Читаем без скачивания Доктор Ахтин. Возвращение - Игорь Поляков

И я вдруг понимаю, почему на четвертом участке, который мне дала начмед, давно нет участкового доктора. Никто не хочет работать на этой территории с нищими и озлобленными пациентами, живущими в этих забытых Богом трущобах.

Я иду к первому бараку и, сверившись со своими данными, подхожу к первому проему. Двери нет, и, похоже, очень давно. Деревянный пол провалился, и, чтобы пройти внутрь, надо встать на кирпич справа, а затем на доску слева.

В бараке, как я и ожидал, коридорная система. Я смотрю на цифры на дверях. Найдя нужные два знака, я останавливаюсь и, вздохнув, стучу в дверь. Я жду, но ничего не происходит. Тишина за дверью. Я хочу постучать снова, но за моей спиной открывается дверь, и я слышу голос:

— Ну, чё ты, как олень, бьешься в дверь?

Обернувшись, я вижу пьяную женщину. Она, чуть покачиваясь, смотрит на меня.

— Чё те надо? — снова бормочет она.

— Я доктор из поликлиники. Пришел на вызов.

— А, доктор, тогда ладно. На ручку нажми, толкни и входи. У Людки всегда открыто.

Дверь закрывается и снова в коридоре наступает тишина.

Я открываю дверь и вхожу. Маленькая комната с высоким серым потолком. Стены, оклеенные газетами. Справа покосившийся шифоньер, слева угол отгорожен выцветшей занавеской. У окна стол и табуретка, и в правом углу диван и телевизор. В комнате стойкий запах мочи и плесени.

— Здравствуйте, я доктор, — говорю я громко.

Из-за занавески я слышу звук, похожий на мычание. Отодвинув край ткани, я заглядываю в угол. На покосившемся диване лежит обнаженное тело. Скомканное одеяло валяется на полу. На лице — вымученная косая улыбка, похожая на гримасу. Изо рта вновь раздается мычание.

Парализованный человек женского пола.

— Дома еще кто-то есть? — спрашиваю я, даже не подумав, что она не сможет ответить. Но она понимает, — скрюченные пальцы руки показывают на тумбочку. Я беру лист бумаги и отхожу к окну, ближе к свету.

«Здравствуйте, доктор. Я работаю на двух работах, поэтому не могу сидеть рядом с мамой. Нам нужно заключение терапевта для оформления инвалидности. Медицинский полис, амбулаторная карта и карта на МСЭК, в которой надо написать заключение, лежат на тумбочке. Спасибо».

Коротко и ясно.

Вежливо и без эмоций.

Я иду к тумбочке и беру документы. Заметив, что женщина смотрит на меня, я улыбаюсь. Она почти не может двигаться и говорить, в глазах — обреченность и равнодушие. Быстро пролистав амбулаторную карту, я несу табуретку от стола и сажусь рядом с больной. Спокойно и неторопливо считаю пульс, слушаю сердце и легкие. Когда пальпирую живот, женщина опорожняет кишечник. К запаху мочи добавляется очень неприятное зловоние. Я смотрю в глаза особи женского пола, и вижу там равнодушное удовлетворение.

Никогда не замечал за собой брезгливости, но сейчас я вдруг понимаю, что больше не хочу прикасаться к телу, которое лежит в собственном дерьме.

Я иду в дальний угол, сажусь на диван и максимально быстро пишу в карте. Поставив точку, я складываю документы на стол и сразу же ухожу, даже не заглянув за занавеску.

На улице я полной грудью вдыхаю воздух и медленно иду домой. Я думаю о том, что увидел.

Когда-то Максимилиана Увелкова была важной женщиной. Руководила сначала комсомольской организацией в институте, затем пришла на завод и очень быстро встала у руля партийной организации. У неё было всё, что возможно в условиях советской страны, — хорошая квартира, импортная мебель, уважение в городе и возможность отдыхать на море в лучших санаториях страны. Властная и решительная женщина, она вышла замуж поздно и родила девочку. Муж очень быстро спился, и она избавилась от него, отправив сначала в наркологический диспансер, а потом и в психиатрическую больницу.

Страна неожиданно развалилась, и Максимилиана вдруг оказалась на обочине жизни. Никому не нужная, — ни заводу, ни бывшим соратникам-коммунистам, ни народу. Друзей у неё не оказалось, родственников тоже. Только дочь, которая к тому времени уже подросла. В конце девяностых дочь вышла замуж и уехала в другой город, и Максимилиана, оставшись в одиночестве, стала пить. Через два года, ничего не сказав дочери, она продала трехкомнатную квартиру, переехав в однокомнатную. Затем еще через год перебралась в барак на окраине города.

