Читаем без скачивания Баоцан Золотой Цикады - Ольга Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ты же сам так не думаешь?
— Не думаю. Но от этого не легче, ведь я просто пока не знаю, что думать… Ведь заметь сам: все собранные нами сведения пока ничего не объяснили.
— Надо продолжать. Я уверен, рано или поздно мы сможем докопаться до истины.
______________________________
[1] Бог богатства и удачи
[2] Бог благословения и везения
Глава 14. Стратагема 混水摸魚. Лови рыбу в мутной воде
Создание хаоса, неразберихи, безвластия,
бесконтрольности, а также замутнение перспективы
и сеяние сомнений, неясности,
двусмысленности, туманности и неточности
позволяет решать множество вопросов.
Докопаться до истины ни Цзиньчану, ни Бяньфу в следующую неделю не удалось, но не по их вине. Приближался седьмой день седьмого лунного месяца, праздник Двойной семерки, и его ожидание изменило размеренную жизнь студентов Гоцзысюэ. Каждый с упоением предвкушал этот день влюблённых, готовясь к нему, как к экзамену на высший государственный пост.
Загодя было оглашено, что на празднике состоится большой спектакль, подготовленный театральной труппой «Лунный сад» и был объявлен набор студентов для подготовки зала к спектаклю. Цзиньчан, услышав об этом, сказал Бяньфу, что это их шанс самим попытаться вызнать что-либо о связи убитой Лю Лэвэнь с членами труппы, и оба записались в число статистов. Но в первый день, за неделю до премьеры, когда пришлось просто сбивать доски для лавок зрителей, Бяньфу ничего узнать не удалось.
Цзиньчану повезло больше. Он старательно громоздил театральные декорации, сбивая ширмы и укрепляя доски помоста, но, как ни старался, не успел к первой репетиции, отложив работу до её окончания. Впрочем, он и не старался успеть, желая воочию поглядеть на того, в кого была влюблена Лю Лэвэнь.
На репетиции он впервые увидел артистов труппы и вынужден был признать: кто бы ни собирал их вместе, он знал толк в театральном деле. Трое студентов факультета словесности — Му Цао, Бао Сю и Линь Чжэн — были как на подбор: стройные, с холёными длинными волосами и столь же ухоженными лицами. Не красавцы, но они умели носить одежду любых веков, легко запоминали свои роли и играли как мужчин, так и женщин, мастерски гримируясь.
Бай Цзян и Хэ Гунмин с факультета алхимии тоже красавцами не были, зато великолепно выступали в роли злых духов и колдунов. Мао Вэй с их факультета боевых искусств всегда представлял на сцене мечников, умело вращая в руках клинки, а его сестрица Мао Лисинь, оказавшаяся, к удивлению Цзиньчана, особой симпатичной, похожей на хитрую кошечку, любила играть старух, даосских монахинь и лисиц-оборотней. Цзиньчан, слышавший, что в спектаклях участвуют и первые красавицы Чанъани, оглядывался в поисках Чжэнь Чанлэ, Сюань Янцин и Ши Цзинлэ, но никого из них не увидел.
Пока Линь Чжэн и Бао Сю, надев позолоченные заколки шуфа-гуань для волос, разыгрывали первый акт, появился Исинь Чэнь, молодой гений факультета словесности. Как сразу понял Цзиньчан, он оставил себе главную роль в пьесе, которую нашёл случайно в куче векового библиотечного хлама, и первые полчаса после прихода величественно вещал о важности сохранения традиций. Актеры, полные желания поскорее отыграть репетицию и отправиться в чайную, внимали с притворным благоговением, мысленно посылая Чэня на обед к голодным духам, но не смея возразить вслух.
— Надеюсь, ты не собираешься трепать языком до полуночи? — звучный женский голос, перекрывший шум передвигаемых декораций и голос Исинь Чэня, раздался из глубины сцены и на ней появилась Ши Цзинлэ в сиреневом халате с серебряными украшениями. — Цао! Музыку! Начали.
Ши походкой богини прошла на край сцены, остановилась там, где декорации, созданные руками подмастерьев, старались сверкать великолепьем, и запела. Бяньфу, сидевший в углу зрительного зала, замер с молотком в руках. Цзиньчан тоже в изумлении поднял голову. Голоса такой красоты он никогда не слышал. Казалось, в воздухе распускается тончайший шелк, сотканный из лунного света и утренней росы. Каждая нота порождала лишь трепет и восхищение. Забыв обо всем, Цзиньчан, зачарованный, стоял, не смея даже дышать. В зале воцарилась абсолютная тишина. Казалось, даже воздух замер. Лишь мерцание свечей, отражаясь в лакированных волосах Ши Цзинлэ, создавало иллюзию движения. Ши, лишь слегка касаясь струн цитры, пела, и звуки лились, рассказывая историю любви и утраты, надежды и отчаяния.
Когда последняя нота стихла, Цзиньчан очнулся от оцепенения. Бывшие в зале тоже пришли в себя, но девица вовсе не ждала похвал, но, резко развернувшись, обрушилась на Исинь Чэня. Отборная ругань летела в его сторону, предрекая ему бесславное будущее в роли уличного музыканта, играющего на сломанном гуцине для голодных крыс на рынке Западного квартала! Исинь Чэнь съежился под этим словесным градом, тщетно пытаясь оправдаться, но его голос тонул в яростном потоке, словно жалкая лодчонка в бушующем океане. Он знал, что виноват, но, в конце концов, это была всего лишь репетиция, а не выступление перед императором!
— Ни слуха, ни голоса! А туда же, на сцену влез! Если во втором акте снова сфальшивишь, я заменю тебя первым попавшимся прохожим! И тот лучше споёт!
— Я просто волновался…
— Волнение что, оправдание для фальши? — перебила его Ши Цзинлэ. — Хочешь опуститься до уровня уличных балаганов?
Вопрос был риторическим, и Исинь промолчал, а Ши, закончив свою тираду, величаво окинула взглядом остальную группу. Музыканты, затаив дыхание, молчали, стараясь не встречаться с ней взглядом, делали вид, что увлеченно рассматривают свои инструменты. Что делать? Ши Цзинлэ была известна неумолимой требовательностью, и все знали, что девице лучше не попадаться под горячую руку.
Покрасневший Исинь Чэнь, понурив голову, молчал. В зале повисла гнетущая тишина. Нарушил её Му Цао, кашлянув и призывая музыкантов к продолжению репетиции. Напряжение, однако, никуда не делось, и каждый звук, извлеченный из инструментов, казался теперь пропитанным нервозностью и ожиданием новой вспышки.
Цзиньчан усмехнулся. Вот значит как… Девица, оказывается, имела тут вес и была примой. А Исинь Чэнь и слова ей поперек тявкнуть не мог, при этом в его взгляде на приму Цзиньчану померещилась не только вина. Он смотрел на неё, как побитый пёс, но… любому было ясно, что Исинь Чэнь явно боготворил Ши Цзинлэ, был влюблён в неё!
А сама девица об этом и словом не обмолвилась…
Репетиция продолжалась.
