Читаем без скачивания Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны - Люсьен Лаказ

— Вы получите, — сообщил он мне, — сумму в три тысячи франков: когда вы ее истратите, сообщите мне; в случае крайней необходимости обратитесь к Сен-Гобэну. Ежемесячно на ваш счет будет поступать ваше жалование и компенсация расходов в сумме пятисот франков. Таким образом, у вас будут деньги на жилье и пропитание. Ваши дорожные расходы в эту сумму не включены. Оденьтесь надлежащим образом: не сильно шикарно, но и не бедно. Что касается агентов, вы знаете, что мы оплачиваем их услуги; вы дадите аванс за полученные сообщения; для выплаты оставшейся суммы подождите моей оценки. Никогда безоговорочно ничего не обещайте и главным образом никогда не обещайте постоянных ежемесячных гонораров!

Сен-Гобэн представит вам всех своих корреспондентов; вы их посетите и установите необходимые связи. И не довольствуйтесь этими несколькими агентами; нужно находить и других. Но вербовка требует мастерства и знания психологии.

Помните также, что не бывает хорошей разведывательной службы без быстрой и надежной связи между вашими людьми и вами, между вами и мной.

Не забывайте, что у нас в Швейцарии есть много агентов, оказывающих услуги двум сторонам; сомневайтесь во всем и во всех, в противницах, в друзьях, в союзниках; одни будут стараться застать вас врасплох, чтобы выдать швейцарской федеральной полиции, другие попытаются перевербовать ваших помощников.

Я не могу вам дать инструкции на все возможные случаи; вам придется действовать в зависимости от обстоятельств. Я рассчитываю на вас!

Два дня спустя, 13 мая 1916 года, я преодолел границу в районе Валлорба. Я посетил вначале всех лиц, которых знал и приобрел, таким образом, во всех больших городах тайных союзников, у которых я, по крайней мере, всегда мог бы найти комнату и постель. Я не упустил, естественно, случая посетить в Невшателе господина Рамюзо, у которого я был приятно удивлен встречей со старинным другом. Мюллер, родившийся в Мюлузе, чтобы не служить в немецкой армии, оставил Эльзас в возрасте шестнадцати лет и получил швейцарское гражданство. Он поселился Лозанне; осиротев, как единственный сын, Мюллер получил большое наследство, которое ему позволяло жить за счет ренты. Несмотря на разницу в возрасте в двенадцать или тринадцать лет мы были превосходными товарищами. Мы вместе посетили Испанию; он провел несколько недель у меня в Италии. Затем прошли годы, и мы не слышали ничего друг о друге. Именно после такого долгого молчания я встретил его в сверхсовременном салоне Рамюзо, и он сразу же мне рассказал: после начала войны, он ловко «открутился» от мобилизации в швейцарское ополчение. И тотчас же поступил на службу во французскую армию.

Как у эльзасца, у него был выбор между всеми французскими полками; его швейцарские документы послали в Иностранный легион. Он мне никогда не рассказывал своих впечатлений, но я понял, что теснота, в которой ему пришлось жить с сомнительными элементами, вызывала немалое отвращение.

Короче, Мюллер сражался во Фландрии; он был ранен в легкое, получил медаль, отправлен на длительное лечение в швейцарский кантон Вале (Валлис). Но по мере того как смягчались плохие воспоминания, хорошие одерживали снова верх и примирили даже его с Легионом. Меня удивило, что он рассказывал о нем уже не без умиления. И также с энтузиазмом он предложил мне свои услуги, как только узнал причину моего пребывания в Швейцарии.

Он был парнем среднего роста, всегда одетым очень изящно и не без некоторой изысканности, редкой и странной, широкоплечим, с узкими бедрами, очень смуглым с правильными чертами лица и с глазами восточного типа, с бархатистыми длинными ресницами и такими красивыми, что их взгляд оказывался иногда затруднительным для нормального собеседника и заставлял краснеть женщин. Я иногда думал, что по происхождению он был евреем. Истинный донжуан, Мюллер не считал уже своих завоеваний; если кто-то из женщин ему отказывал, он не расстраивался. Он был человеком с юмором, тип, который так нравится женщинам. У него был заразительный смех, который их обезоруживал и шутка скорее легкая, чем изысканная — но кто вблизи на это смотрит?

Мы уехали вместе в Лозанну, где я собирался устроить свою штаб-квартиру.

Я нашел ее там, действительно, ниже горы Мон-Риан, где я приобрел привычку гулять, читать или размышлять, маленькую двухкомнатную квартиру на цокольном этаже.

И через два дня начались непрерывные странствования по Швейцарии, которым суждено было продлиться до конца войны. Конечно, нельзя было упускать в этой стране людей доброй воли, которые могли бы мне помочь, но их еще надо было найти. Я начал с тех, которых знал, и просил их подобрать для меня других помощников уже среди своих знакомых. В принципе, мои агенты не должны были знать друг друга; это было единственным средством ограничивать ущерб, если бы одного из них арестовали. Руководитель группы, естественно, руководил теми, которых он завербовал, но он даже не знал о существовании других. Через небольшой промежуток времени количество моих «субагентов» превзошло все мои прогнозы и мои средства, так как они принялись вербовать сами и создавать таким образом новые ячейки. Мне тогда пришлось дать приказ вовлекать только агентов, способных путешествовать в Германию, что отсеивало толпу любителей и более или менее романтических темпераментов, готовых нарушать федеральные законы, но не рисковать своей жизнью перед расстрельным взводом немецких пехотинцев.

В то же самое время улучшался социальный уровень моих агентов; кто хотел, тот не ездил в Германию.

Одним из первых, кого я вовлек, был кузен Жюль. Я ему принес вначале его паспорт и когда он жаловался на постепенное уменьшение своего объема продажи и нехватку клиентов, потому что почти все они были немцы, я этим воспользовался, чтобы спросить его, почему бы ему самому туда не съездить?

Он вздрогнул, сделал гримасу и затем жизнерадостно ответил:

— В конце концов, почему бы и нет?

Он уехал несколько недель спустя; я ему совсем не говорил о затруднениях, которые были у Гроссмана при его выезде из Германии, зато порекомендовал ему поехать, по крайней мере, на две недели.

Несколько месяцев спустя про Гроссмана-Жюля стало бы, разумеется, известно консулу и Жюль не получил бы больше визы. Но и Рим построили не за один день.

На моей новой службе самый деликатный момент состоял в том, чтобы проверить нового агента, недавно завербованного руководителем ячейки; всегда была возможна ловушка или еще добродетельное возмущение господина, который сам заподозрил бы ловушку. Эти были наиболее опасны.

Нужно было, однажды завоевав агента, затем удержать его в своем лагере, так как некоторые офицеры союзных разведок, желающие избегать этих случайных ходов, довольствовались тем, что следили за мной тайно, но очень эффективно и когда они убеждались, что какой-то индивид был на моей службе, они подходили к нему: