Читаем без скачивания Полет сокола (сборник) - Дафна дю Морье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я услышал пение, но тонкие голоса мальчиков-хористов не отозвались во мне болью. Моя душа была пуста. Быть может, я грезил? Пожилой священник, которого я не узнал, прочел двадцатиминутную проповедь, предостерегая нас против опасностей минувших и опасностей грядущих, ибо Господь наш Христос еще терпит страстные муки за наши грехи. Стоявший рядом со мной маленький ребенок с бледным от утомления лицом зевнул, и женщина, наверное мать, слегка подтолкнула его, призывая к вниманию. Немного позднее причащающиеся, шаркая подошвами, потянулись к алтарю. В основном это были женщины. Одна из них, хорошо одетая, с головой, покрытой черной кружевной вуалью, всю мессу простояла на коленях. К причастию она не пошла. Ее голова была опущена на руки. Когда все закончилось, когда священник и хористы ушли, а прихожане – с лицами торжественными и спокойными от сознания исполненного долга – стали расходиться, она поднялась с колен, обернулась, и я узнал синьору Бутали. Я вышел из церкви, остановился на паперти и стал ждать. Юноша на мотороллере оказался прав. Дождь прекратился. Солнце, сиявшее над побережьем, добралось до Руффано.
– Синьора? – сказал я.
Она обернулась с отсутствующим взглядом человека, которого с заоблачных высей заставили опуститься на грешную землю.
– Да?
Было видно, что для нее я не более, чем пустое место. Я не оставил ни малейшего следа в ее памяти.
– Армино Фаббио, – сказал я. – Вчера я заходил к вам с книгами.
В ее глазах забрезжило воспоминание. Я мог прочесть ее мысли. Ах да, помощник библиотекаря.
– Да, конечно, – сказала она. – Простите меня. Доброе утро, синьор Фаббио.
– Во время мессы я стоял за вами, – сказал я. – Во всяком случае, мне показалось, что это вы. Я не был уверен.
Рядом со мной она спустилась по ступеням. Подняла голову, посмотрела на небо и увидела, что зонт уже не нужен.
– Я люблю ходить в Сан Чиприано, – сказала она. – Здесь особая атмосфера, в соборе ее нет. Кажется, небо прояснилось?
Она рассеянно огляделась, и мне вдруг стало обидно, что она не проявляет почти никакого интереса к стоящему рядом с ней мужчине. Красивая женщина всегда чувствует, что является объектом восхищения, кто бы его ни проявлял. Душой всегда понимаешь, что тебе воздают должное. Но синьора Бутали, похоже, этого не понимала.
– Вы на машине? – спросил я.
– Нет, – ответила она. – Машина в ремонте. По дороге из Рима у меня было с ней много хлопот.
– В таком случае вы не станете возражать, если я пройдусь с вами до вершины холма? Конечно, если вы идете домой.
– Да, прошу вас.
Мы пересекли пьяцца делла Вита и пошли по виа Россини. Около префектуры свернули налево и по каменным ступеням стали подниматься к виа деи Соньи. На середине лестницы синьора Бутали остановилась отдышаться, взглянула на меня и впервые за все это время улыбнулась.
– Холмы Руффано, – сказала она. – Надо время, чтобы к ним привыкнуть. Особенно если вы, как я, из Флоренции.
Улыбка до неузнаваемости изменила ее. Напряженный, недовольный рот дамы с портрета, который так любил мой отец, смягчился и сделался удивительно женственным. Даже в глазах пбявились озорные огоньки.
– Вы тоскуете по Флоренции? – спросил я.
– Иногда, – ответила она, – но какой в этом прок? Я знала, что меня ждет, когда ехала сюда. Муж меня предупредил.
Она резко повернулась, и мы продолжили подъем.
– Значит, нелегкая это доля, синьора, – сказал я, – быть женой ректора?
– Совсем нелегкая, – согласилась она. – Вокруг много зависти, разногласий, на которые я должна закрывать глаза. Я не такая терпеливая, как муж. Он буквально всю жизнь отдает работе. Иначе он не оказался бы в больнице.
Она раскланялась с парой, которая спускалась по лестнице. По снисходительной манере, с какой она, не улыбнувшись, наклонила голову, я понял, почему Карла Распа говорила о жене ректора с таким чисто женским раздражением. Сознательно или нет, но все в синьоре Бутали выдавало породу.
Интересно, подумал я, какое впечатление производит она на профессорских жен.
– Вчера вечером, – сказал я, – мне удалось получить пропуск на собрание, которое председатель художественного совета проводил в герцогском дворце.
– В самом деле? – сказала она с заметным оживлением. – Пожалуйста, расскажите мне. Это произвело на вас впечатление?
– Да, и очень большое, – ответил я, ловя на себе ее взгляд. – Но не столько сама обстановка… факельное освещение, сколько дуэль, которую нам показали, и прежде всего обращение профессора Донати к студентам.
Ее щеки слегка порозовели, и, как я чувствовал, причиной тому была не усталость от долгого подъема, а неожиданная смена темы нашего разговора.
– Я должна побывать на одном из этих собраний. Обязательно должна. Но мне всегда что-нибудь мешает.
– Мне рассказывали, – заметил я, – что в прошлом году вы принимали участие в фестивале. В этом году вы собираетесь поступить так же?
– Нет, невозможно, – ответила она. – Ведь муж лежит в больнице в Риме. К тому же сомневаюсь, что для меня найдется роль.
– Вы знаете тему?
– Бедный герцог Клаудио, не так ли? Боюсь, мои представления об этом предмете крайне туманны. Знаю только, что было восстание и его убили.
Мы вышли на виа деи Соньи, и вдали я уже различал стену сада. Я пошел медленнее.
– Похоже, профессор Донати – человек выдающийся, – сказал я. – В пансионате, где я остановился, мне говорили, что он сам из Руффано.
– Да, и более того, – сказала она, – его отец был хранителем герцогского дворца, а сам он родился и провел детство в том самом доме, в котором сейчас живем мы. Одно из самых страстных желаний профессора Донати – получить дом обратно. Но вряд ли это возможно, разве что состояние здоровья моего мужа вынудит нас уехать отсюда. Как вы легко можете себе представить, профессор Донати любит каждую комнату в этом доме. Думаю, он очень гордился своим отцом, а его отец – им. История его семьи – настоящая трагедия.
– Да, – сказал я. – Да, я слышал.
– Раньше он часто об этом рассказывал. Теперь уже нет. Надеюсь, он начинает забывать. В конце концов, двадцать лет – достаточно большой срок.
– А что стало с его матерью? – спросил я.
– Он так и не смог узнать. Она исчезла вместе с немецкими войсками, которые в сорок четвертом занимали Руффано, а поскольку тогда на севере шли жестокие бои, то, скорее всего, она
