Читаем без скачивания И слух ласкает сабель звон - Сергей Зверев

— Да ты же пьян, свинья! — завопил во всю мочь пострадавший. — Ну, это тебе даром не пройдет!

Крепко держа незадачливого переносчика тяжестей за шиворот, господин потащил того в здание вокзала.

— Вот ведь тоже проблемы, — меланхолично заметил Санин. — У каждого свои. Влетит теперь ему по первое число…

— Это не проблемы, — раздраженно отозвался Кураев, нервно затягиваясь сигаретой. — Это просто смешно. Были бы у меня такие проблемы, так был бы просто-напросто счастлив. Тоже мне — выпил! У немцев, если ты понюхал пробку от бутылки, значит, все — пьян. Кретины! — фыркнул он.

— Да, но что же мы будем делать? Как я ни думаю, но мне ничего, абсолютно ничего не приходит в голову. Да ведь и поздно — времени у нас почти нет.

— Почти — это слабо сказано, — мрачно прокомментировал ротмистр. — До отхода поезда осталось всего ничего…

Ситуация складывалась весьма неприятная. По какой-то глупой случайности успех операции оказался под ударом.

Пассажиры занимали места. Неподалеку от коллег страстно прощалась молодая парочка. Офицер наслаждался последним поцелуем с пышнотелой фрау, никак не желающей покинуть своего дорогого Ганса.

— Я не хочу оставлять тебя! — всхлипывала она. — Ну, как же так? Мы ведь каких-то три недели назад заключили брак. Разве это справедливо — не дать нам провести вместе даже медовый месяц?

— Дорогая, я тоже хотел бы несколько иначе проводить свое время, — сказал рыжий офицер, — но обстоятельства требуют, чтобы я в ближайшее время был на фронте. Ничего не поделаешь — война.

— Я буду писать тебе, — скривила рот молодая жена. — Слышишь? Я буду писать тебе часто. Чтобы ты не скучал. Я приеду к тебе!

— Куда? Куда ты приедешь — на фронт? Отправляйся домой и жди от меня известий. Я думаю, что скоро увидимся.

— Думай не думай, а все равно вам каюк, — прокомментировал Кураев услышанное и ругнулся — по-русски.

— Тихо! — разволновался Санин. — Нас ведь могут услышать.

— Короче говоря, открываем карты, — принялся рассуждать Кураев. — Ситуация следующая: вытащить поручика из комендатуры не представляется возможным. Поезд на Кельн уже подан, пассажиры занимают места. Остаться — значит привлечь к себе внимание, то есть открыть свою связь с задержанным, — заключил ротмистр.

— Это почему же? Чем это таким мы выделяемся? — затараторил журналист. — Нормальные, пристойные и добропорядочные граждане. Таких сейчас на вокзалах тысячи…

— Чего? — пристойные и добропорядочные? Да ты на себя посмотри! Я вообще удивляюсь, как это нас до сих пор не задержали. Кто ты там у нас — моя сестричка или женушка? Да это и неважно. Какую бы роль ты ни играл, ничего это не изменит. Задержанные в качестве шпионов попадают — куда?

— Куда? — машинально переспросил репортер.

— На виселицу! Что, полковник не объяснил на допросе?

— Объяснил, — пролепетал Санин. По его лицу пробежала тень, когда он вспомнил впечатляющий разговор, происходивший после его задержания.

— Ну, вот видишь. Так что, как это ни печально, придется нам покинуть этот паршивый городишко. Едем, а там видно будет…

Двое «диверсантов» заняли свои места в вагоне. Паровоз дал гудок, состав тронулся с места. Перрон окутался паром, оставаясь позади.

ГЛАВА 32

— Куда вы нас ведете? — совершенно искренне возмущался Адольф, задав бессмысленный вопрос начальнику патруля, на что получил конкретный ответ:

— Увидите.

Голицын молчал, проклиная себя за несдержанность. Да, это ж надо было, сделав столько немыслимых кульбитов, так глупо попасться на какой-то идиотской драке! Нет, впору от стыда провалиться на месте!

Однако провалиться не удавалось, и задержанную парочку патруль вел все дальше. Куда — это было понятно и так: конечно же, в комендатуру. Тем более что та находилась неподалеку, в том же здании.

— Да вы хоть знаете, кто я такой? — вопил курьер в бешенстве. — Вам же самим влетит от вашего начальства. Да я вас отправлю под арест. Вы не знаете, с кем связались. Ну, ничего, вот только придем, вы все увидите. Олухи!

Один из патрульных, не выдержав истерических криков ефрейтора и града оскорблений, посоветовал Адику заткнуться, «если он не желает, чтобы его физиономия отпечаталась на стене». Тот притих. Голицын лихорадочно раздумывал, перебирая все возможные варианты дальнейшего развития событий. Однако все складывалось так, что наилучшим пока вариантом был один — следовать в заданном направлении.