У дочери брак не сложился, муж обвинял её в бесплодии. После развода, она вернулась домой и узнала, что у них больше нет ничего, а мать превратилась в алкоголичку. Она кричала на неё, а та пьяно улыбалась и говорила, что ей и так хорошо, а если ей не нравиться жить в этой комнате, то пусть идет в жопу.

А через две недели Максимилиану парализовало. Удар случился вечером, когда дочь в очередной раз пыталась образумить мать. Скорая помощь увезла женщину в больницу, в неврологическое отделение, и через неделю Максимилиану вернули домой в неподвижном состоянии.

Дочь очень скоро стала ненавидеть тело, которое когда-то было её матерью. Она хотела хоть как-то изменить свою жизнь. Она мечтала о смерти матери. Но время шло, а Максимилиана продолжала лежать на диване, ходить под себя, мычать и тупо смотреть на окружающий её мир.

Наверное, дочь смирилась, неся свой крест.

В конце концов, она получала пенсию Максимилианы, и эти деньги совсем были не лишние для неё. И документы на МСЭК она оформляла для того, чтобы количество пенсионных денег увеличилось.

Каждый выживает, как может. Я не вправе кого-либо судить или оправдывать. Я мог бы помочь, но — не в этом случае.

Я иду домой в свою комнату.

Я думаю о быстрой смерти, которая избавляет мир теней от паразитирующих особей.

15

Я учусь жить настоящим. Когда нет какой-либо цели в ближайшей или отдаленной перспективе, то каждое мгновение надо проживать так, словно ты точно знаешь, для чего живешь. Если это не получается, то или сойдешь с ума, или сопьешься, или выберешь своей целью смерть.

Я иду в магазин и неторопливо складываю в корзину продукты. Я думаю над каждой упаковкой — эти макароны я сварю на два раза, пельмени мне хватит на три дня, банка сметаны тоже на три дня. Мармелад «Лимонные дольки». Я смотрю на ярко-желтый товар и понимаю, что это я тоже хочу. Сладкий продукт, который даст мне возможность вспомнить детство.

Я покупаю овощи — картофель, помидоры и огурцы. И фрукты — яблоки и апельсины. В хлебном отделе буханку белого хлеба и батон.

Я живу этими мгновениями, потому что у меня нет цели в жизни. То же самое было в деревне, — за простыми повседневными делами я прятал от себя действительность. Я не знал тогда, и не знаю сейчас, для чего я живу.

К чему мне стремиться?

Для чего я здесь?

Я жил полноценной жизнью, когда собирал жертвы для Богини. Я знал, что мне делать. Я планировал и убивал. Те дни, как откровение, давали мне ощущение нормальной жизни. Я создавал Богине условия для жизни в Тростниковых Полях.

Я шел по темному лесу на свет далеких фонарей, держа её за руку.

Сейчас я снова потерялся во тьме леса. Нет ни света фонарей, ни теплой руки.

Можно бессмысленно брести в неизвестность, или попытаться найти смысл в ежедневных мелочах, которые определяют жизнь человеческого стада.

Или можно, остановившись посреди темного леса, терпеливо и не спеша, поискать свет далекого фонаря. Обрести цель и начать движение к ней.

Я думаю над этим, когда вечером сижу за столом и рисую мгновения сегодняшнего дня. Движения карандаша уверенные и быстрые, — это Марина, большие глаза которой смотрят на меня. Она бросила пробный шар и ждет от меня ответных шагов. Она мечтает о любви и домашнем уюте. Она хочет родить двоих детей — мальчика и девочку. Марина уже нарисовала в своем сознании будущую жизнь со мной. Подробно и в мелочах. Она даже знает, какая у нас будет люстра в гостиной и какой ширины кровать в спальне.

Но на моем рисунке её жизнь складывается далеко не так радужно. Марина выйдет замуж за молодого парня, менеджера крупного автосалона. Она родит мальчика, у которого сразу после рождения найдут врожденный порок сердца, несовместимый с жизнью. Он умрет на операционном столе, и для Марины наступят черные дни. Муж станет прикладываться к бутылке, потом будет бить жену. И в один из дней от удара по голове, Марина получит сотрясение мозга. Она проведет в коме два дня, а когда через месяц вернется домой, найдет его пустым и холодным. Впрочем, она даже будет рада этому. Потом будет операция на щитовидной железе. Долгая реабилитация и заместительная терапия. Одиночество и странные сны, зовущие её сделать шаг в пропасть.

И она однажды сделает этот шаг, бросившись вниз головой с девятого этажа.

Я складываю рисунки в стопку и откладываю в сторону. Мне должно быть жаль девушку, но я, отложив её жизнь в сторону, словно забываю о простых человеческих чувствах. Жалость или сострадание никак не помогут ей. И даже если я сейчас исполню её мечты, ничего не измениться, потому что в её будущем меня нет.