Читаем без скачивания Повседневная жизнь французов при Наполеоне - Андрей Иванов

Но Шапталь покинул своего повелителя еще раньше: как только доложили о прибытии «мадемуазель Бургуен», министр собрал бумаги и уехал. В тот вечер он подал в отставку.

«Природа говорит женщине: будь прекрасной, если можешь, добродетельной, если хочешь, но будь уважаемой, это необходимо!» — считал Бомарше[228].

«Без почтения во Франции нет восхищения, этой первоосновы любви», — добавляет Стендаль в своем трудночитаемом трактате[229].

Шапталь, видимо, согласился бы с обоими писателями. Но Наполеон явно давал понять своим подданным: «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку». Первый консул или император может иметь столько любовниц, сколько захочет, но он «верит в прочность семейных уз». Когда Наполеон видит, что Катрин Гран — дама сердца Талейрана — свободно живет в его доме, то требует немедленно прогнать ее. Та бросается к своей подруге Жозефине, и жена первого консула организует свидание просительницы с Наполеоном. В итоге Бонапарт заявляет Катрин: «Пусть Талейран на вас женится, и все будет улажено. Нужно, чтобы вы носили его имя».

Талейран, естественно, повинуется. А женить своего племянника Эдмонда Перигора министру было не менее сложно, чем заключить межгосударственное соглашение. «Нужно было действовать так, чтобы мой выбор жены для него не вызвал недовольства Наполеона, не желавшего выпустить из-под своего ревнивого влияния молодого человека, носившего одно из самых громких имен Франции, — рассказывает Талейран. — Он полагал, что за несколько лет до того я способствовал отказу моей племянницы графини Жюст Ноайль, руки которой он просил у меня для своего приемного сына Евгения Богарне. Поэтому, какой бы выбор я ни сделал для своего племянника, мне предстояло встретить неодобрение императора. Он не позволил бы мне выбрать невесту во Франции, потому что блестящие партии, которые могли быть в ней заключены, он сохранял для преданных ему генералов. Итак, я обратил взоры за границу.

В Германии и Польше я часто слышал о герцогине Курляндской и знал, что она выделялась благородством чувств, возвышенностью характера, а также чрезвычайной любезностью и блеском. Младшая из ее дочерей была на выданье. Этот выбор не мог не понравиться Наполеону, так как не лишал партии никого из его генералов, которые все неизбежно получили бы отказ. Он должен был даже льстить его тщеславию, заставлявшему его привлекать во Францию громкие иностранные имена. Это тщеславие побудило его незадолго до того способствовать браку маршала Бертье с одной из баварских принцесс. Поэтому я решился просить для моего племянника руку принцессы Доротеи Курляндской, а чтобы император Наполеон не мог, передумав или из каприза, взять назад уже данное им одобрение, я склонил добрейшего императора Александра, который был личным другом герцогини Курляндской, самому просить у нее для моего племянника руку ее дочери. Я имел счастье получить ее согласие, и свадьба состоялась во Франкфурте-на-Майне 22 апреля 1809 года».

В театре времен Империи главенствует Тальма. Сын зубного врача, он получил прекрасное образование. Некоторое время он продолжал дело отца, а в часы досуга играл на маленьких сценах. Окончив в Париже Королевскую школу декламации и пения, Тальма в 1787 году с успехом дебютировал на сцене театра «Комеди Франсез» в пьесе Вольтера «Магомет». Вскоре его приняли в число сосьетеров (пайщиков) театра.

По сложившейся веками традиции актеры играли героев различных наций и эпох в костюмах своей эпохи. Древние греки и римляне представали перед зрителями одетыми в шелк и бархат, в напудренных париках. Некоторые актеры возмущались подобной нелепостью, но этим дело и ограничивалось.

Тальма считал, что костюмы древних следует копировать со статуй, монет и медалей. Однажды он появился в таком платье. Знакомая актриса закричала: «Да вы совсем статуя!» Другой коллега заметил: «Уж не простыню ли вы на себя накинули вместо костюма?»

Тальма остался при своем мнении и даже защищал его в газетах. Реформу театрального костюма он начал с того, что вышел на сцену в древнеримской тоге и играл в ней роль Прокула в «Бруте» Вольтера. Постепенно он ввел в обиход античный, средневековый, восточный и ренессансный костюмы.