«Какого черта, — мысленно чертыхаясь, думал поручик. — Вот уж верно говорят: хорошими делами прославиться нельзя! Ну колотили они этого доходягу, но мне-то какое дело? Так вот и здесь умудрился влезть в самую гущу событий. И что же ты получил? Хороший финал…»

В этот момент он почувствовал легкий толчок в плечо, отвлекший его от невеселых дум по поводу собственной участи и успеха всей операции.

— Ничего-ничего, — заговорщицки подмигнул ему злорадно ухмылявшийся усатый ефрейтор. — Все будет нормально, уж будьте уверены!

— Вот здесь сейчас с вами разберутся, — пообещал фельдфебель, возглавлявший патруль, указывая на дверь с надписью «Комендатура». — Сейчас все и выяснится: и кто вы такие, и почему устроили драку. Тогда мы и посмотрим, кто из нас и о чем пожалеет.

— Да я вас… — начал Адольф, но могучая рука патрульного, схватившая Гитлера за шиворот, втолкнула его внутрь. Ефрейтор так и не успел закончить очередную гневно-презрительную тираду.

Внутри помещение оказалось стандартным для такого рода заведений. Комнату перегораживала стойка, за которой сидели дежурный офицер и несколько солдат. Вторая дверь, очевидно, предназначалась для тех, чья совесть была отягчена какими-либо проступками или воинскими преступлениями. Об этом красноречиво свидетельствовала решетка на ней. На стенах висели разнообразные плакаты.

— В чем дело? Кто такие? — поднял глаза на них сидевший за столом офицер.

— Разрешите доложить — задержаны во время драки на вокзале, — доложил фельдфебель. — Мы проверяли документы на платформе, затем вошли в зал ожидания. Ну, вы же сами знаете, господин обер-лейтенант. Есть такие любители, у которых с документами-то не в порядке, вот они и стараются забиться подальше, словно мыши в солому. Ну, а куда еще, скажите на милость, податься в зале ожидания, как не в сортир? Сколько я уже там выловил дезертиров и им подобной швали, — пренебрежительно махнул он рукой. — Тут ведь как получается: одни, значит, на войну идут, родину защищать от неприятеля, жизнь свою кладут на алтарь войны, чтобы запечатлеть свое имя в веках, а некоторые, как крысы, по норам прячутся.

Судя по обрывкам высокопарных фраз, фельдфебель, имея возможность крутиться вокруг господ офицеров, нащипал себе для употребления всяких фразочек типа «алтаря войны» и употреблял их к месту и без оного. Да и глядя на его круглую, пышущую здоровьем физиономию, было заметно, что о фронте он имеет самое приблизительное представление и попадать туда никак не намерен.

— Ну, и что же они там вытворяли? — поинтересовался офицер.

— Так вот, подходим мы, значит, к ватерклозету, в надежде отыскать там что-либо заслуживающее внимания, — продолжал нести чушь патрульный, не подозревая, насколько он смешон. — А там уже слышны крики. Мы, значит, глядим, а там четверо молодчиков распоясались вовсю. Двое штатских, а двое в форме. Штатские-то сразу деру дали, высадив окно. Ну, а этих двух мы прямо к нам и доставили. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

— Ваши документы! — устало сказал дежурный офицер и протянул руку.

— Прошу, — на лице Гитлера блуждала плохо скрываемая издевательская ухмылка.

Как он и рассчитывал, документы посыльного генштаба произвели на офицера магическое воздействие. У него вытянулось лицо. Подпись Мольтке-младшего действительно способна была творить чудеса. В документе, выданном Гитлеру, четко, черным по белому говорилось о том, что все власти и службы обязаны оказывать курьеру генштаба всяческое содействие.

— Да, теперь я вижу, — кивнул обер-лейтенант. — Никто и не собирается задерживать вас для пространных объяснений, но, согласитесь, мы должны знать, что же все-таки произошло.

— Конечно, — нехотя согласился курьер. — Произошло то, что случается с персонами, везущими секретные сведения. На меня было совершено нападение.

— Нападение? — удивился офицер. — Кем?

— А вы не догадываетесь? — горько усмехнулся ефрейтор. — Моя миссия столь важна, что враг отдаст все за то, чтобы завладеть этими документами. Вот случившееся только что — пример именно этого. Вот, кстати, этот господин лейтенант и пришел мне на помощь, — указал Гитлер на Голицына. — В тот самый момент, когда мне одному приходилось отбиваться от двух верзил, владевших приемами бокса, он оказал мне неоценимую помощь.