Читаем без скачивания Просвещенные - Мигель Сихуко

Вместо этого давайте говорить о том, что никаких сомнений не вызывает, — о Божественном. Сегодня мы рассмотрим влияние, которое оказала продемонстрированная преподобным Мартином преданность, по двум отчетам: в своем блоге Жемчуг перед свиньями Феликс Ресурексьён-Воскресенский описывает пагубные последствия вмешательства в дела «Эль-Охим» — пользуясь своим авторитетом, преподобный Мартин может оказаться самым влиятельным человеком в стране. Далее Ресурексьён доходит до того, что называет его «отец наш, хитрость которого влечет его от одного теплого местечка к еще более прибыльному». В Витаминах каждый день Рикардо Рохас IV подвергает жесткому анализу моральные обязательства лидера Церкви — преподобный Мартин несет мирскую ответственность за все надежды и устремления, которые он разжигает в своих последователях.

Из комментариев к посту:

— Хочу вылизать Вите всю жопу. ([email protected])

— А на цену риса это как-то влияет? ([email protected])

— преподобный мартин святой! и пусть он живет в своем особняке, он вдохновил всю страну и объединил людей, которые так часто одиноки, наша проблема в том, что мы не переносим чужого успеха, все время находим какие-то грешки, ко всему придираемся, и это очень печально, и это даже не от зависти, просто так мы пытаемся объяснить себе, почему у нас все так сложно, когда другие добиваются успеха, ну не ахинея? ([email protected])

— Защитные механизмы вполне объяснимы, Ning. Но нельзя оставлять все как есть. По симптомам можно распознать болезнь. Преподобный Мартин наживается на нуждах наиболее уязвимой части населения. ([email protected])

Пока Мария-Клара прощается с гостями, Кристо стоит молча. Пожимая ему руку, Анисето смотрит на него со значением, берет его ладонь в свои. Хуан лишь слегка приподнимает шляпу и спускается по ступенькам с таким гордым видом, что Кристо не может сдержать улыбку. И только Мартин настолько погружен в мысли, что садится в коляску молча, даже не махнув рукой. Его жена выглядывает из-за его плеча и машет на прощанье, но Мартин не замечает этого.

Мария-Клара слегка касается плеча мужа и заходит в дом. Пока не стихнет скрип колясок и топот копыт по гравию, он стоит на крыльце. Потом отправляется в кабинет, чтобы обдумать свое решение.

Спустя всего несколько дней, 6 ноября, Кристо узнает, что случилось без него. Во время завтрака в Свани прибегает человек из поместья Клапароль и просит слуг позвать хозяина.

— Дон Кристо, — говорит он, — дон Мартин наказал мне передать вам это сообщение. Испанцы подписали Акт о капитуляции. Обошлось без кровопролития.

Кристо прижимает посыльного, и тот рассказывает ему все в подробностях и не без прикрас. На рассвете, укрепленные известиями об успехах восстаний в соседних городках, Анисето и Хуан собрали своих людей и примкнули к походу на Баколод. Зная, что противник лучше вооружен, они собрали все ружья, сабли, ножи и копья, которые только нашлись. Арсенал получился беднее, чем они рассчитывали, поэтому они выкрасили в черный жерди из нипы и свернутые бамбуковые циновки и погрузили их на открытые повозки. На расстоянии все это и впрямь выглядело как винтовки и пушки. Два революционных батальона заняли позиции вдоль рек Лупит и Мандалаган, как будто взяв город в клещи. Командующий испанцами полковник де Кастро-и-Сиснерос — чья разведка доложила, что у филиппинцев большая и хорошо вооруженная армия, — в скором времени сдался.

Плохо владея языком, Кристо благодарит посыльного. Когда тот закрывает за собой дверь, Кристо падает в кресло. Конец испанскому правлению! Революция свершилась! Закончились триста семьдесят семь лет оккупации. Кристо запирает дверь и наливает себе бренди. Быстро выпивает, наливает еще. Берет бутылку к своему столу.

Вечером Мария-Клара приказывает взломать дверь и обнаруживает мужа. Он пьян, по пояс гол и в слезах.

— Я не мужчина, — говорит он. — Как я мог остаться безучастным?

— Кристо, — говорит она и, приподняв его голову за подбородок, заглядывает ему прямо в глаза; голос ее звучит убедительно и властно, — Кристо, послушай. Кристо, дай я тебя одену. Мы должны ехать в Клапароль. Мартин пытался покончить с собой.

