Читаем без скачивания Истории Черной Земли - Каштру Сороменью

И вождь снова вернулся в селение, думая, что мир и добро сойдут в души людей. Он стоял перед ними сгорбившийся, с трудом удерживая исхудавшими руками посох. Но люди, безумные в неостывшей ярости, бросились к старику, намереваясь прогнать его.

Тогда Карумбо далеко отбросил свой посох и выпрямился, устремив негодующий взор на толпу. И никто не смог сдвинуться с места. Ужас сковал людей. Только крик старика разорвал глубокую тишину — бывший вождь проклял народ, изгнавший голодного странника, проклял и замертво упал на землю. И тотчас небеса разверзлись, посылая волны огня и воды на селение.

Никто не знает, сколько времени бушевала гроза. Когда ветер стих и землю осушило солнце, когда на гору поднялись оставшиеся в живых старый Кажанго и женщина, ходившая я лес разыскивать вождя, голубое, безграничное озеро покрывало землю, где Карумбо был когда-то властелином. И вокруг озера не видно было ни одной живой души, кроме верного Кажанго и доброй женщины.

Потрясенная, дрожащая от ужаса, женщина упала на землю и корчилась на ней, безутешно рыдая. А когда наконец она подняла голову, то увидала, как старый Кажанго спускается с холма, будто прислушиваясь к голосам людей, отныне и на вечные времена обреченных жить под водой. И потом женщина увидала, как последний человек ее народа вошел в озеро, заколдованное богами. Не желая оставаться одна на этих берегах, бывшая рабыня вождя последовала за ним.

С тех пор ни одна лодка не бороздит просторов озера Карумбо. Его вода священна, пить ее запрещено под страхом смерти. Она горячая. И даже рыбы не могут жить в ней, потому что под водой клокочет невидимый огонь.

А когда люди приходят на берег озера, приходят со всех сторон, со всех безграничных просторов страны, они слышат голоса тех, кто осужден жить на дне его в наказание за свою жестокость.

Смерть шоты

Человек повернул лодку носом в устье протока и, раздвигая тростники, глубоко погружая длинный шест в илистую воду, подплыл к берегу. Когда лодка остановилась, он вытащил длинный шест, положил его поперек лодки и, приложив руки ко рту, протяжно закричал. Голос его пронесся над долиной и долетел до селения, расположенного на вершине холма, видневшегося вдали.

Крик лодочника всполошил птиц, и они взлетел и над рекой, шумно размахивая крыльями. Деревья на том берегу качались от ветра, и птицы скрылись за густыми зелеными ветвями.

Крокодил лежал, вытянувшись во всю длину, на прибрежном песке. Он тоже услыхал крик человека и хлопанье птичьих крыльев. Поспешно окунувшись в воду, он вспугнул выдру, которая прыгала на траве, стараясь изловить какую-то зверюшку.

Вдруг резкий порыв ветра пронесся над рекой. Большие волны раскатились по берегу, и где-то вдали тревожно закрякали утки.

Человек взглянул на небо, затянутое тучами, которые все сгущались, потом на долину, поросшую желтой высокой травой, и на далекий холм. Таи, как одинокий страж в бесконечной степи, возвышалось селение лунда.

«Ветер будет сильным», — сказал человек сам себе и, запрокинув голову назад, крикнул еще громче. Наконец до его слуха донесся ответный крик. Тогда человек снова взял в руки шест и повел лодку через заросли тростника, вдоль берега. Время от времени он кричал, чтобы указать человеку, идущему навстречу, место, куда ему следует направляться. Потом, увидев торопливо пробирающуюся к берегу через заросли травы одинокую фигуру, лодочник Калвиже громко выругался.

— Ничего не было слышно. Ветер встречный, — пытался оправдаться пришедший, недовольный, что в такую погоду ему пришлось покинуть хижину и тепло очага.

Не успели они вытащить из лодки большую корзину с клубнями маниоки и корзину с рыбой, как темная туча прорвалась прямо над их головами, и, озаренный вспышками молний, хлынул дождь. Оба человека одновременно взглянули друг на друга, молча, под проливным дождем, привязали лодку к дереву, растущему на берегу, взвалили корзины на плечи и тяжело пошли по тропинке к селению.

Сверкали молнии, прорезая небо, грозно гремел гром.

— Идем скорее! Идем! — крикнул лодочник Калвиже, стараясь подбодрить спутника.

Но вскоре уже Калвиже отстал, а спутник, обогнав его, исчез впереди, потому что он был человеком земля и лучше звал дорогу.

Вот и лодочник добрался до селения. Согнувшись вод тяжестью груза, усталый, насквозь промокший от проливного дождя, он еле шел. Около хижин никого не было. Все попрятались от непогоды. Калвиже оставил корзину внутри шоты и направился в свою хижину, где, сидя у очага, его ожидала жена.

