Читаем без скачивания На службе зла. Вызываю огонь на себя - Анатолий Матвиенко

Заявление покойного об обстоятельствах гибели англичанина оказалось настолько шитым белыми нитками, что Никольскому оформили задержание лишь по обвинению в незаконном хранении огнестрельного оружия. Почти столь же оперативно, как и полиция, к гостинице прибыла пресса. Когда на следующий день адвокат Шауфенбаха вытащил Владимира Павловича под залог, удрученное лицо Никольского украшало передовицы парижских газет, сообщавших о его участии в убийстве на фоне конфликтов в белоэмигрантском движении.

Напротив, лицо марсианина не выражало никакой скорби, как ее не может изобразить дверь платяного шкафа. По пути в отель он заявил:

— Вы засвечены и скомпрометированы. Меняем внешность и документы, затем на время покидаете страну.

— А залог?

— Теряли больше.

Никольский вздохнул. Ситуация не просто выбила его из колеи — сразила. Прекрасный парень Миша Орловский был бы жив, если бы он не вовлек его в организацию конспиративной встречи. И ведь не продался — действовал, как считал нужным, во благо России, и погиб. Как Николай Второй при отречении.

— Не скажу, что доволен вами, Владимир Павлович, но и слишком терзаться незачем.

— Что уж теперь. На этом наше сотрудничество заканчивается?

— Только если вы будете на этом настаивать. Игра продолжается. Противник сделал сильный и неожиданный ход.

— Неужели сможете мне доверять после этой ошибки?

— Если в отчаянии рвать волосы на голове, то обоим. Я утвердил план прикрытия с наймом двух помещений. Мишу вы использовали втемную и не могли предположить, что в такое крайне короткое время его перевербуют.

— НКВД? Вряд ли.

— Нет. Мои конкуренты руками абвера или СД. Информационная подготовка слишком высока для человеческого уровня.

— Но вы говорили об ограничениях на ликвидацию агентуры друг друга.

— Здесь мне их не в чем упрекнуть. Монтгомери — не наш агент, Орловский скорее их кадр, нежели мой. Вас ни пальцем не тронули. Сейчас надо думать, как обратить ситуацию в нашу пользу. Навести MI-6 на германский след, убедить ГБ, что контакт с британцами не потерян. А убийство английского эмиссара — признак, что Германия беспокоится, и это хорошо. В целом предельно подлый план хозяев Альбиона мне нравится. Германия попадает под удар СССР ослабленная, и никто не мешает вашей Родине вернуть утраченные после 1914 года территории. Как у вас говорят? Что ни делается, то к лучшему.

Осталось убедить в этом Мишину мать, подумал Никольский, разглядывая проплывающие за стеклом авто витрины парижских магазинов.

Прогноз покойного англичанина относительно официальных переговоров Великобритании и Советского Союза, к которым прислонилась Франция, сбылся на все сто. Представители западных демократий унизительно низкого ранга прибыли в Москву, не имея полномочий на подписание соглашений, и откровенно тянули время.

Шауфенбах полагал, что в целом события развиваются нормально. Он считал важным, что информация об истинных намерениях британцев известна кремлевскому руководству. Джентльмены надеялись столкнуть коммунистов и нацистов любой ценой, поэтому любые шаги навстречу войне не вызовут активного противодействия со стороны Британии, несмотря на принятые обязательства и громогласные заявления Форин-офис.

Немецкая дипломатия пыталась добиться от англичан подвижек в отношении Польши, подобным Мюнхенским соглашениям, с которых начался крах Чехословакии. Одновременно началась концентрация вермахта и люфтваффе на территории самой Германии, Чехии и Восточной Пруссии. Никогда не воевавшая гитлеровская армия демонстрировала, что на этот раз ее командование настроено серьезно.

Никольский остался во Франции. Теперь он выглядел и чувствовал себя лет на тридцать пять, имел французский паспорт, и не боялся преследования полиции, которая объявила в розыск болгарского подданного Боева, скрывшегося от следствия.

Англичане приняли его весьма настороженно, памятуя гибель сэра Монтгомери. Никто не обвинял Никольского в убийстве. Но подобные проколы всегда происходят по единственной причине — из-за утечки информации враждебной стороне. К сожалению, джентльмены из SIS не могли понять, кому потребовалось устранение агента, выполнявшего фактически лишь связную функцию, с немедленной ликвидацией исполнителя, чтобы спрятать концы в воду. Возможно — Германия. Гитлер страдал неразделенной симпатией к Британии в тяжелой форме, надеялся на длительный союз и равноправное партнерство с владычицей морей, которая до сих пор в качестве равнозначного союзника принимала лишь американцев и, с оговорками, Францию. Поэтому фюрер мог приказать сорвать переговоры с русскими из политической ревности. Полковник Мензис предположил, что акция явилась самодеятельностью спецслужб, и подозревал абвер. Адмирал Синклер грешил на СД.

