Читаем без скачивания Хоббит или туда и обратно - Джон Толкин

Подбежав к воде, друзья увидели над водой только капюшон. Бомбуру мигом бросили веревку с крюком. Он уцепился, и его вытащили из реки, мокрого до нитки. Однако это было еще не самое плохое. Когда его уложили на берег, гном уже крепко спал, так стиснув веревку одной рукой, что ее не смогли разжать. Добудиться его не удавалось никакими силами. Друзья все еще сидели над спящим, проклиная его неловкость, свое невезенье и сокрушаясь о лодочке, без которой не могли вернуться за оленем, когда вдали послышались звуки рогов и собачий лай. Все смолкли. Похоже, по дороге с севера мчалась охота, хотя видно ничего не было. Долгое время путники сидели, не смея шелохнуться. Бомбур спал, безмятежно улыбаясь во сне, словно ему и дела нет до всех их тревог и забот.

Внезапно на тропу выбежала белая лань с детенышами. Если олень был чернее черного, то они белее белого и призрачно мерцали во мраке. Не успел Торин крикнуть, как трое гномов вскочили на ноги и спустили стрелы с тетивы. Ни один, похоже, не попал в цель. Лань с детенышами развернулась и пропала за деревьями. Тщетно гномы пускали ей вслед стрелы.

— Стойте, да стойте же! — крикнул Торин, но поздно: гномы в охотничьем азарте выпустили последние стрелы, и луки, которые дал им Беорн, были теперь бесполезны.

Угрюмые сидели они в тот вечер, а в следующие дни мрак вокруг стал только гуще и беспросветнее. Путники пересекли заколдованный поток, но дорога по-прежнему казалась нескончаемой, и лес ничуть не изменился. Однако, знай они больше и задумайся, что означает охота и белая лань, гномы поняли бы, что приблизились к восточному краю Мирквуда и вскоре — еще чуточку отваги и упорства — вступят в более редкий лес, куда временами заглядывает солнце.

Но они этого не знали, к тому же теперь несли на себе тяжеленного Бомбура — вчетвером, по очереди, распределив припасы между остальными десятью. Если бы мешки не полегчали в последние дни, они бы не справились. Разомлевший улыбающийся Бомбур был плохой заменой тяжелым мешкам с провизией. Через несколько дней еды и питья почти не осталось. Ничего съедобного в чаще не росло, только поганки да бледные травы с отталкивающим запахом.

Дня через четыре после заколдованного потока начался буковый лес. Сперва все воспрянули духом: исчезла низкая поросль, стало не так темно. Сквозь листву сочился зеленоватый свет, временами лес довольно далеко просматривался по обе стороны дороги. Однако взгляду представали лишь бесконечные ряды серых стволов, словно колонны огромного сумеречного зала. Несколько листьев, шурша, слетели на землю, но печальный шелест лишь напоминал путникам, что за краем леса близится пора увядания. Сухая листва, наследие бесчисленных осеней, шуршала под ногами — это наползал на тропу багряный лесной ковер.

А Бомбур по-прежнему не просыпался, и все очень устали.

Иногда тишину нарушал смех. Иногда издали доносилось пение. Смех был мелодичный, не гоблинский, пели очень красиво, но странными, нездешними голосами, и путники из последних сил торопились миновать эти места.

Два дня спустя дорога пошла под уклон, и вскоре они оказались в долине, почти полностью заросшей дубами.

— Неужели этот треклятый лес никогда не кончится? — вскричал Торин. — Взобрался бы кто-нибудь на дерево и посмотрел. Надо выбрать самое высокое рядом с дорогой.

Разумеется, «кто-нибудь» означало Бильбо. Выбор пал на него, потому что лезть надо было на самую макушку, а тонкие ветки не выдержали бы тяжелого гнома.

Бедный мистер Бэггинс никогда не лазил по деревьям; его подсадили на нижний сук огромного дуба у самой дороги, и пришлось ему карабкаться. Он продирался через сплошные ветки, хлеставшие по глазам, старая кора обдирала ладони, не раз и не два он срывался и еле успевал схватиться за ветку. Наконец, преодолев участок подъема, на котором, казалось, вообще не за что уцепиться, хоббит выбрался на самую верхушку, гадая все время, нет ли там пауков и как возвращаться вниз (если не кубарем).

Наконец Бильбо поднял голову над листвой. Ясное дело, там были пауки, правда обычные, маленькие, и охотились они на бабочек. Бильбо чуть не ослеп от света. Он слышал, как гномы кричат ему снизу, но ответить не мог, только цеплялся за ветки и моргал. Солнце нестерпимо сияло, и прошло довольно много времени, прежде чем глаза снова привыкли к свету. Он увидел темно-зеленое море, кое-где колеблемое ветерком, и везде — мириады бабочек. Наверное, это были какие-то родственницы переливницы пурпурной, которая предпочитает жить в кронах дубов, только вовсе не пурпурные, а бархатисто-черные, без единого цветного пятнышка.

Бильбо долго любовался черными переливницами, подставив лицо ласковому ветерку. Наконец крики гномов, которые от нетерпения приплясывали на месте, вернули его к делу. Увы! Сколько он ни вглядывался, вокруг простирались только темно-зеленые кроны. Хоббит, взбодрившийся было от солнца и ветерка, снова упал духом. Спускаться не было ни сил, ни желания.

Вообще-то, как я уже сказал, путники были на самом краю леса. Бильбо мог бы сообразить, что высокое дерево, на которое он влез, стоит на дне обширной лощины, и кроны, которые он видит, образуют подобие чаши, так что заглянуть далеко попросту невозможно. Однако Бильбо этого не знал и полез вниз в полном унынии. Когда он спустился, взмокший, исцарапанный и несчастный, то долго ничего не видел в окружающем сумраке. Его рассказ поверг спутников в отчаяние.

— Лес тянется во все стороны без конца и краю! Что делать? И зачем только мы послали наверх этого хоббита! — стенали гномы, словно он во всем виноват. Про бабочек они и слушать не пожелали, а узнав о легком ветерке, только сильнее разозлились, потому что не могли забраться на самый верх и сами его почувствовать.

В тот вечер доели последние крошки, и первое, что почувствовали с утра, это сосущий голод, а второе — что идет дождь и тяжелые капли падают на лесную подстилку. Жажда только усилилась — ведь не напьешься, стоя под огромным дубом и ловя ртом случайные капли. Единственный, кто неожиданно их обрадовал, это Бомбур.

Он резко проснулся, сел и почесал в затылке. Толстяк долго не мог взять в толк, где очутился и почему так голоден; он напрочь забыл все с того самого утра, когда отряд тронулся в путь. Последнее, что он помнил, это ужин у хоббита, поэтому долго не мог поверить во все приключения, пережитые с той ночи.

Услышав, что есть нечего, он сел и заплакал, потому что совсем ослабел и ноги его подкашивались.

— Зачем я проснулся! — причитал Бомбур. — Мне снились такие дивные сны. Мне снилось, что я иду по лесу, очень похожему на этот, только на деревьях горят факелы, на ветках качаются фонари, на земле пылают костры, и идет нескончаемый пир. Был там лесной король в короне из листьев, звенела музыка, и я не могу ни счесть, ни описать всех яств и напитков.