— Я оставил корзину с маниокой в шоте, — сказал он, усаживаясь напротив жены и глядя ей прямо а лицо.

Она была явно недовольна, что он не донес маниоку до дому, но ничего не сказала.

— Потом я принесу корзину. Пусть пройдет дождь А ежа лучше, если ты сходишь сама… — сказал Калвиже, продолжая смотреть на жену.

Женщина опустила глаза, так ничего и не ответив. Но видно было, что она рассержена. Калвиже знал, что ей не нравится, когда он говорят о шоте, упорно глядя ей в глаза. Эта там, в шоте, в доме народа, он, лодочник Калвиже, получил когда-то эту жену. Она была отдана ему, потому что ее прежний муж во время голода продал сына Калвиже какому-то киоку, который случайно забрел сюда. Похитив мальчика, прежний муж женщины надеялся, что мальчишка убежит от киока раньше, чем его отец вернется из Квило, где он работал в ту пору. Но надежды человека, укравшего мальчика, не оправдались. Мальчик не вернулся. Когда лодочник узнал о случившемся и пожаловался вождю, вождь решил разбирать дело в шоте. И старейшины сказали: раз вор не может вернуть Калвиже сына, раз у вора нет никаких родственников, то он должен отдать пострадавшему собственную жену. Кое-кто, строго придерживаясь законов племени, возражал, говоря, что дело решено неправильно. Если у вора нет родственников, чтобы он мог расплатиться за мальчика, пусть сам будет рабом. Но отдавать жену несправедливо. Ведь она совсем другой крови и поэтому вовсе не обязана страдать за вину мужа. Однако вождь принял решение большинства, и женщину отдали лодочнику Калвиже.

Дождь шел три дня. Лил и лил не переставая. За это время потоки воды разрушили в селении много хижин. Люди прятались в уцелевших хижинах и боялись выйти наружу. Им страшно было взглянуть на землю, заваленную обломками жилищ, деревьями, разбитыми грозой и вырванными ветром.

И вдруг выглянуло солнце, и длинные тени деревьев легли на истерзанную землю. Впервые после грозы люди отважились выйти из хижин. Они разбрелись кто-куда, чтобы посмотреть, какие разрушения причинил им в селении Касоне, злобный бог грозы, что осталось от возделанных полей, от посевов, выращиваемых так заботливо. А потом и мужчины и женщины бросились бежать вниз по тропинкам, к берегу реки. И вдруг общий стон пронесся в воздухе. Люди замерли в ужасе. Они остались без шоты.

Гроза смертельно ранила это сердце общей жизни. Погас ее огонь. Огонь, который освещал землю, давал ей тепло. Повалились тонкие, гладко обструганные стволы, поддерживавшие остроконечную крышу шоты, увенчанную высоким острием со звездой.

Ведь шота своей круглой формой, остроконечной крышей и этим пиком, который заканчивался звездой, воплощала в себе здесь, на земле, и солнце и небо. Но шота была не только домом народа лунда, она была еще и живым существом.

Шота имела душу, которая была и душой народа. Она имела сердце, которое было и сердцем народа, всегда находившего в нем свое успокоение. Шота была центром жизни лунда.

И люди замерли в ужасе, увидав шоту, размытую ливнем, раскиданную ветром. Увидав разрушенную шоту, каждый лунда почувствовал смертельный удар в сердце.

И лодочник Калвиже, как и другие лунда, открыл рот от ужаса и задрожал, увидав, что произошло. Из всех людей только одна его жена обрадовалась гибели шоты. Она ненавидела ее давно и пламенно.

Горе объяло народ. Людям остались теперь только воспоминания о шоте.

Шота некогда была построена по приказу вождя, украсившего своими подвигами историю лунда. Вождь этот давно умер, а память о нем до сих пор жива.

Там, в шоте, в один из дней, который стал величайшим днем его жизни, вождь приговорил к смерти жестокого колдуна — своего собственного сына, приносившего в течение многих лет бесчисленные несчастья народу. И в очаге этой шоты прославленный вождь взял огонь, чтобы разжечь костер, на котором и был заживо сожжен его сын, в то время как народ танцевал батуке под грохот барабанов.

Теперь лунда вспоминали жизнь шоты и жизнь народа, которая прошла рядом с ней со всеми радостями и горестями. Отсюда люди выходили на славные подвиги войны и охоты. Здесь сдавались на милость или смерть вождю побежденные, подгоняемые бичами победителей. Здесь оскорбленные лунда просили справедливости у главы племени. Здесь выносили приговоры, находили свободу невинно осужденные.