Читаем без скачивания Безумием мнимым безумие мира обличившие - Автор неизвестен -- Религиоведение

Однажды пришла к Марии Ивановне интеллигентная дама с двумя мальчиками. Блаженная сейчас же закричала:

— Дорофея, Дорофея, давай два креста, надень на них.

Дорофея говорит:

— Зачем им кресты, они сегодня причастники. А Мария Ивановна, знай, скандалит, кричит:

— Кресты, кресты им надень.

Дорофея вынесла два креста, расстегнула детям курточки, крестов и вправду не оказалось.

Дама очень смутилась, когда Дорофея спросила ее:

— Как же вы причащали их без крестов?

Та в ответ пробормотала, что в дорогу сняла их, а то они будут детей беспокоить. Вслед за ней пришла схимница.

— Зачем надела схиму, сними, сними, надень платочек и лапти, да крест надень на нее, — говорит Мария Ивановна.

С трепетом мать Дорофея подошла к ней: оказалось, что она без креста. Сказала, что в дороге потеряла.

Епископ Зиновий (Дроздов) спросил Марию Ивановну:

— Я кто?

— Ты поп, а митрополит Сергий — архиерей.

— А где мне дадут кафедру, в Тамбове?

— Нет, в Череватове[12].

У Арцыбушевых была очень породистая телка, и вот она за лето не огулялась, и следовательно, семья должна быть весь год без молока, а у них малые дети, средств никаких, и они задумали продать ее и купить другую. Пошли к Марии Ивановне за благословением.

— Благослови, Мария Ивановна, корову продать.

— Зачем?

— Да она нестельная, куда ее нам.

— Нет, — отвечает Мария Ивановна, — стельная, стельная, говорю вам, грех вам будет, если продадите, детей голодными оставите.

Пришли домой в недоумении, позвали опытную деревенскую женщину, чтобы она осмотрела корову. Та признала, что корова нестельная.

Арцыбушевы опять пошли к Марии Ивановне и говорят:

— Корова нестельная, баба говорит. Мария Ивановна заволновалась, закричала.

— Стельная, говорю вам, стельная. Даже побила их.

Но они не послушались и повели корову на базар, им за нее предложили десять рублей. Оскорбились они и не продали, но для себя телку все-таки присмотрели и дали задаток десять рублей.

А Мария Ивановна все одно — ругает их, кричит, бранит. И что же? Позвали фельдшера, и он нашел, что корова действительно стельная. Прибежали они к Марии Ивановне и в ноги ей:

— Прости нас, Мария Ивановна, что нам теперь делать с телушкой, ведь мы за нее десять рублей задатка дали.

— Отдайте телушку, и пусть задаток пропадет.

Они так и сделали.

Марии Ивановне была построена келлия в селе Пузово. Туда ее отвезли сразу же после закрытия монастыря; руководила устройством Марии Ивановны Валентина Долганова, и дело поставила так, что никому не стало доступа к блаженной.

В Пузове Мария Ивановна пробыла около трех месяцев.

Когда игумения Александра поселилась в Муроме, к ней приехала мать Дорофея.

— Зачем ты Марию Ивановну в мир отдала? Бери обратно, — сказала ей игумения. Та поехала за ней.

— Мария Ивановна, поедешь со мной?

— Поеду.

Положили ее на возок, укрыли красным одеялом и привезли в Елизарово. Здесь она прожила до весны, а весной перевезли ее в Дивеево, сначала к глухонемым брату с сестрой, а в 1930 году на хутор возле села Починок, и, наконец, в Череватово, где она и скончалась 26 августа (8 сентября н. ст.) 1931 года.

Тексты житий печатаются с разрешения издательства «Паломник»

БЛАЖЕННЫЕ СВЯТОЙ РУСИ

БЛАЖЕННАЯ МАРФА[13]

В Суздальской обители близ северных дверей соборной церкви находится скромный надгробный памятник Марфы Яковлевны Сониной, скончавшейся 10 августа 1803 года, 80 лет, после 60-летних подвигов в юродстве Христа ради.

Когда она была еще здорова, везде ходила, сама бедна была, а бедных не забывала, ноченьки целые за коклюшками просиживала, все кружева плела, хорошие, дорогие. В большом ходу тогда кружева были, особенно купчихи щеголяли. А сама она, что ни выработает, все нищим да сиротам, а когда и в храм Божий принесет, на свечи к преподобной Евфросинии; а у самой-то и копейки запасной никогда не бывало. После, когда была уж без ног, с постели не вставала семь лет. Покойная игумения матушка Аполлинария посылала послушниц поочередно служить Марфе Яковлевне. В ранах вся лежала. Никогда не пожалуется, не поропщет, за все Бога благодарила, и молодых учила уму-разуму: «Все терпите, говорит, не гневите Бога ропотом, от трудов рук своих питайтесь и уповайте на Бога. Он вас, милые мои, не оставит за то, что вы, послушания ради, грешную Марфу не оставляете. Воздаст вам за меня Царь Небесный».

Вовсе не была она монастырской и в монастыре не жила, только случалось, что гостила она здесь иногда у монахинь знакомых: проживала иногда дня по два, только редко, и в Покровском монастыре у игумении. А всегда жила Марфа Яковлевна у приятельницы своей, у небогатой мещанки вдовы Евдокии Ивановны Изюмовой, и домик Изюмовой был рядом с дьяконским домом. О прежнем житье-бытье М. Я. сама кое-что рассказывала.

Была она родом из здешних мещан; Сонины прозывались. Сироткой по десятому году осталась после родителей; до двадцати лет с братьями женатыми в родительском доме прожила, работала на них, пуще всякой работницы без отдыха. Были у нее хорошие женихи, из купечества, но не пожелала замуж выйти. А в семье-то тяжко и грустно ей было жить: жены братьев ее ссорились и мужей на вражду наводили.

Марфа Яковлевна пошла странствовать по святым местам, у Соловецких чудотворцев побывала, в Киев два раза сходила. Воротилась с богомолья и поселилась у Изюмовой в домике на весь век, а тут и юродствовать начала. В длинной белой рубашке стала ходить, и всегда почти босиком, другой одежды никакой не носила. По улицам всегда от места до места бегом бегала, ребятишки бегут за ней, хохочут, дразнят. А она никогда на них не осердится, только пальцем погрозит, а то и гостинцы им раздаст, баранки, либо пряники, когда купцы ей принашивали на поклон. Мимо дома родительского когда пробежит, постучит бывало в окошечко и кричит: «Покайтесь, молитесь, живите мирно, не гневите Бога»! А в дом редко заходила, потому что не слушались ее невестки; все у них свара стояла да брань греховная с утра до вечера. И сбылось же над ними слово блаженной: обнищали и умерли все, еще при ней, только остались могилки родителей ее и всего Сонинского рода на кладбище у Воскресения.

А чужие многие ее слушали; читывала она им