Читаем без скачивания Эгоист (дореволюционная орфография) - Элизабет Вернер

— Ты не знаешь, дитя, что Густавъ сдѣлалъ для тебя и чего стоитъ послѣдній часъ твоему отцу! Съ сегодня Дженкинсъ становится моимъ непримиримымъ врагомъ и не прекра­титъ своихъ нападеній на меня. Я слишкомъ сильно отдался ему въ руки.

— Такъ разстанься здѣсъ со всѣмъ и поѣдемъ вмѣстѣ въ Германію! — воскликнулъ Густавъ. — Что за охота тебѣ подвергаться нападкамъ и мученьямъ со стороны этой мерзкой нью-іоркской шайки, разъ ты можешь спокойно и счастливо жить на своей настоящей родинѣ? Со вступленіемъ Джесси въ бракъ со мною имя Клиффордъ исчезнетъ, такъ пусть же вмѣстѣ съ этимъ прекратитъ свое существованіе фирма здѣсь. Правда, тебѣ при ликвидацiи придется понести значительныя потери, но все же для Германіи ты останешься еще достаточно богатымъ, а въ случаяхъ для дѣятельности у насъ и тамъ не будетъ недостатка.

— Да что ты мнѣ предлагаешь? — съ неудовольствіемъ воскликнулъ Зандовъ.

— То же самое, что и ты предложилъ мнѣ, когда вызвалъ меня сюда. Мнѣ только думается, что будетъ лучше, если мы обернемъ это дѣло. Посмотри-ка, какъ просіяло лицо Фриды при одной только мысли о родинѣ! Конечно она не покинетъ своего отца, гдѣ бы онъ ни жилъ, но здѣсь она пожалуй скон­чается съ тоски по родинѣ.

Густавъ очень разумно привелъ въ дѣйствіе самый дѣйствительный рычагъ. Францъ Зандовъ испуганно взглянулъ на дочь, глаза которой дѣйствительно сіяли, когда рѣчь зашла о воз­вращенiи на родину, и которая теперь молчаливо поникла го­ловой.

— Пойдемъ, Джесси, — сказалъ Густавъ, беря подъ-руку невѣсту. — Оставимъ ихъ обоихъ наединѣ другъ съ другомъ! Я еще долженъ разсказать тебѣ все подробно, такъ какъ вижу, что ты понимаешь все лишь наполовину, а кромѣ того я ощущаю живую потребность заставить тебя поудивляться мнѣ. Мнѣ это вчера чрезвычайно понравилось.

Онъ увлекъ Джесси за собою, а отецъ и дочь остались одни.

Фрида не нуждалась ни въ какомъ объясненiи, какъ Джес­си, — она уже давно догадалась обо всемъ и, прижавшись къ отцу, тихо сказала:

— Уже тогда, когда мы вмѣстѣ стояли у моря, я знала, что ты никого не пошлешь сознательно на гибель.

Францъ Зандовъ долго и проницательно посмотрѣлъ въ тем­ные глаза дочери, сіявшіе теперь нѣжнымъ обожаніемъ. Онъ впервые вынесъ это безъ страха и упрека и почувствовалъ въ этомъ значительное облегченіе для себя.

— Нѣтъ, дитя мое, — тихо сказалъ онъ, — я не могу это сдѣлать, и теперь, будь что будетъ, мы перенесемъ это!

Между тѣмъ Густавъ и Джесси рука объ руку ходили по саду, и ихъ разговоръ вначалѣ былъ очень серьезенъ. Густавъ разсказалъ невѣстѣ всю исторію со спекуляцiей Дженкинса, насколько возможно щадя своего брата и изобразивъ его жерт­вой заблужденія, которое лишь теперь стало для него ясно. Когда онъ кончилъ, Джесси быстро сказала:

— Густавъ, если и мое состояніе вложено въ это предпріятіе, то само собою разумеется, что мы предоставимъ его тво­ему брату въ неограниченное распоряженіе, до тѣхъ поръ пока онъ будетъ считать это нужнымъ.

— Твое состояніе совершенно непричастно къ этому, — объяснилъ Густавъ. — Каковъ бы ни былъ Францъ въ качествѣ спе­кулянта, въ роли твоего опекуна онъ совсѣмъ безупреченъ — это сама добросовѣстность. Онъ съ полнымъ уваженіемъ отнесся къ завѣщанію твоего отца. Ты была и останешься богатой наслѣдницей, Джесси; къ сожалѣнію это нельзя измѣнить, но я твердо рѣшился, несмотря на это твое неудобное свойство, же­ниться на тебѣ, и даже не далѣе, какъ черезъ мѣсяцъ.

