Читаем без скачивания Шляхта и мы - Станислав Куняев

Хватить пресмыкаться, лебезить, бесконечно извиняться и каяться! Чем больше низкопоклонства, тем больше у Запада желания кобениться и издеваться над Россией и русскими.

Уже такой решимости быть твердыми и гордиться своей историей, давать отпор русобофии – достаточно, чтобы с нами начали считаться.

Л. Шолохов,

редактор многотиражной газеты «Огнеупор»

ОАО «Семилукский огнеупорный завод».

Дорогой Станислав Юрьевич!

Всякий раз, когда я читаю вашу «Поэзию. Судьбу. Россию», у меня, как и у многих читателей, появляется желание как-то выразить свои чувства, непременно возникающие во время чтения. Вот и «Шляхта и мы» – не оставила безучастной, ибо дала ответ на многое, что волновало всю жизнь и… казалось несовместимым с «братством народов».

Меня заинтересовали воспоминания Н. Вальдена (Я. Подольского) о его жизни в плену у поляков («НС», № 5 за 2002 год) и приведенные Вами кусочки сцен из лагерной жизни, где автор удачно (чтобы выжить) использует «органические особенности, роднящие мусульман с евреями» – на вопрос о национальности отвечает, что он – «татарин». Мне, как казанскому татарину, кажется, что он имел в виду татарина крымского, ибо в истории они больше имели дело с Крымом, чем с Казанью, да и у последних все-таки больше «русскости», что ли… Но это так, к слову пришлось.

В 1941 году я окончил 7 классов, и больше учиться в школе не пришлось целых 10 лет: работа на тракторах и комбайнах, затем фронт, а после войны «повезло» в «кадровой» отслужить до 1951 года.

…Помню, когда меня главный инженер зерносовхоза «Ударник», что в Самаркандской области Узбекистана, послал вместе с другими пятнадцатилетними в Нарынский учкомбинат по ускоренной подготовке комбайнеров-трактористов, находившийся в Наманганской области. Это – так называемый «ферганский оазис», ныне привлекающий таджикских экстремистов, как лакомый кусок. Там-то я впервые воочию встретил польское воинство, да еще и в знаменитых по литературе «конфедератках», уже своим видом «отдаляющих» их от нас. Если наши солдаты в наших краях были в непрезентабельных шинелях и обмотках, то польская шляхта была одета с иголочки в английское сукно и ботинки на толстенных подошвах, а офицеры в сверкающие сапоги.

Во всем их облике, во взглядах сквозило презрение к нам, как к «быдлу». И это я, пятнадцатилетний, запомнил на всю жизнь. И еще мы удивлялись: почему их разместили в «райском крае» – Ферганской долине, а не в голодной степи, где жили мы, работали под знойным солнцем, выращивали хлеб?

Встречал поляков и непосредственно в Польше, где в 1944 году пришлось воевать на Карпатах и 3 месяца находиться в госпитале после ранения в г. Ярославе-на-Сане. Когда уже в выздоравливающей команде я стоял на вахте с «трехлинейкой» возле ворот госпиталя, меня всегда раздражал вид солдат-жолнежев, такой же, какими я их видел в декабре 1941 года в Ферганской долине – такой же надменный и выхоленный, и особое раздражение вызывал у солдата, курившего махру, запах, умопомрачительный запах турецкого табака, который оставляли за собой проходившие мимо госпитальных ворот польские офицеры с сигаретами в руках.

После выздоровления нас, более образованных, имевших семилетнее образование, направили на курсы санинструкторов, находившиеся здесь же, в городе Ярославе-на-Сане, и располагавшиеся в одном крыле женского монастыря.

И вот в конце февраля 1945 г. нас, курсантов, по тревоге подняли и по трое с автоматами направили по селам и хуторам спасать славян – украинцев и белорусов от творимых над ними бесчинств поляков.

То, что мы видели и слышали от них, было ужасно. Бандиты (по-другому их назвать не поворачивается язык) ночью врывались в хаты селян-православных и, избивая мужчин, насиловали девушек, уводили скотину, лошадей и всю нехитрую крестьянскую сельхозтехнику, отбирали силой все драгоценности, а чтобы они не сопротивлялись и не поднимались с места, пока они бесчинствовали, привязывали к их головам гранаты.

Мы помогали несчастным на оставшихся еще кое у кого лошадях выехать подобру-поздорову из хуторов и деревень и сопровождали их до железнодорожной станции города и там в течение более полумесяца охраняли «табор» на открытой площади под дождем и снегом. Не верилось глазам и ушам, что такое могут делать «просвещенные» славяне-католики со своими братьями-славянами, с которыми они жили бок о бок в течение всей жизни, с периода, когда Польша в 1920 году «оттяпала» Западную Украину и Белоруссию у ослабевшей России.