Версию о причастности российской разведки англичане отвергли с ходу. Технически подобную операцию мог реализовать Иностранный отдел НКВД. Но деятельность чекистов за рубежом жестко контролировалась вертикалью из трех грузин — Деканозов, Берия, Сталин. Разве что из ГБ могла произойти та самая утечка, запустившая трагедию.

Последним слабым звеном явился сам Никольский. Британцы тщательно проверили его рассказ и не нашли в его действиях ошибок. Если бы история закончилась на покойном Орловском, проще списать инцидент на нелепую случайность и ложно понятый патриотизм белоэмигрантского отпрыска, который до последней секунды не мог знать о составе участников встречи. К сожалению, его устранение свидетельствовало о наличии заказчика убийства.

Аналогичные вопросы появились у ведомства Берии. Несколько офицеров ГБ, выдвинувшихся в разведке при Ежове, спустились из удобных лубянских кабинетов в пыточные подвалы, примерив на себе ярлык врага народа. Во время допросов они выразили готовность подписать любое признание, хоть шпионаж в пользу Антарктиды, но реального канала утечки найти не получилось. Стало быть, предательство или преступная халатность имели место в классово чуждой белой эмиграции. С Никольским не разорвали связь, однако к любым поступающим от него данным стали относиться с крайней осторожностью. По косвенным признакам он заключил, что ответ на послание Монтгомери британская сторона получила, вероятнее всего — напрямую. Учитывая, что ни в тайной, ни в публичной дипломатии между двумя странами каких-либо подвижек не наметилось, Шауфенбах сделал вывод, что красные не упали в лондонские распростертые объятия.

Осторожно пытаясь наладить какие-то отношения с СССР в области противодействия Германии, англичане упорно продолжали гадить в Азии, оказывая политическую и экономическую поддержку Японии, которая вела необъявленную войну против Советского Союза и Монголии. Армия микадо постепенно проигрывала в боях у реки Халхин-Гол, а в Европе приближалась развязка. Подковерные игрища десятка правительств, а также их армий и разведок неминуемо приближали новую масштабную войну, начала которой по разным причинам желали многие. Шауфенбах и его маленькая команда — в том числе.

Фюрер несколько раз переносил сроки начала польской операции. Самым парадоксальным накануне вторжения выглядело железное спокойствие поляков, непоколебимо уверенных, что с британцами за спиной им ничего не грозит. Военная доктрина и армейская стратегия польской армии зиждились лишь на одном постулате: в случае интервенции удержаться до прибытия британской помощи.

15 августа усилия тайной германо-советской дипломатии выплыли на свет божий в виде официального заявления немецкой стороны о готовности нацистского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа вылететь в Москву для «выяснения германо-русских отношений». Через день Шауфенбах получил последнее разведдонесение от агентуры в Кремле и Наркомате обороны — об увеличении количества стрелковых дивизий РККА в полтора раза и введении с 1 сентября 1939 года обязательной воинской повинности. Советский Союз собрался воевать в этом году, причем весьма основательно.

На этом хорошие новости окончились. Три информатора, не связанных между собой, были арестованы контрразведкой. Гестапо вычислило и схватило одного агента в ОКВ. Неизвестно, насколько оппоненты Шауфенбаха повлияли на эти провалы, но поток информации, поступающий из Москвы и Берлина, резко уменьшился.

— Ну-с, Владимир Павлович, ваш небольшой отпуск заканчивается. Имея весьма скромные возможности воздействовать на советское и германское руководство, нам нужно очень точно знать, что происходит в обеих странах.

— Формирование новой агентуры — дело весьма длительное. Куда прикажете лететь — в Берлин или в златоглавую?

— В Москву. Вербовать никого не надо — после шпиономании тридцать седьмого и последующих годов любая попытка привлечь кого-либо к сотрудничеству приведет вас в знакомые лубянские подвалы. Вернемся к старому способу, который я вам показывал в семнадцатом — размещением портативной камеры с микрофоном. На этот раз установите ее в кабинете Сталина.