Читаем без скачивания Дважды не живут - Владимир Тучков

Танцор смиренно стоял в хвосте очереди. Глаза его были благостны и одновременно печальны. Левая ладонь была протянута вперед. Правый кулак сжимал в кармане рукоятку Стечкина, чтобы в нужный момент…

И вдруг по рядам прошел благоговейный ропот: «Едет, едет». Тут же в отдалении свистнули тормоза, и хлопнула дверца. Нищие дружно загнусавили: «Батюшка родной, подай Христа ради! Да не оскудеет рука твоя щедрая! Дай тебе Бог доброго здоровьица, а уж мы за тебя от души помолимся, имя твое прославлять будем!»

Вскоре Танцор увидел, как Чика благообразно, словно облачко небесное, движется по направлению к воротам храма, повторяя постным голосом налево и направо: «Дети мои, молитесь за раба Божьего Димитрия, молитесь, дети мои, во искупление грехов его тяжких и во здравие его и ближних его – супруги Алевтины и деток Николая, Сергея и Настеньки. Молитесь, дети мои, прославляйте…» И клал в жадно протянутые ладошки какие-то бумажки.

«Господи, – ужаснулся Танцор, – это скольких же этот козел замочил, сколько крови выпил, что сейчас вот так вот!..»

И стал напряженно ждать, когда же этот скот поравняется с ним. И он ему, козлу, воздаст в полной мере! Хоть и не ведено сие Спасителем. Но иначе нельзя! Нельзя эту гниду оставлять на белом свете сеять смерть и страданья! Нельзя!..

И вдруг пронесся ропот разочарования. Танцор увидел, как пройдя всего лишь полпути до неминуемой смерти, Чика повернулся и пошел назад. Все, на сегодня с милосердием он закончил. Теперь его ждали совершенно противоположные дела.

Танцор беззвучно выругался. И дернулся было догнать и влепить пулю в затылок. Но сдержал себя. И потерянно побрел к выходу, не замечая, как убогие, отработав положенное, преображались: расправляли плечи, снимали с лиц выражение непосильного страдания, а кое-кто даже начинал косить плотоядным глазом на существа противоположного пола. Как говорится, всюду жизнь.

И Танцору сильно повезло, что он не потерял свою жизнь, единственную и драгоценнейшую. Потому что, если бы он завалил Чику, естественно, вместе с телохранителем, то тут же лег бы рядом с ним. С проломленной головой и вспоротым животом. Ибо Чика был кормильцем, а кормильцев убивать нельзя.

У калитки его уже поджидал Следопыт на перекрашенном джипе, который должен был эвакуировать Танцора в случае успеха операции. А так лишь подвез до дома. Всю дорогу благородные террористы хранили гробовое молчание. Следопыт думал о своем. Танцор – о своем. Точнее, он уже вынашивал новый план. Абсолютно надежный.

Дома молча, потому что уже как следует завел себя, начал вживаться в новую роль – прошел в комнату, достал грим и парики и начал лепить новый образ. Вопросы Стрелки оставлял без внимания.

Вышел на улицу сорокалетним простаком, недотепой и на семьдесят процентов неудачником. Прошел два квартала, по дороге поскользнувшись на шкурке от банана, выкинув в урну полную пачку сигарет, по ошибке решив, что пустая, и достав обратно без брезгливости, получив от подростка пенделя и забыв взять сдачу у мороженщицы.

Два часа с невозмутимостью индейца стоял у обочины и высматривал искомое. Наконец-то остановил «Запорожец» и купил его у ошалевшего от счастья хозяина за тащу баксов. Сел и медленно поехал по направлению к Трейд-банку. До конца рабочего дня времени было навалом.

Припарковался так, чтобы было видно служебный вход банка и подъезжающие к нему машины.

Сидел, слушал радио «Ультра» и беспрерывно курил, не ощущая голода. Сидел хладнокровно и сосредоточенно, словно самый совершенный в мире автомат убийства. Сидел и видел, как сажает пулю за пулей в лоб Чики. Это была закольцованная анимация.

Вначале крупным планом круглые глаза Чики с черными, как антрацит, зрачками, полностью сожравшими радужную оболочку. Глаза от запредельного ужаса уже ничего не выражающие.

Потом окончание ствола с глушителем. И палец, плавно, без рывка нажимающий на курок.

И пуля, отворяющая лобную кость, которая прыскает белыми сахаристыми осколками. А уж потом начинает набухать красным, пока еще живым, пока еще так нужным Чике.

Голова откидывается назад и чуть вбок.

И опять крупным планом круглые глаза Чики с черными, как антрацит, зрачками, полностью сожравшими радужную оболочку…

Без пяти семь к выходу подъехал черный «Мерседес». Тот самый, с теми самыми номерами.

В четыре минуты восьмого вышел Чика и влез своим благообразным телом в правую переднюю дверь. Машина плавно тронулась.

Танцор был абсолютно спокоен, поскольку прекрасно понимал, что в это время на перегруженных московских улицах «Мерс» не сможет оторваться не только от «Запорожца», но и от велосипеда. И уверенно пошел сзади, на расстоянии в три машины.

За пятьдесят метров от светофора попали в пробку.

Через пять минут то же самое повторилось на следующем перекрестке.

Через двадцать пять минут «Мерседес» свернул в свободный переулок. Однако ехать оставалось километра полтора. Никуда не денется.

Перед въездом во двор машина Чики притормозила и начала плавно вписываться в дугу небольшого радиуса.

Еще один поворот, налево. С улицы их уже не видно.

И тут Танцор резко жмет на акселератор и вмазывается в задний бампер «Мерседеса».

Стоп машина!

Выскакивает телохранитель и начинает орать, размахивая руками: «Ты, гондон, у меня по гроб жизни горбатиться будешь! Я тебя, суку, узлом завяжу. Тридцать штук с тебя, козла!»

Тонцор, «побледневший от свалившегося на него горя», что-то жалко лопочет: «Ептить, да как же так, с женой пять лет на Анталию копили! Ептить, и тут такое! Может, простишь, друг, ептить? Ты вон какой богатый, ептить!»

Телохранитель от такой бестолковщины заводится еще больше: «Тридцать штук, тридцать! Понял, дерьма кусок?! А то всю твою семью положим! Понял?!»

«Да как же так, ептить? Беда-то какая?» – продолжает нудить Танцор.

Чика ждет внутри, словно устрица.

«Браток, ну набей мне морду, да отпусти, ептить! Дети-то мои в чем виноваты?!»

Наконец-то внутри Чики срабатывает условный рефлекс. Ему тоже хочется поглумиться над придурком, вспомнить молодость.

Дверца распахивается, и из нее вываливается всем своим непристойным телом Чика. С бандитски-злобно-наигранной гримасой на роже. Обходит «Мерс» спереди. Шипит: «Что, мудило, наехал?!»

Вначале Танцор засаживает две пули в живот телохранителю. Как самому проворному, которого нельзя оставлять напоследок. Тот падает набок и начинает почти беззвучно вращать правой ногой невидимую велосипедную педаль.

Потом:

– крупным планом круглые глаза Чики с черными, как антрацит, зрачками, полностью сожравшими радужную оболочку. Глаза от запредельного ужаса уже ничего не выражающие;