сконструировал крохотный подъемник к флагшток высотой в 38 метров, куда залезал оператор. Возле трибуны, с которой должен был произносить речь Гитлер, уложили рельсы, благодаря чему возникали новые, живые кадры. Кроме того, производились воздушные съемки с аэропланов и дирижабля. В картине были задействованы около тридцати операторов со студии «Тобис» и других студий. Сотрудники освоили даже съемку на роликовых коньках. Все работали очень слаженно и не покладая рук. Особых препятствий, как в прошлый раз, Лени не встретила. Вскоре съемка была закончена.

Самая трудная часть работы, как и прежде, теперь заключалась в монтаже. Было отснято 130 тысяч метров пленки, из которых планировалось использовать примерно 3 тысячи. На все про все у Лени было пять месяцев.

Она засела в монтажной и перестала кого-либо видеть. Ежедневно в 5 утра она вместе со своей помощницей ехала на копировальную фабрику и по двенадцать, а то и по шестнадцать, часов в день компоновала и склеивала кадры. Работа не прекращалась ни в выходные, ни в праздники.

Как-то в один из декабрьских дней к ней пришли.

– Вальди! Я же просила никого не принимать! – раздраженно закричала Лени.

– Я знаю Лени, но там пришли те, кого принять нужно… – попытался оправдаться Вальтер Траут.

– О, Боже! Кто там еще? – тревожно спросила она.

– Генерал фон Рейхенау.

– Хорошо, я жду, – обреченно произнесла Лени.

Осталось так мало времени, а нужно еще распыляться на визиты каких-то генералов. Интересно, что ему нужно?

– Фройляйн Рифеншталь! Как поживаете? Как продвигается работа?

– Спасибо, все замечательно, генерал.

– Я уверен, это будет грандиозный фильм!

– Да-да.

– Мы бы хотели взглянуть на кадры с вермахтом.

– О, с вермахтом? Да, но… Мне пришлось их не включать в фильм – съемки шли в дождь, поэтому не совсем получились…

На ее словах лицо генерала то бледнело, то багровело. Лени никак не могла понять, в чем же дело, в чем причина такой бурной реакции. Она замолчала. Рейхенау тоже молчал, ошеломленно глядя на нее:

– Но Вы же не можете убрать вермахт из фильма совсем! Как вы это себе представляете? В этом году вермахт впервые участвовал в партийном съезде!

Лени не знала, что ему сказать. Режиссером была она, фюрер обещал, что в ее работу никто не будет вмешиваться…Неуверенно она произнесла:

– Кадры получились совсем неважные, серые. Их нельзя включать в фильм…

– Можно взглянуть?

– Да, конечно.

Лени нашла среди рулонов пленки нужный фрагмент.

– Но они же великолепны! Чем же вы недовольны?! Не знаю… Эти кадры обязательно должны быть в фильме!

– Нет, генерал. Я не могу их вставить.

– Сожалею, тогда мне придется обратиться к фюреру, – с каменным лицом произнес генерал и ушел из просмотрового зала.

Лени, хотя и торжествовавшая, что одержала победу и отстояла свое режиссерское мнение, задумалась. Похоже, теперь у нее появятся новые враги. Это было совсем некстати.

Через несколько недель ей позвонил Брюкнер: Гитлер просил Лени приехать в Мюнхен в первый день Рождества. Ее будут ждать к чаю в четыре часа на вилле у Гесса.

Лени разволновалась. С фюрером она уже целый месяц не виделась. Что же он скажет? Она долго думала, что же одеть – Гитлер не любил ярко-накрашенных и вычурно одетых женщин. Так, возьму-ка я вот это платье… Да, вот это, светло-кремовое, отлично подойдет!

Лени доставили на виллу семейства Гесс в Мюнхен-Харлахинге. Она, как и всегда, немного опоздала – долго прихорашивалась перед зеркалом. Гитлер был уже здесь. Он был настроен доброжелательно. Лени была очень рада снова его видеть.

– Как ваша работа, фройляйн Рифеншталь?

– С каждым днем все интереснее, мой фюрер. Сейчас, например, занимаюсь проблемами монтажа. Даже не представляете, как трудно уместить вашу двухчасовую речь в две минуты! И еще, чтобы при этом не изменилось ее значение!

Гитлер понимающе кивнул. Помолчав, он немного нагнул голову и сказал:

– Я обещал вам полную свободу в съемках фильма о съезде партии…

Лени замерла в ожидании продолжения его слов.

– … и хочу сдержать это обещание, но, прежде всего, я бы хотел, чтобы у вас не было никаких неприятностей. Я бы хотел только попросить вас пойти на один-единственный компромисс…

Лени уже, кажется, начала понимать, в чем дело.

– Ко мне пришел генерал фон Рейхенау. Он очень жаловался на вас. Он требует, чтобы кадры с вермахтом вошли в фильм. Я поразмыслил над тем, как вам можно помочь в этой ситуации, и как, не меняя монтаж и не идя на творческие компромиссы, вставить в фильм всех заслуженных людей нашей партии. Предлагаю вам следующее: пусть все генералы и руководители партии придут в какую-нибудь студию, я тоже приду, мы встанем в ряд, а камера будет медленно двигаться – так можно будет кратко рассказать о заслугах каждого. Можно эти кадры вставить в начало…

Гитлер воодушевленно продолжал свой монолог, не глядя на Лени. Она же была на грани отчаяния. Ее фильм, ее задумку перечеркнуть вот так, одним махом?! Какие лица в начале?! В начале фильма должны быть облака! И крыши Нюрнберга! Она не будет вставлять эту пошлую банальщину – лица! На глазах у нее выступили слезы. Тут Гитлер заметил, что она все время молчит, и, наконец, посмотрел на нее: