Читаем без скачивания Повседневная жизнь французов при Наполеоне - Андрей Иванов

Первый консул слушал и не понимал Шапталя. А тот позднее скажет: «Ныне… основу сельского хозяйства должны составлять луга, засаженные кормовыми травами, и правильный севооборот».

Один крупный землевладелец в Дордони, где еще господствует двуполье (то есть рожь следует за паром, и пар — за рожью), совершает настоящий технологический прорыв. Вот его севооборот: 1) рожь; 2) репа; 3) овес с клевером; 4) 5) 6) клевер; 7) один из хлебных злаков; 8) картофель; 9) пшеница или рожь; 10) овощи.

Таким образом, хлебные злаки культивируются ежегодно на 40% земли. Прочие 60% дают корнеплоды, овощи и клевер. Поля, что родили только рожь, теперь дают отличные урожаи пшеницы!

А «постоянно питаясь пшеничным хлебом, человек становится сильнее, бодрее, выносливее, реже болеет», — отмечал Раймон Лебон. Во времена Империи французы ели пеклеванный хлеб, часто замешивая тесто из муки второстепенных злаков. Первое место принадлежало ржи. Белый хлеб утвердился гораздо позднее.

Травосеяние, интенсивный севооборот, улучшение породы и увеличение количества скота, лучшее удобрение — таковы черты сельскохозяйственного прогресса. Плюс продвижение «привилегированных растений» времен Империи — свеклы, шелковицы, хлопчатника.

Наполеон воюет с англичанами, перерезавшими Франции пути подвоза сырых материалов с других континентов. А потому его правительство хочет производить эти материалы на своей территории.

В то время свекла была малоизвестной культурой. Франция потребляла тростниковый сахар, но прекращение его поставок заставило задуматься о других способах получения сладкого продукта. Когда изобрели сахароварение из свеклы, новая отрасль была решительно поддержана правительством. Свекла — растение неприхотливое, спрос на сахар огромен, а значит, свеклосахарное производство имеет отличные перспективы. 

Хлопчатник, увы, не сделал успехов — хотя надежды на него возлагались большие. Правительство учредило специальные премии, открыло на юге две хлопководческие школы, но все было напрасно. Климат Франции оказался недостаточно жарким.

Неудача с хлопком была компенсирована победами шелководства. В 1812 году в двенадцати департаментах было собрано такое количество коконов, что из него стало возможным получить 5,5 миллиона килограммов шелка на сумму 15,5 миллиона франков. Культура шелковицы стала доходной отраслью хозяйства.

О, если бы так было во времена, когда юный Наполеон безуспешно обивал пороги государственных учреждений, выпрашивая деньги для «школы шелководства», основанной на Корсике его отцом!

Крестьянин трудится с помощью лошадей, быков, коров (их запрягают за рога), ослов и мулов.

Накануне революции во Франции было три миллиона быков, четыре миллиона коров, 1,78 миллиона лошадей (из которых 1,56 миллиона занято в сельском хозяйстве).

Лошади, быки и мулы малочисленны. Наполеон привел в Россию более чем 600-тысячное войско, включавшее 80 тысяч всадников. Он сохранит лишь десятую часть Великой армии и более не сможет компенсировать убыль кавалерии.

Французской армии постоянно не хватало лошадей. Спрос на чистокровных скакунов удовлетворялся за границей. Кавалеристы Мюрата, атаковавшие русский строй в морозный день 8 февраля 1807 года, восседали на породистых прусских лошадях. А в первых битвах кампании 1813 года нехватка кавалерии не позволит Наполеону организовать эффективное преследование побежденного врага.

Самые известные конные заводы Европы находились в Пруссии и Центральной Германии — в странах, вполне покорных Франции до 1813 года. Но после русской кампании Пруссия изменила Наполеону, как и ряд малых немецких государств. Император лишился важнейших источников пополнения конного состава.

После Ватерлоо он готов был использовать в артиллерии «дорогих выездных лошадей» — но до этого дело не дошло.

Почему Гёте не поехал в Париж

«Невозможно быть богаче раздетой», — сказал Талейран о госпоже Тальен[220].

Это раздевание происходило, как остроумно замечает Альбер Вандаль, «под предлогом перехода к греческому костюму». Однажды Тереза Тальен пришла в Оперу в костюме Дианы-охотницы с колчаном за спиной, с тигровой шкурой через плечо, с бриллиантовым полумесяцем в волосах, «одетая, главным образом, в драгоценности…».