Наш ностальгирующий протагонист сидит на кровати и снова листает альбом своего погибшего наставника. И с каждой перелистанной страницей настроение его падает.

А моя-то жизнь на что ушла? Куда делись друзья, с которыми я веселился, работы, которые мне предлагали, семья, которую я пытался завести? Что случилось с многообещающим молодым дарованием, к которому так легко шли слова. Мои планы стать самым молодым, самым лучшим снюханы в туалетной кабинке с липким полом где-нибудь в Нижнем Ист-Сайде. Приливы и отливы моей уверенности в собственных силах совпадали с опьянением и отходняком. А как же миллионные кипы дедовых песо, с огромными потерями обменянные на жалкую пачку зеленых, пошедших на мое заграничное — так уж принято — «превосходное» образование. Итак, что же мы приобрели на эти доллары? Сколько-то незавершенных сборников рассказов. Несколько эпических романов, закончившихся на второй главе. А эти чертовы эксперименты со стилем вспомнить стыдно. Главное — писать без прикрас. Обойтись без фокусов — вот в чем фокус. Вернись к основам. Напиши свою «Поездку в Индию»[153]. Сплести паутину и добраться по ней до цели. Самым молодым ты уже никогда не станешь, а в остальном — еще посмотрим. Он закрывает альбом.

Может, взросление — это и есть осознание стремительно исчезающих возможностей?

Но кто сказал, что он осознал что-либо?

ИНТЕРВЬЮЕР: И что вы думаете об этом теперь, после распада Советского Союза?

К. С.: Советский Союз продал рабочий класс. Самыми благородными идеалами прикрылись тираны. «Je ne suis pas marxiste»[102] — говорил Маркс. Я испытываю то же самое. Если я и марксист, то от братьев Маркс.[103] Но правда, ведь если умирает идеология, это не значит, что ее идеалы непременно теряют всякую ценность? Тогда я действительно считал, что коммунизм — это верный путь, и именно потому, что эта сила могла заставить мою страну двигаться вперед. Я больше не верю в жизнеспособность коммунизма; человечество просто не способно на такое благородство. Тем не менее я по-прежнему считаю, что революция — наше единственное спасение. Но идеология этой революции будет куда менее притязательной. Возможно, государственный переворот популистского толка. Благородный военный, сильная личность из народа, с близким к реальности представлением о необходимом и достаточном. Коммунистическая идеология была крайне заманчивой в обществе, где бесконечные попытки обновления приводили лишь к тому, что на старую социальную структуру накладывались новые степени неравенства. Пусть коммунизм был моей юношеской реакцией на махровый консерватизм глубоко окопавшейся элиты. Какой угнетенный средой молодой человек, страдающий патриотическим приапизмом, не ринется следом за Свободой с обнаженной грудью, ведущей народ? Я был глуп. Как и все революционеры. И слава богу, что это так.

Самым сложным моментом за всю войну стало для нас не освобождение и даже не оккупация, хотя кошмар первого, когда была разрушена почти вся Манила, было сложнее принять, нежели жестокое разочарование последнего. Самым сложным для нашей семьи был день, когда город заняли японцы.

Несколько часов мы стояли на жарком, битком набитом плацу в очереди на регистрацию, как какие-нибудь уголовники. Отец, не отличавшийся терпеливостью, окончательно вышел из себя и вытянул нас всех на середину. Он хотел, чтоб мы видели, как он отчитывает маленького японского клерка, который, сидя за столом, неторопливо, двумя пальцами выстукивал на машинке имена, поглядывая из-за очков с толстыми линзами, — вылитая карикатура из голливудского послевоенного фильма. Один из охранников, раздувшийся от высокомерия, характерного для захватчиков в первые годы оккупации, схватился за свой самурайский меч и подошел с явным намерением разрубить моего отца пополам. Я понял, что следующими будем мы. Он уже вытащил меч из ножен — что это был за звук, как будто рвется металл, — но тут раздался чей-то крик; солдат замер с мечом над головой. Сквозь толпу пробивался бравый японский офицер. Это был Ятаро, наш хитроумный садовник. Оказалось, что он давно уже служит в военной полиции — Кэмпэйтай. Так он отплатил моей семье за доброту, которую мы проявляли к нему все эти годы. Оказанную им дружескую поддержку невозможно переоценить.