Читаем без скачивания Честь и лукавство - Остен Эмилия

– Ах, дорогая Эмма, если бы ты видела, как он смотрел на меня, ты бы сама не усомнилась. Мне надо только немного поощрить его, и все может получиться по-моему.

Еще бы он на нее не смотрел! Даже с его невысоким мнением о женском уме Кэтрин должна была показаться ему созданием из кунсткамеры. Право же, против глупости сами боги бороться бессильны! Лучше тут не скажешь при всем желании.

Кэтрин пригласила меня на вечерний прием к себе и наконец откланялась, чтобы пройтись по лавкам с модными шляпками.

Вечером я имела возможность лично увидеть отношение Россетера к моей сокурснице, ибо герцог, как и Гринхаузы, был в числе приглашенных. Аннабелла бесилась, Кэтрин кокетничала с герцогом, а его бледное лицо выражало желание отправить куда-нибудь подальше обеих своих почитательниц. Я старалась все время находиться в обществе, чтобы избежать возможности поговорить с ним наедине, но Филсби не предпринимал попыток приблизиться ко мне. Он был бледнее, чем в последние дни, что дало Аннабелле возможность ухаживать за ним и заботливо интересоваться, не стало ли его самочувствие по каким-либо причинам хуже.

Кэтрин не собиралась терпеть единовластия Аннабеллы и кокетливо попросила Россетера что-нибудь спеть:

– Я слышала, вы прекрасно исполняете романсы. Почему бы вам не порадовать нас какой-нибудь любовной балладой?

Аннабелла тут же вскричала:

– Как! Вы поете, а я до сих пор не знала об этом! Мы могли бы петь замечательные дуэты, чудесные ноты пылятся у меня на рояле из-за того только, что мне не с кем их исполнить!

– Сударыня, мой голос слишком слаб, чтобы составить вам достойную пару. Всякий, слышащий вас, не пожелает, чтобы к вашему чудному пению примешивались хриплые выкрики пирата.

Дамы не отставали, предлагая ему спеть одному или в дуэте с одной из них, наперебой убеждая его в ложной скромности, и бедный джентльмен наконец уселся за рояль, неизвестно зачем имеющийся в гостиной у Кэтрин, хотя ее музыкальное образование сводилось к двум-трем танцевальным мелодиям. Я никогда не слышала романса, который он исполнил грустно, но весьма приятно:

Пусть я покинул вас, мой друг, Но спит в саду воспоминаний И нервный трепет тонких рук, И жаркий шепот обещаний. Я горьким варевом разлук Запью шампанское свиданий, И не удержит томность рук И лживый шепот обещаний. Но не сменю усладу мук С шипами разочарований На сладкий плен не ваших рук И шепот новых обещаний.

– Какая чудная песня! Спойте еще, ваша светлость. – Хор дамских голосов звучал как гимн исполнителю.

– Друг мой, признайся, это твое собственное сочинение, – поинтересовался Морланд, подходя к роялю, за которым продолжал сидеть Россетер.

– Как! Вы пишете стихи и музыку! Почему же в моем альбоме до сих пор нет ничего из ваших произведений? – Аннабелла была прелестна с пылающими глазами и сердито сведенными бровками.

– Мой друг Генри выдал секрет, и мне остается только пообещать, что, когда мои раны перестанут беспокоить меня и уступят место творческому озарению, я сразу же украшу ваш альбом каким-нибудь рифмованным изречением.

– Но кому вы посвятили этот чудесный романс? – Кэтрин с трудом удерживалась от желания оттолкнуть Аннабеллу, а та – от пинка хозяйке дома.

– Я не могу открыть вам эту тайну, могу только намекнуть. – Недолго же меланхолия царила над ним, привычная усмешка гораздо более подходит к его изящному облику.

Аннабелла не стала опускаться до просьб, явно уверенная в своей причастности к шедевру, тогда как Кэтрин дружески взяла герцога под руку и предложила шепнуть имя счастливицы ей на ушко.