Кроме греческого платья, костюмов Геб, Флор, одалисок, в первые годы Консульства встречались наряды дикой африканки, в которых танцевала любимая сестра Наполеона Полина[221], или одеяния в стиле эротических картин Аретино[222] — им отдавала предпочтение Элиза, старшая сестра правителя Франции.

Но женщины не всегда одевались так легко, как госпожа Тальен, сестры Наполеона или играющие дамы, изображенные на картине «Бильярд»[223]. Император требовал серьезности во всем — в делах, в семейной жизни, в одежде.

Стиль ампир[224] проявлялся в том, что дамы натягивали ригидные юбки из плотной ткани, напоминающие ножны[225]. Элементами их строгого туалета были сапоги, эполеты, перевязь. Мужчины, если они не военные, должны быть похожи на военных. Редингот, фрак, прямой жилет создавали видимость мундира.

Наполеон недолго терпел присутствие своих развратных сестер в Париже. Элизу, слишком острую на язык, которая к тому же не любила Жозефину и не всегда считалась с самим Наполеоном, он послал управлять маленьким княжеством Лукка. Полину — вдову погибшего на Гаити генерала Леклерка — он женил на князе Боргезе[226], представителе одной из богатейших римских фамилий, и также отправил в Италию.

Жозефина — вот женщина, обладавшая истинным вкусом во всем, и особенно в одежде! «Она была богиней костюмов, — скажет Наполеон доктору О'Мира, — законодательницей мод; все, что она надевала, становилось элегантным…»

Домашние спектакли и балы, что устраивали жадные до наслаждений сестры, все эти «фиглярские сцены», как определил их Наполеон, ушли в прошлое. Ему по душе драматический театр.

«Трагедия, — говорил Наполеон Гёте, — должна быть школой для королей и народов; это — наивысшая ступень, которой может достигнуть поэт». Однажды вечером, ложась спать, он произнес: «Трагедия согревает душу, возвышает сердце; она может и должна создавать героев». «Если бы Корнель был жив, я сделал бы его принцем».

Эта любовь к трагедии передавалась многим. Правда, затем вкусы могли меняться. «В ранней молодости я был страстным поклонником скучной французской трагедии, — говорит Стендаль, — и, когда имел счастье ужинать с м-ль Оливье, каждую минуту ловил себя на том, что сердце мое полно почтения, как будто я разговариваю с королевой, а на самом деле я до сих пор хорошенько не знаю, был ли я влюблен, находясь с ней, в королеву или в красивую девку». 

Стендаль считает, что Наполеон назвал французов «великим народом», поскольку хотел их поработить. Но этому народу нужно совсем другое: «Ежедневное появление хорошенькой танцовщицы вызывает усиленное внимание пресыщенных и лишенных воображения людей, украшающих балкон Оперы. Своими грациозными, смелыми и необыкновенными движениями она пробуждает в них физическую любовь… Вот почему дурнушка, которую на улице не удостоили бы взгляда — особенно люди, потрепанные жизнью, — появляясь часто на сцене, сплошь да рядом становится содержанкой, притом дорогостоящей. Жофруа[227] говорил, что театр — пьедестал для женщин. Чем более знаменита и истаскана танцовщица, тем выше ее цена; отсюда закулисная поговорка: “Не удалось отдаться — сумеет продаться”. Эти падшие женщины крадут у любовников часть своей страсти и весьма подвержены любви в отместку».

Наполеон покровительствует театру, актерам и драматургам. А актрисы становятся любовницами первых лиц государства: Тереза Бургуен — министра внутренних дел Шапталя, а мадемуазель Жорж — самого Наполеона.

Шапталь всюду бывал с юной Терезой, «богиней веселья и наслаждений», и предоставлял ей широкие возможности. Полагал ли он, что его любовница чем-то лучше тех женщин, которых правитель приглашал к себе во дворец, одну за другой?

Наполеон устроил Шапталю неприятную сцену. Он пригласил министра вечером и одновременно вызвал Терезу. О ее прибытии доложили в присутствии Шапталя. Наполеон приказал ей ждать, а позднее отослал обратно.

Но Шапталь покинул своего повелителя еще раньше: как только доложили о прибытии «мадемуазель Бургуен», министр собрал бумаги и уехал. В тот вечер он подал в отставку.

«Природа говорит женщине: будь прекрасной, если можешь, добродетельной, если хочешь, но будь уважаемой, это необходимо!» — считал Бомарше[228].

«Без почтения во Франции нет восхищения, этой первоосновы любви», — добавляет Стендаль в своем трудночитаемом трактате[229].