— Это невозможно! — возразила Джесси. — Надо еще много чего привести въ порядокъ и подготовить. Ты самъ долженъ признать, что время слишкомъ коротко.

— Я ничего не признаю, — заявилъ Густавъ. — Всю дѣловую сторону приведетъ въ порядокъ мой братъ, а все остальное можетъ произойти въ назначенное мною время. Вѣдь у васъ здѣсь, въ Америкѣ, все совершается съ быстротою пара, все — и спекуляцiи, и обогащеніе, и даже жизнь и смерть. Я ничего не имѣю противъ этого мѣстнаго свойства, такъ какъ его можно распространить и на бракъ, и, какъ твой будущій тиранъ, требую, чтобы ты черезъ мѣсяцъ стала моей женой.

Джесси видимо казалось вовсе не черезчуръ труднымъ под­чиниться этой тираніи; по крайней мѣрѣ она послѣ нѣкотораго промедленія, улыбаясь и покраснѣвъ, выразила свое согласіе.

Тогда ея женихъ произнесъ:

— По крайней мѣрѣ я могу быть около своего брата, ко­гда разразится первая буря, а вѣдь ея ждать недолго. Ко­нечно въ консульствѣ узнаютъ обо всемъ этомъ случаѣ, и се­годня же вечеромъ о немъ будетъ знать весь городъ. Любезный агентъ Дженкинса, поклонникъ моей литературной дѣятельности, сперва станетъ рвать на себѣ волосы, а затѣмъ начнетъ посылать одну телеграмму за другой въ Нью-Іоркъ. Ахъ, хотѣлось бы мнѣ видѣть, какъ господа Дженкинсъ и Компанія начнутъ извергать пламя своего гнѣва и пошлютъ меня на самое дно преисподней. Ну, да я надѣюсь съ Божьей по­мощью еще разъ предоставить имъ случай къ этому, какъ только появятся мои статьи. Они должны будутъ познать перо, которое намѣревались подкупить.

— Такъ ты дѣйствительно думаешь, что мой опекунъ от­кажется отъ тѣхъ своихъ обязательствъ? — спросила Джесси.

— Онъ долженъ сдѣлать это во что бы то ни стало! Послѣ того, что случилось сегодня, для него вообще не остается ни­чего иного; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ — достаточно хорошій ком­мерсантъ и сумѣетъ спасти то, что еще можно. Конечно Дженкинсъ постарается причинить ему по возможности больше непріятностей; ну, тѣмъ лучше! Это по крайней мѣрѣ заставитъ Франца обратить взоръ на Германію, и мы снова пріобрѣтемъ его себѣ. Къ своей прежней лихорадочной жаждѣ спекуляцій онъ не можетъ и не смѣетъ вернуться; здѣсь же искушеніе слишкомъ велико, и онъ пожалуй можетъ поддаться ему. Ледъ теперь наконецъ сломленъ, а въ Фридѣ заключается своего рода весенній вихрь, который все воскрешаетъ къ новой жизни, и мы спокойно можемъ передать ей все дальнѣйшее. Даю тебѣ слово: черезъ нѣсколько лѣтъ она привезетъ отца обратно на его родину.

Постепенно Густавъ и Джесси дошли до морского берега и остановились у той скамейки, на которой въ тотъ памятный вечеръ сидѣла Фрида. Предъ ними лежалъ океанъ, сверкавшій подъ солнечными лучами.

Густавъ одной рукой указалъ на него, а другой обнялъ невѣсту, причемъ произнесъ:

— Тамъ находится мое отечество, Джесси! Черезъ нѣсколько недѣль оно станетъ также и твоимъ, и ты полюбишь его: вѣдь это — родина твоей матери. Возможно, что правъ мой братъ, утверждавшій сегодня утромъ, что на поприщѣ умственной дѣятельности здѣсь все отличается болѣе значительными и свободными чертами, нежели у насъ, въ Германіи, что здѣсь скорѣе можно выдвинуться, достигнуть болѣе виднаго успѣха даже при помощи литературной дѣятельности. Но какъ разъ у насъ, нѣмцевъ, наступило теперь время, когда въ жаркой борьбѣ нужно высоко держать знамя и выдвинуть на защиту его свои лучшія жизненныя силы. И я съ радостью и ото всей души готовъ сдѣлать это и не требую никакой иной награды, кромѣ того, чтобы Джесси, моя любимая женушка, была довольна сво­имъ „эгоистомъ“.