– Это романс о фее, которую осмелился позвать смертный. Но фея коварно ускользает, оставляя его среди милых сердцу друзей. – С этими словами он поцеловал руку Кэтрин, бросил лукавый взгляд на Аннабеллу и на краткий миг взглянул в мою сторону.

Я и без того почему-то была уверена, что он намекает на мою персону, а этот взгляд взволновал и смутил меня. Хорошо, что обе дамы смотрели только на Россетера, иначе они вполне могли бы объединиться против незваной «феи».

Весь вечер хозяйка и ее нежеланная гостья развлекали мистера Филсби, соревнуясь в демонстрации прелестей и глупостей, а он, казалось, был очарован ими обеими.

За чаем горничная подала мне записку. Развернув ее, я прочла:

«В погоне за эльфом попал в сети двух райских мухоловок. Только фея может выручить меня из их клейких сетей. Жду через полчаса на берегу. Наивный мотылек».

Сравнение моих приятельниц с этими плотоядными цветами очень позабавило меня, но герцог ничем не напоминал наивного мотылька. Я сразу же решила, что отправлюсь на встречу с ним, пусть даже мне и придется выслушать очередную историю превращения его из беззастенчивого сердцееда в робкого соблазнителя. Нет бы ему поцеловать меня, я бы сразу смогла определить, приятно мне будет его общество в дальнейшем или невыносимо. Я была почти уверена, что приятно, и сердилась на него из-за его сдержанности, а на себя – из-за столь неприличных желаний.

Внезапно горничная подала мне еще одну записку. Я развернула ее, будучи в полной уверенности, что Россетер хочет позабавить меня еще каким-нибудь метким афоризмом, но ровный почерк моего супруга тут же развеял мою убежденность:

«Не хотелось бы прерывать ваше веселье, дорогая моя, но полученные мною известия требуют вашего немедленного присутствия. Не случилось ничего непоправимого, поэтому прошу вас, не пугайтесь. Ваш Эдмунд Дэшвилл».

Надо ли говорить, что я встревожилась, невзирая на успокоительный тон письма. Явно случилось что-то неприятное, и скорее всего, это связано с моими родными, ведь если бы графу стало плохо, записку писал бы врач или дворецкий.

Я торопливо встала и попросила подать мою карету, извинившись перед Кэтрин, которая почти не обратила на меня внимания. Их с Аннабеллой занимало таинственное исчезновение «милого Россетера», который, очевидно, уже отправился на набережную. У меня не было ни времени, ни желания предупредить его о том, что наша встреча не состоится, все мои мысли занимало скорейшее возвращение домой.

Вбежав в библиотеку, где сидел граф, я почти без сил шлепнулась в кресло.

– Что случилось, сэр? – спросила я задыхающимся голосом.

– Успокойтесь, милая. Я получил вести от вашей матушки, она упала с чердака и, к несчастью, сломала ногу. Я осмелился прочесть письмо без вас, потому что оно адресовано мистеру и миссис Дэшвилл. Я думаю, вы захотите отправиться к ней теперь же. Все готово к отъезду, и мы можем отправляться, как только вы успокоитесь.

Я со вздохом откинулась на спинку кресла. Новость пришла печальная, но не трагическая. Все могло оказаться гораздо хуже, и надо благодарить господа за доброту, которую он проявляет к нам даже в испытаниях. И зачем мама полезла на чердак? Я выпила предложенную рюмку коньяку и решительно встала:

– Ваша доброта и чуткость, сэр, продолжает восхищать меня. Вы все продумали и все успели сделать, значит, письмо пришло довольно давно, и вам просто не хотелось лишать меня развлечений до самой последней минуты. Это так?

– Дорогая моя, вы в столь нежном возрасте владеете необыкновенным здравым смыслом, но все же я не хотел раздражать вас суетой, неизбежной при поспешных сборах.

– Вы боялись, что я устрою истерику?

– Конечно, нет. Вы совершенно не склонны к истерикам и обморокам. Просто ваше присутствие не было обязательным, так зачем же отрывать вас от друзей?

– Вы совершенно правы, сэр. Едемте. – Я не стала говорить графу, что он не только оторвал меня от друзей, но и лишил волнующего променада у моря.