Читаем без скачивания Пираты Сомали - Никита Филатов

На следующее утро назначили первую учебную тревогу.

Однако этому ответственному мероприятию не суждено было состояться вовремя – Индийский океан, в конце концов, решил напомнить о себе и внес в судовой распорядок суровые коррективы.

Владимир Александрович Виноградов проснулся от ощущения разливающейся по телу дурноты. Такой дурноты, которая бывает обычно с тяжелого похмелья – когда, припоминая события прошлого вечера, начинаешь медленно соображать, какого черта потребовалось запивать водку пивом и курить столько разной дешевой гадости.

– О-ох… блин, – Виноградов застонал и с трудом разлепил непослушные веки: за стеклом иллюминатора медленно колыхалась черная, мутная пелена, один только вид которой сразу же вызвал у него почти неодолимый приступ тошноты.

На часах – без пятнадцати шесть…

Он полежал еще некоторое время, надеясь, что вернется сон. Потом все-таки заставил себя сползти с койки, вышел из каюты и направился в общий гальюн.

Путь оказался не слишком приятным. С первых шагов напомнил о себе желудок, каждое колебание палубы под ногами вызывало подташнивание и головную боль, невыносимо резали глаза тусклые лампы дежурного освещения… В гальюне Виноградова вывернуло наизнанку. Сразу же стало немного легче, но он подождал еще минут пять, упершись локтями в края умывальника и остужая горячий лоб о пластиковую поверхность переборки:

– Мама дорогая… Роди меня обратно!

Немного оправившись, Владимир Александрович вернулся в каюту, где на нижней койке по-прежнему громко и самозабвенно храпел подполковник Иванов…

Окончательно он проснулся уже в половине девятого.

Мощный удар, напоминающий взрывную волну, сначала подбросил Виноградова под самый подволок, а потом с наслаждением кинул обратно. Пытаясь нащупать какую-нибудь опору, он успел краем глаза заметить остатки морской воды, бесконечным потоком стекающие вниз по стеклу… Очевидно, это было не самое начало – на столике, возле задраенного иллюминатора, уже вовсю плескалась просочившаяся внутрь лужица, а по тесной каюте с шумом и грохотом перекатывался графин.

Кажется, на этот раз Индийский океан бил старушку «Альтону» по-настоящему, насмерть, без всякого снисхождения и пощады. Потерявший управление сухогруз бросало из стороны в сторону, а голова Виноградова каким-то непостижимым образом постоянно оказывалась ниже ног – да так, что, казалось, приспособиться к этому нечеловеческому, рваному ритму нет и не может быть никакой возможности.

С нижней койки послышался тихий стон.

– Михаил?

Профессиональный морской пехотинец, спецназовец, лучший из лучших – лежал на спине в луже собственной рвоты, закатив куда-то вверх мутные, ничего не видящие глаза.

– Ты чего, старик? Держись…

Но буквально через мгновение и сам Виноградов почувствовал, что не сможет и не успеет управиться с накатившимся приступом. Его вытошнило – сначала один раз, на палубу, а затем еще и еще, прямо в постель…

Следующие несколько часов вспоминались впоследствии как один сплошной, не прекращающийся кошмар. Металлическая обшивка «Альтоны» скрипела и скрежетала, но страха не было – оставались только головокружение и тоскливое, беспомощное ожидание очередного приступа. Через какое-то время желудок уже не мог исторгать из себя ничего, кроме желчи. Дурная, тяжелая кровь то и дело захлестывала черепную коробку потоком расплавленного железа, а затем вдруг откатывалась куда-то, оставляя на коже испарину и холодный пот.

Происходящее за пределами каюты не интересовало. Жить не хотелось. Пропало чувство брезгливости. Ни у подполковника, ни у его соседа сил и воли не было даже на то, чтобы взять перекатывающийся под койкой графин, хотя каждый его удар о переборку отдавался в мозгу страшным грохотом и физической болью.

– Господи, да за что же это!

Так они провалялись почти до полудня – полуодетые, в темноте, духоте и вонючей блевотине, периодически погружаясь в короткое, рваное забытье…

Казалось, об их существовании за все это время никто ни разу не вспомнил. В какой-то момент Виноградову даже представилось, будто все остальные уже давным-давно покинули обреченное судно, оставив на произвол океана и старушку «Альтону», и их двоих… Так что внезапный стук в переборку и появление в дверном проеме капитана судна не вызвало у Владимира Александровича никаких эмоций, кроме усталого удивления:

– Это вы? Что случилось?