Актер обладал великолепными сценическими данными, красивой внешностью, стройной фигурой и очень приятным голосом. Он считал, что правдивость нужна во всем, включая дикцию, и осуждал фальшивую декламацию.

Взгляды актера сложились под воздействием французских и английских просветителей. С первых дней Великой революции он стремился воплощать ее идеи на сцене. В 1791 году он возглавил труппу революционно настроенных актеров, покинувших «Комеди Франсез». Они основали Театр свободы, равенства и братства, позднее переименованный в Театр Республики. Размещался он в здании Пале-Рояль, на улице Ришелье.

«Старый» театр теперь назывался театром Нации и ставил пьесы, неугодные власти. Революционное правительство его закрыло. Актеры были брошены в тюрьму, но избежали казни благодаря одному чиновнику Комитета общественного спасения. Он уничтожил их бумаги. 

После падения Робеспьера Тальма был вынужден оправдываться перед публикой и выступать с осуждением революционного террора. Остатки обеих трупп объединились в Театре улицы Ришелье.

Говорят, что Наполеон, тогда еще бедный офицер, брал взаймы у Тальма. Впоследствии он всегда благоволил к знаменитому актеру.

Тальма был дважды женат — на богатой аристократке и хозяйке модного салона Жюли Каро, а затем на молодой актрисе Вангов. Когда Тальма выступал на эрфуртской сцене перед монархами и князьями[230], его молодая супруга упала в обморок от страха. Это произошло в тот момент, когда Тальма должен был читать революционные стихи из драмы «Смерть Цезаря».

Однажды статья аббата Жофруа вывела Тальма из себя. Он бросился в ложу, где сидел критик, и хотел его исцарапать.

— Что остается актеру, если его современники к нему несправедливы? — оправдывался затем Тальма, кипя от гнева.

В июле 1809 года он выступал на лионской сцене в роли шекспировского Гамлета — пьеса великого англичанина была переработана Дюсисом[231]. Здесь его впервые увидела госпожа де Сталь. Она направила актеру восторженное письмо, текст которого ляжет в основу главы «О декламации» ее книги «О Германии».

Между актером и литераторшей сложился альянс, описанный Стендалем: «…Тальма был, вероятно, низким льстецом, угодливым, пресмыкающимся, а может быть, и чем-нибудь похуже — в отношениях с г-жой де Сталь, которая из-за своей глупой тревоги по поводу того, что она некрасива (если только можно назвать что-нибудь глупым в этой обаятельной женщине), вечно испытывала потребность в новых и обязательных доказательствах противного. Г-жа де Сталь, искушенная не меньше, чем князь Талейран, один из ее любовников, в искусстве пользоваться успехом у парижан, отлично поняла, как будет выгодно для нее оказать содействие успеху Тальма, а успех этот был уже достаточно прочен и утратил малопочтенный оттенок моды».

Конечно, французы смотрели не одни трагедии. Н. М. Карамзин[232] называл в своих «Письмах русского путешественника» пять театров: Большой оперы, Французский театр, Итальянский театр, Театр графа Прованского и Варьете.

Двадцать четыре года спустя досуг Федора Глинки поглощали Опера, Фейдо, Варьете, Водевиль и Амбипо.

К годам Империи относятся первые опыты в области фотографии.

Слава национальной парфюмерии столь велика, что стоит французу заняться этим в другой стране — и он наверняка будет иметь успех.

Непревзойденна французская обувь. Стендаль писал, что женщины Милана «с удовольствием принимают в подарок шесть пар туфель из Парижа…».

В столице производят изделия из хлопка, украшения, часы и мебель. Хорошую мебель из красного дерева можно увидеть и в доме преуспевающего ремесленника.

Мебельные фабрики делают новые, изысканные предметы — псише, большие наклонные зеркала на ножках, курульные кресла. Рейшар описал спальню Жюли Рекамье[233]: «С высоким потолком, она почти по всему периметру стен облицована монолитными зеркалами. Между этими зеркальными панно и над массивными, разукрашенными деревянной мозаикой дверями — белые деревянные панели с вкрапленными темными полосами. Перегородка в глубине, перед окнами, также представляет собой огромное зеркало. За ней красуется придвинутое изголовьем к стене эфирное ложе богини этого будуара».

А теперь описание самого ложа, сделанное другим человеком: «Кровать слывет самой красивой в Париже. Она из красного дерева, декорирована медью и возвышается на двух ступеньках из того же дерева. У изножья кровати, на постаменте, — красивая греческая лампа из меди».