Всю жизнь о рассказанном выше я не распространялся, под давлением чувства братства с поляками, негодуя втайне за то, что наше правительство эшелонами отправляло масло в Польшу, когда Запад не спешил им на помощь в трудные для поляков голодные годы.

В памяти боровчан до сих пор живы события 1613 года, когда они грабили Боровско-Пафнутьевский монастырь и убили князя Михаила Волконского.

И теперь как относиться к ним, когда, ссылаясь на исторические примеры с «коридорами», обнимаясь с Путиным, президент Польши все-таки выдавил из себя, что-де «коридора в Калининградскую область» они не создадут.

Ракиб Узяков,

инвалид войны,

г. Балабаново

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Выражаю Вам от себя и своих единомышленников сердечную благодарность за статью «Шляхта и мы» в № 5 «НС».

Из Вас, дорогой поэт, мог бы получиться замечательный историк! Да что «мог бы» – он получился! Хотя и поздновато. Только вот «Катынь» Вы не осилили. А уже пора одолеть и этот рубеж. Этих самых «офицеров» надо было обязательно ликвидировать и именно советским органам. Зачем? Да хотя бы как возмездие за прошлые грехи Польши перед Россией. Разве этого не достаточно?

Не думал, не гадал уже прочитать Ваши воспоминания. Купить не могу: дай бог на хлеб сэкономить. И вдруг, не знаю откуда, в нашу библиотеку пришел ваш двухтомник.

Ура! О сильных сторонах говорить не буду – о них все уже сказано. Критика же Вам будет полезнее.

Вы пишете, что евреям, собственно, ничего не нужно «земного», им нужна ВЛАСТЬ. Думаю, это не совсем так. Власть (монархическая, советская или какая другая) подразумевает – да, да, подавление! – но все-таки, в основном, управление, заботы о гражданах, защиту государства… Евреи же к этому неспособны органически. Им нужно ГОСПОДСТВО. Поедет в расход миллион-другой под их руководством – слава Богу! Вымрет 30 миллионов (по Чубайсу) – и это ничего. «Подохнут» все «россияне» – не беда: приедут «турки», «чурки», «урки». Властвовать они не умеют, их «цимес» – господствовать, торжествовать, упиваться превосходством. Хотя в Торе и написано: «дам вам власть над…» Но эту «власть» следует понимать как господство.

Вы сетуете, что мало кто из русских деятелей оставил объективные и столь нужные потомкам мемуары. И это справедливо. Но вот В. В. Розанов, которого Вы цитируете. Да, у него воспоминаний нет. Ему не представилось такой возможности. Он умер на 63-м году жизни, пораженный падением России. Но все его сочинения – суть документ эпохи. В своих статьях, которые появлялись в печати чуть ли не каждую неделю на протяжении 30 лет, в тысячах неопубликованных заметок, «мгновениях», «мимолетном», – дал потрясающую картину русской действительности конца XIX– начала XX веков. Но самое поразительное, что философ «разработал» русско-еврейскую тему, причем в том же самом ключе, что и Вы. Он – на своем материале, Вы – на своем. Вы, Станислав Юрьевич, сделали свое дело. Вы честно отслужили России свою «службу». Поздравляю. Не изменяйте ей даже ввиду ее катастрофического падения и окончательного разложения. Кроме нас – кто же станет на защиту попранной Родины?!

С уважением к Вашему таланту и с наилучшими пожеланиями

Н. Богданов,

п. Детчино Калужской обл.

Глубокоуважаемый Станислав Юрьевич!

На одном дыхании прочел Ваши размышления «Шляхта и мы» в № 5 «НС» за 2002 год.

Меня, как всякого русского (или советского) патриота, всегда волновала трагедия Катыни в трактовке последнего десятилетия и покаяния наших правителей в сомнительных грехах нашего народа. Я все эти годы ждал, когда же наши официальные лица вспомнят о трагической судьбе десятков тысяч пленных красноармейцев, погибших в польских концлагерях в 20-е годы. Никто из них ни в советское (по понятным тогда причинам), ни постсоветское время не касались этого вопроса, щадя польские национальные чувства. Никогда он не освещался и в наших СМИ.

Впервые я смог прочитать об этом из Ваших размышлений. Сердечное Вам спасибо за память о них – наших соотечественниках.

Надежды на Путина, что он «созреет» до этого вопроса и обозначит его в качестве встречного шага в российско-польском диалоге, нет никакой.

Г-на Путина беспокоит больше проблема увековечения прохвоста Собчака в истории России, чем сама российская история.

Пока Россия не обретет национального правительства, не стоит ожидать, что когда-то «славянские ручьи сольются в русском море». «Оно ль иссякнет?» – остается, к сожалению, вопросом, как и в пушкинские времена.