Читаем без скачивания Семь мелодий уходящей эпохи - Игорь Анатольевич Чечётин

Через два дня в означенное время я стоял у двери его кабинета. Дверь была приоткрыта, и мой доктор был на месте. Это было понятно потому, что его голос – громкий и выразительный был отлично слышен из коридора.

– Только сел он в кресло и как заорет: «Сука, сволочь, скотина», я аж на стуле откатился!

Дальше он рассказывал про пот, который прошиб его до самого основания…

Доктор он, конечно, хороший, но факты и последовательность оных очень вольно интерпретировать склонен, отметил я про себя и перед заходом в кабинет сделал паузу минуты в три или пять – неважно это.

Срок дожития

Уходящая осень порадовала ныне яркими солнечными днями, добавляя света и настроения золотыми кострами богатой московской листвы перед зимней осыпкой.

Я сидел в машине и ждал жену. Я всегда люблю ее ждать, ибо каждое ожидание непременно обращается нашей встречей, а наши с ней встречи мы любим еще больше.

Я сидел в машине и ждал жену, которая должна появиться из административных дверей с табличкой «Пенсионный фонд».

Я дед, моя жена – бабка. Бабка сегодня ходила получать пенсионное удостоверение. Дед ждал бабку в машине и по причине ясного солнечного московского дня не думал о смерти.

– Вот, теперь будем доживать! – сказала мне жена, смеясь. – Знаешь, как официально называется моя жизнь дальше на языке нашего государства? Срок дожития! А на пенсию я вышла не по возрасту, а по старости. А у тебя дожитие и старость начнутся только через восемь лет, поэтому заводи и вези свою бабку доживать на печку.

Уже со следующего дня жену стали ловить в метро за турникетами злые тетки в жилетках, требуя немедленно подтвердить ее возраст, ибо и внешний вид и прыть стройной гражданки на дожитии очень расходятся с представлениями наших чиновников о старости, да и о самой жизни вообще.

Минкульт

Наверно это закономерно, что все больше и больше времени я провожу в воспоминаниях. Не могу сказать, что груз прожитых лет тянет мне плечи или мешает движению, только когда дорога впереди неясная, голова наполнена сомненьями, все чаще и чаще хочется сесть в тени доброго дерева, прижаться спиной к шершавому стволу и, прикрыв глаза, вспомнить, что-нибудь мимолетное из жизни прошлой, что-нибудь доброе и вполне подзабытое, отчего вдруг обязательно сделается и тепло и пронзительно грустно.

Сегодня я вспомнил, как подрабатывал в середине 80-х критиком «под прикрытием». Моему отцу часто предлагали написать рецензии на сценарии, присылаемые в огромном количестве в Министерство культуры СССР. Однажды отец решил, что эти рецензии мог бы писать я. Решил он правильно, потому что деньги мне были очень нелишни, а человек я по характеру пакостный, придирчивый и тщательный – все черты настоящего критика во мне присутствовали.

Написав пару разгромных рецензий на сценарии театрализованных представлений, я заслужил его полное доверие. Настолько полное, что рецензии я стал подписывать его именем, так как кандидат искусствоведения получал за рецензию не десять, а целых пятнадцать рублей. Прошло немного времени и дело встало на поток. Я писал пять-шесть рецензий в месяц, что давало весьма ощутимую прибавку к нашему с женой бюджету. Литературно-музыкальные композиции, театрализованные представления, агитбригады – на всем этом графоманском потоке я принялся оттачивать свой художественный метод, раз за разом увеличивая амплитуду и точность критического сабельного замаха, где сарказм, ирония, гротеск не оставляли автору надежд на воскрешение его окололитературного выкидыша.

Помню, только один раз я написал положительную и очень восторженную рецензию, так как мне в руки попал настоящий сценарий непомню чего, и мне очень хотелось поддержать неизвестного мне автора. В остальных случаях это было избиение младенцев за умеренные деньги.

Почти как в частушках из рассказа Драгунского – папа решает, а Вася сдает. Игорь пишет, а папа относит.

Однажды позвонил отец и с тревогой в голосе спросил меня, не писал ли я рецензию на автора Х. Как же, говорю я отцу, мы целый вечер умирали с тобой от смеха, когда я читал ее по телефону. Редкостный графоман этот Х, ну я его и раскатал.

В этот вечер мой отец не смеялся. Оказалось, что этот Х, прочитав мою рецензию за подписью моего отца, поднял, как сейчас говорят доступный ему административный ресурс. Злые дядьки позвонили в Министерство культуры, и был назначен день заседания какой-то там коллегии или конфликтной комиссии, куда был вызван автор разгромной рецензии. Другими словами, моему отцу предстоял поход в министерство. Проблемы бы и не было, имей мы на руках сценарий, но все сценарии после сдачи рецензии возвращались в министерство. По злой иронии и контрольный экземпляр скандальной рецензии мы не смогли найти. Персональных компьютеров тогда еще не было, а второй экземпляр, напечатанный на машинке я найти не смог. Отец просил меня на словах рассказать о чем сценарий, но я кроме жанра «редкостное говнище» не мог вспомнить ровным счетом ничего.

Вечером следующего дня он долго и радостно рассказывал мне по телефону, как аплодировали ему члены коллегии, как замечательно он выступил по общей проблематике сценарного дела и, вообще, как приятно работать с сыном в замечательном творческом тандеме. Я внимательно слушал его, прекрасно понимая, что теперь наш «творческий тандем» с двумя седлами и одним рулем обречен остаток дней ржаветь под навесом кривого дачного сарая.

Грязи хочу!

Мною определено, что признаком удавшегося большого корпоратива, призванного сплотить коллектив и поднять к новым вершинам его командный дух, является оглушительное чувство стыда у сотрудников в понедельник. Вторник означен попытками многих восстановить в разговорах с коллегами если не логику поступков, то, по крайней мере, цепочку событий. И только к обеду среды в офис возвращается привычное рабочее расслабление и немотивированное благодушие.

Впрочем, все это вовсе не означает, что корпоратив – изобретение нового времени. В СССР тоже умели отдыхать.

Много лет назад мой хороший приятель рассказал мне, как однажды случайно попал с друзьями в компанию к старым теткам. Старым теткам было лет по тридцать пять, а моему приятелю лет на двенадцать меньше. Старые тетки были начальницами отделов, бухгалтершами, экономистами из какого-то солидного советского учреждения. Сначала мой приятель думал, что вечер загублен, дамы скромно пилили ножами тарелочки с едой, украдкой поглядывая на неожиданных молодых кавалеров. Молодежь от безысходности налегала на водочку, не забывая наполнять и рюмочки дамам из прошлого. Прошло немного времени, кто-то включил музыку, и произошло необъяснимое. Одна из дам посредине застолья полезла с ногами на стол и, разрывая на себе гипюровую блузку с истошным криком: «Грязи хочу!», принялась освобождать от лифчика рвущиеся на простор остывшие материнские груди. Грязи немедленно захотели и все остальные дамы, и они ее получили…

Кстати, мой приятель и