Капитан, невысокий седой человечек с повадками старого алкоголика, молча переступил через выкатившийся ему прямо под ноги стеклянный графин и замер посередине каюты. На фоне света, хлынувшего из коридора, его лица было не разглядеть, но во всей позе читалось глубокое, искреннее презрение настоящего морехода к сомнительному, с его точки зрения, наполовину сухопутному народцу, невесть каким образом затесавшемуся на борт его судна. Презрение это явно выражали расставленные на ширине плеч тяжелые, кованые башмаки, руки в карманах непромокаемой куртки, наклон головы… Постояв так примерно с минуту, ни разу не покачнувшись и не потеряв равновесия, старый капитан сказал что-то, развернулся и, не дожидаясь ответа, потопал прочь, в направлении мостика. В какой-то момент Виноградову показалось даже, что сквозь переборку он слышит его злобное бормотание, – но, скорее всего, это был всего лишь плод воспаленного воображения.

– Что ему надо? – переспросил со своей койки подполковник.

– Приглашает позавтракать…

– Сволочь, – выдохнул Иванов.

Для очередного, жуткого и мучительного, приступа тошноты обоим мужчинам хватило одной только мысли о пище…

Во второй половине дня они все-таки выбрались на палубу.

Вокруг мало что было видно – воздух, душный, перенасыщенный влагой, почти не пропускал солнечный свет. Плотные стены тропического дождя безнадежно скрывали границу, отделявшую небо от океана, и даже огни на мачте угадывались только потому, что Виноградов заранее представлял их расположение. Удивляло отсутствие молний и грома. Зато яростные ураганные шквалы со свистом метались из стороны в сторону, то и дело швыряя на палубу брызги и пену.

– Чтобы я еще раз, когда-нибудь…

С того места за шлюпками, куда по молчаливому уговору они забрели с подполковником, океанские волны казались живыми, огромными и неторопливыми. Волны окружали «Альтону» со всех сторон, ни на секунду не оставляя в покое, – так что судно то медленно карабкалось куда-то вверх, на самый гребень, то вдруг, внезапно, в момент, который ни разу не удавалось предугадать, летело вниз. В конце концов падение достигало своей крайней точки, нос «Альтоны» уходил глубоко под воду, выбивая форштевнем два мощных и шумных фонтана, – а потом все опять повторялось сначала…

Через некоторое время они увидели кока, осторожно пробирающегося с кастрюлей вдоль палубы по каким-то своим неотложным делам. Тот их тоже заметил, вздохнул и сочувственно покачал головой: очевидно, вид у начальства был не самый лучший, а выражение бледных, сероватых лиц говорило само за себя.

– Давай-давай, проваливай… Чего уставился?

Судовой кок тотчас же выпал из поля зрения, но довольно скоро появился опять, прижимая к груди большой термос, салфетки и пластиковые стаканы. Виноградову стало немного стыдно за грубое поведение подполковника – он даже извинился, поблагодарил парня и показал жестами, что больше ничего не нужно.

– Это зачем еще?

– Кажется, чай. Крепкий. С травами… – принюхался Виноградов, отворачивая крышку.

– Не хочу.

– Надо, – вздохнул Виноградов и, пересилив себя, сделал первый глоток:

– Хуже не будет. Наверное…

К вечеру обоим заметно полегчало. Может быть, помогло азиатское снадобье, а может быть, натренированные организмы и сами по себе, постепенно, приспособились к новым условиям существования – во всяком случае, от тяжелого приступа «морской болезни» остались только тупая головная боль и небольшая, ни к чему не обязывающая тошнота.

Так что, когда за бортом наступила следующая ночь и стемнело уже окончательно, они даже нашли в себе силы спуститься вниз, чтобы навести порядок в загаженной каюте…

Сигнал боевой тревоги раздался на третий день после урагана.

Погода снова была изумительная: теплое солнце над линией горизонта, синее небо с прозрачными перьями облаков, изумрудные волны…

Хотелось все это сфотографировать, покрыть глянцем и перенести на обложку какого-нибудь журнала для женщин. Однако теперь Владимир Александрович Виноградов твердо знал – он уже никогда не обманется тихой, ласковой красотой океана. Потому что тот, кто хоть раз испытал на себе нечеловеческую, неукротимую энергию водной стихии, до конца дней своих обречен относиться к ней с осторожной опаской и уважением.

Прошло уже больше суток с того раннего утра, когда изрядно потрепанная, еле живая старушка «Альтона» оставила справа по борту Джибути и вошла в зону действия сомалийских пиратов – Аденский залив. Судя по карте, вывешенной напротив кают-компании, судно теперь находилось примерно в сорока милях к северу от побережья, медленно приближаясь к самой оконечности Африканского Рога.