Читаем без скачивания Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены) - Наталья Решетовская

Объясняет Саня Авербух это свое умение тем, что испытывает непреодолимое давление, которому он подчиняется. Рассказал, как из-за этой своей способности отбыл месяц в психбольнице. Проходя перед призывом в армию медицинскую комиссию, он сказал невропатологу, что умеет читать мысли, как Мессинг, только еще лучше. "Вы - Мессинг?" - "Да, Мессинг". Его направили в психдиспансер, где повторился тот же диалог. Когда он понял, что его принимают за сумасшедшего, стал нервничать, кричать. Предложил сделать опыт. Ему пошли навстречу: спрятали двухкопеечную монету и предложили действовать. Но медсестра, державшая его за руку, так была напугана, что не могла сосредоточиться. Он ничего потому не чувствовал и в отчаянии запустил руку в карман врача. Кончилось тем, что он попал в больницу. Там стал проделывать опыты с больными. А однажды - с врачом, во время ее ночного дежурства. Пошли слухи. В конце концов собрали комиссию. На этот раз Авербух выдержал экзамен блестяще: принес из регистратуры задуманную историю болезни, открыл ее на соответствующей странице и, остав из ящика стола красный карандаш, подчеркнул, что было нужно!

28 марта я вернулась в Рязань. Встретив меня на вокзале, муж сказал, что ему "ничего работается": писал "Самсоновскую катастрофу", а сейчас начал... "Тамбов".

Александр Исаевич не очень склонен выслушивать мои московские впечатления. Он слишком погрузился совсем в другие годы, живет в мире своих героев.

- Я как во сне, - говорит он мне.

Муж рассказывает мне о том, что за последнее время передавало западное радио, дает мне для перенесения в дневник свои записи соответствующих передач.

9 марта Би-би-си передавало отзывы на вторую часть "Ракового корпуса".

Франциск Кинг подметил большое сходство романа с "Волшебной горой" Томаса Манна; просто трудно поверить, что Солженицын ее не читал.

Эд. Крэнкшоу ("Обсервер"), отдавая дань восхищения "Раковому корпусу", считает, что повесть надо читать обязательно целиком, сразу обе части! По его мнению, появление этой повести знаменует собой возрождение великой традиции русских романов.

Юл. Симон считает, что "Раковый корпус" - отнюдь не символ; его мощь в реальности изображенного. Однако он полагает, что недостаточность полета воображения делает эту вещь менее значительной, чем "Круг".

А 25 марта то же Би-би-си передало статью Павла Лычко о посещении им Солженицына в Рязани, "куда он попал с большим трудом"1. Лычко рассказывает, что Солженицын живет в новом доме, хотя и обшарпанном, на первом этаже, в трехкомнатной квартире. Мебель - старая, но подобрана со вкусом. Рояль, на нем много нот: Лист, Шопен... Играет жена. На полках иностранные книги. (Дело в том, что русские книги - в другой комнате, где Лычко не был. - Н. Р.) Солженицын - высокий, бородатый, атлетически сложенный (?!). "Что вы думаете о советской литературе?" - спросил Лычко у Солженицына. "Косметика!" - ответил он ему. "А о западной?" - "Она утратила высокие идеалы, - отвечает Солженицын, - утратила оттого, что Запад давно не знал глубоких потрясений. А для литературы необходимы глубокая боль и глубокие страдания". Солженицын возлагает большие надежды на восточноевропейскую литературу...

Еще очень важное для себя узнал Александр Исаевич из одного письма, присланного из Воронежа. Оказалось, что в воронежской газете 10 марта была помещена статья о городе Боброве.

1 Это произошло весной 1967 года.

Среди первых 18 поселенцев был назван Филипп Солженицын. Вот подтверждение тому, что род Солженицыных вышел из центральной России!

Идет апрель. Муж работает в маленькой комнате за письменным столом. Встает рано. Идет во двор делать зарядку. Потом - душ, завтрак и... работа за столом часов шесть подряд. Перед обедом гуляет в сквере. После обеда стал отдыхать. А вечером занимается подготовительной работой к завтрашнему дню. Снова гуляет, обдумывая...

Физически он чувствует себя не очень хорошо. Немного подскочило давление. Общая слабость. Даже бывает головокружение. Но к врачу идти не хочет. Мечтает вылечиться в Борзовке. А пока попивает травку...

Когда я дома, то работаю в большой комнате. Занимаюсь английскими статьями-рецензиями на "Раковый" и "Круг" (их накопилось очень много), разборкой писем, своих записей. Александр Исаевич дал мне прочесть несколько глав из нового романа. Это тот же писатель, та же подробная детализация. Прежде он говорил, что этот роман будет писать по-новому. Пока я новизны не заметила.

