Читаем без скачивания Сангвиний: Великий Ангел - Крис Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большая часть последовавшего за этим разговора, стала рутинным подведением итогов различных встреч, обменом разведданными, проектировкой дальнейших планов. Я не мог за всем этим уследить, да и не пытался. Меня больше интересовали они, то как они взаимодействовали. Я задавался вопросом, станет ли новый ранг Хоруса влиять на то, как они будут разговаривать друг с другом, будет ли Сангвиний подчиняться ему. Я не заметил особых признаков этого. Они стояли как равные — Хорус слушал его, а Сангвиний слушал своего брата. Во всяком случае, Хорус уделял ему больше внимания. Для меня они стали выглядеть как военачальника и его советника: повелителя армий и его рассудительного мудреца. Хорус считался старшим, среди них двоих, по крайней мере, если отчитывать их возраст от того времени, когда они были найдены, но Сангвиний выглядел старше, словно бы он делал все это ранее.
— Я считаю, что еще не поблагодарил тебя должным образом, — произнес Сангвиний, как только стратегическая ситуация была полностью оценена. — За то, что пришел. За то, что нанес первый удар мести.
— Мы были обязаны ответить, — ответил Хорус, склонившись.
— Как и сыновья Фулгрима. Капитан Тарвиц весьма радушно нас принял.
— Да, не все они полные дураки.
Сангвиний улыбнулся.
— Мы можем здесь задержаться на месяцы. Миллионы этих тварей все еще живы.
— Если их уничтожение займет столько времени.
— Но у тебя есть и другие дела, которые нужно сделать.
Хорус пожал плечами.
— Что важнее? Мое сердце радуется возможности сражаться вместе — это напоминает мне ранние годы.
Сангвиний мгновение смотрел на него.
— Как прошла твоя последняя компания по привидению к согласию?
— Шестьдесят три девятнадцать. Тот же результат, что и всегда.
— Но там что-то изменилось.
Хорус посмотрел вверх.
— Действительно?
— Может просто бремя Воителя, — пожал плечами Сангвиний. — Но ты кажешься другим.
Хорус колебался. Тогда я подумал, что он может что-то рассказать, было похоже, что он этого хотел.
— Не совсем. Не хорошо сражаться с себе подобными, не так ли? Можно подумать, они научились принимать неизбежное.
— Никто из нас не стал бы, если бы вдруг появилась другая империя и приказала принять их как нового хозяина.
— Конрад мог бы.
— Ах, вполне. Он может сделать все, что угодно.
— Кроме улыбки. Мрачный мерзавец.
Некоторые из солдат Хоруса усмехнулись. Тогда я увидел, что действительно отличало двух примархов. Хорус был человеком в самом полном смысле. Его движения были естественными, а настроение искренним. Он походил на того, с кем можно выпить, поделиться историями о былых завоеваниях или юношеских подвигах. Это звучало глупо, кто-то вроде него никогда бы не оказался с кем-то вроде меня в одном обществе, но вы можете себе это представить. Однако Сангвиний всегда оставался сдержанным. Он был вежлив, говорил мягким голосом, обладал острым умом, но каким-то образом казался выше всего этого, взирая на мир из внутреннего состоянии непостижимой застенчивости.
Так что это была одна из причин, по которой именно Хорус был назначен Воителем — эти мистическое свойство нравиться всем. Трудно переоценить, насколько это было важно для приобретения лояльности даже в жесткой атмосфере Имперской армии. Солдат будет хорошо сражаться за любого генерала, что будет нормально к нему относиться, но такой, как он, мог вас заставить почувствовать, что вы ценны и важны, и завоевать его внимание, даже на секунду, будет бесценно. Сангвиний, естественно, вызывал абсолютное восхищение у любого, кто встречался с ним, но это были редкие эмоции. Почти как религиозная преданность. Вы хотели знать, что он существует где-то там и делает то, что должно быть сделано, но вы не хотели с ним встречаться или разговаривать. Ваш язык бы заплетался, а сами вы бы были ошеломлены и не знали куда смотреть.
И я думаю, что примарх Кровавых Ангелов знал об этом. И я думаю, что в тот момент, больше, чем когда либо, потому что, что он время прилагал усилия, чтобы поддерживать личность, которую мы от него ожидали, в то время как Хорус просто оставался самим собой, впечатляющим от природы, красивым, но не прекрасным, энергичным, но не маниакальным. Ему не нужно было прилагать усилий, чтобы достичь этого, никакого погружения в творчество, чтобы возвысить свое вымученное наследие, только легкое, слегла распутное обаяние прирожденного лидера, который так же легко плавал в политических водах, как и доминировал на поле боя.
Тогда я понял, почему Император сделал то, что Он сделал, хотя это не развеяло мои сомнения относительно моего предмета изучения. Потому что можно было по-другому назвать то, что Сангвиний все время поддерживал образ, он просто притворялся. И еще один способ как назвать то, что он притворялся, заключался в том, что он лгал.
Я не верил этому. Я все еще не был уверен. Вы должны понять это — я никогда, никогда не встречал никого с такой очевидной честностью, как Сангвиний. Никто не обладал ни такой храбростью, ни таким опытом.
Так почему он не может быть самим собой? Вот что меня гложет. Почему он не может быть как Хорус?
* * *
Вскоре после этого нас отослали. Два брата хотели посовещаться наедине, в присутствии только их доверенных советников. Видера и я вышли из зала вместе с остальными. Я попытался догнать ее в коридоре, чтобы узнать, когда она должна вернуться на «Красную Слезу», но меня остановила другая женщина, гораздо моложе, с очень темной кожей и двумя едва заметными шрамами, указывающими на аугметическую операцию в ее висках. Она казалась нервной, или, возможно, просто напряженной.
— Сэр Каутенья? — спросила она.
— Аваджис, прошу вас, — ответил я, улыбнувшись.
— Мерсади Олитон, — сказала она, протягивая руку. — Документалист. Я читала вашу книгу.
Как всегда, на меня нахлынул приступ смущения и удовольствия.
— Слушай, это было не…
— Мне понравилось. Она повлияла на некоторые мои подходы к этому роду деятельности. Куда-то направляетесь?
Я не знал. Я не был уверен, когда меня позовут и что мне нужно будет делать дальше. Мне нужно делать заметки, записывать воспоминания, но меня ни кто не торопил.
— Полагаю, что так.
Мы пошли по коридору. В этой Олитон была какая-то притягательная серьезность.
— Мне сказали, что ты спускался на поверхность. Убивал.
— Мне пришлось выпрашивать это.
— Никто из нас не смог