Решено, что на днях я подам заявление об уходе из института. Правда, муж было засомневался, нужно ли уходить мне по своей инициативе. Ему хочется, чтобы меня вынудили к уходу: это даст ему лишний козырь в его борьбе. А так - все будут говорить, что мы сами этого захотели.

- Я ухожу с работы не потому, что из-за тебя ко мне стали хуже относиться, - возразила я мужу. - Я ухожу из-за тебя, чтобы не чувствовать себя собачкой, привязанной на цепь.

В начале апреля в газете "Советская Россия" была напечатана статья "О чем шумит югославская пресса". В ней писалось следующее: "Один из примеров антисоветской идеологической диверсии - публикации на страницах "Борбы" антисоветских отрывков из пасквильной повести А. Солженицына "Первый круг", решительно осужденной литературными кругами Советского Союза"1 (???) Да "литературные круги", которые имеются в виду в этой заметке, "Первого круга" и не читали вовсе! Как же могли они его осудить?..

1 Советская Россия. 1969. 5 апреля.

Примерно в это же время мы узнали, что 21 марта Союз русских писателей и журналистов в Париже устроил в зале консерватории имени Рахманинова большой вечер, посвященный творчеству Солженицына по случаю его недавно исполнившегося 50-летия. Председательствовал Б. К. Зайцев. Доклады сделали Г. Адамович, В. Вейдле, С. Жаба и К. Померанцев. Б. Зайцев прочел несколько миниатюр Солженицына, в том числе "Утенка".

Позже стали известны подробности. В одном из писем, пришедших в Советский Союз, было сказано, что собрание "прошло в большом подъеме и при огромном количестве публики, многие принуждены были уйти, так как все места, проходы и даже сцена были заполнены"1.

А председательствовавший на том собрании Б. Зайцев описал это так: "На днях Союз писателей устраивал в Консерватории русский вечер Солженицына. Народу собралось много, уйма. Сидели на лестнице, некоторые ушли. Эстрада тоже была полна. Выступало "последнее Каррэ" эмиграции: Адамович, Вейдле, Померанцев. В конце я читал маленькие рассказики Солженицына, некоторые прелестны. Политики никакой не было: говорили о нем с гуманистически-философского конца. Надо сознаться: успех большой"2.

1 Сионский А. С. - Храбровицкому А. В., 2.04.69.

2 Зайцев Б. К. - Назаровой Л. Н., 28.03.69, Париж.

6 апреля было Благовещенье. Александр Исаевич пошел в церковь. (Помимо простого желания ему еще это нужно было и для романа.) Он пойдет туда и на следующий день - начинается предпасхальная неделя!

В понедельник, 7 апреля, произошли события у меня в институте. Я сказала своему заведую-щему кафедрой, что намерений своих не переменила, и дала ему прочесть заявление с просьбой освободить меня от работы ввиду плохого состояния здоровья. Давыдов предложил отложить подачу заявления на недельку. "Подождите до Пасхи", - сказал он. И еще дал мне совет не вступать в душевные объяснения с начальством. "Я не хочу вас разочаровывать, - добавил он, - но я несколько очаровывал вас раньше, чтобы вам было легче работать..."

Однако вскоре Давыдов почему-то передумал. Встретившись со мной в коридоре, спросил: "Вы еще заявление не подали? Я же должен на нем что-то написать..." Он взял у меня заявление и сказал, что идет к начальству по другим делам, а заявление мое передаст завтра. С этим я и ушла из института. Было это около часу дня.

И вдруг около шести вечера (Александр Исаевич только что ушел в церковь) - телефонный звонок:

- Мне Александра Исаевича.

- Кто просит?

- Кожевников из обкома.

- Его нет дома.

- Наталья Алексеевна?

- Да. Здравствуйте.

- Я слышал, вы заявление подали? (Вот так так: Николай Иванович только завтра собирался его передать ректору, а в обкоме о нем уже известно!..)

- Да. Очень плохо себя чувствую. Прошу длительный отпуск - не дают.

- Я хотел бы увидеть Александра Исаевича.

Я пообещала Кожевникову передать об этом Александру Исаевичу и утром позвонить. Я хочу, чтобы муж пошел в обком. Я вспоминаю свой разговор с Кожевниковым в декабре 1966 года, его удивление, что к нему обратилась я, а не сам Александр Исаевич, его готовность помочь ему. Я хочу этого тем более, что в Рязани продолжается антисолженицынская кампания: кого-то уволили с работы за то, что побывал у Солженицына; одна преподавательница основ марксизма-ленинизма радиоинститута сказала, что многие хотят, чтобы Солженицына как можно скорее изолировали; один выступавший в Рязани московский лектор сказал, что "Раковый корпус" - нагромождение ужасов, что, кто и не болен раком, - прочтя, заболеет.