Читаем без скачивания За кроваво-красной дверью - Лу Камерон

— Вам, значит, передали, что я звонил…

— Да, когда мне передали, что на вас напало какое-то дикое животное, я сразу же выехал. Ваша дверь была закрыта. Но мы слышали, как вы там бросались на стены, и поэтому…

— Еще бы я не бросался на ЭТО. По-видимому, мне ввели что-то вроде белены. Белена дает ощущение полета, как вы думаете?

— Боюсь, что это не совсем моя область, сержант. У вас есть пощипывание во рту, одеревенение суставов?

— Я весь деревянный. Но этот состав был введен мне при помощи какого-то трюка с кошачье» лапой, так что…

— Подождите, — перебил врач. — Вы говорите об этих царапинах на руке?

— Конечно. На когтях, должно быть, был яд, а остальное известно.

Гринспан сказал:

— Тогда я еще раз взгляну на эти царапины. Мы их обработали. Но они, по всей видимости, поверхностные.

Разбинтовывая мою руку, он между делом спросил меня, кто, по моему мнению, были эти «они», которые меня отравили. Я забыл, что он сейчас работает в Седьмом округе, а рассказывать всю историю я не чувствовал никакого желания. Я сказал, что мы расследуем дело о приверженцах определенного культа, использующих наркотики, и он, по-видимому, удовлетворился этим объяснением. Он долго рассматривал царапины на тыльной стороне моей левой руки и спросил, сколько времени я был в контакте с тем, что меня поцарапало. Долю секунды, ответил я, и он покачал головой:

— Невозможно, сержант. Чтобы такое малое количество яда, попавшее в царапины, могло возыметь подобное воздействие, нужен яд посильнее аконита.

— Может, я просто потерял сознание, а они вкололи мне еще?

— Сомневаюсь, — ответил врач. — Вы сами видите, что на венах нет следов уколов. Чтобы произвести такое действие через разрушенные капилляры, нужен нервный яд типа кураре или змеиного. Кроме того, если вас поцарапала кошка, то сколько же этого состава могло удерживаться на когтях?

— Не совсем понимаю вас.

— Кошки себя вылизывают, сержант. Они не терпят, если к лапам что-нибудь прилипнет или если они мокрые.

— Так что лапа была сухая?

— Она не могла быть слишком сухой. Ведь какое-то количество яда за эту вашу долю секунды должно было попасть в кровь и произвести такое воздействие на вашу систему.

— Другими словами, — сказал я, — яд попал в меня каким-то другим путем.

— По-моему, так.

Я не знал, так это было или не так. Я чувствовал себя крайне уставшим, несмотря на лечение или, может быть, из-за него. Все мое тело болело, я чувствовал себя сонным и был явно не в своей тарелке. Я допросил Гринспана дать мне что-нибудь тонизирующее, но он сказал, что этого не стоит делать.

— По крайней мере эту ночь вам придется провести у нас, — объяснил он. — Во всяком случае, вам потребуется успокаивающее. Вы крайне возбуждены, а я бы хотел довести ваше кровяное давление до нормы, сержант. Кроме яда, вы перенесли еще большое нервное потрясение. Больше всего вам нужно сейчас хорошо выспаться!

— Я не уверен, что смогу вообще когда-нибудь заснуть после этого кошмара!

Гринспан рассмеялся и сказал:

— Мы дадим вам кое-что, что вас усыпит, сержант. Сомневаюсь, что вы вообще будете видеть какие-либо сны, приняв то, что я вам пропишу!

Но он ошибался.

Мне приснился кошмар! Но, насколько я помню, это был приятный, здоровый кошмар о том, как меня запихивали ногами вперед в мясорубку. Я забыл, кто и зачем это делал. Во всяком случае — не то воплощение дьявола, что я уже видел. Несказанное облегчение!

Они продержали меня и в выходные дни. Благодаря заботам Гринспана давление медленно снижалось, но мои измотанные нервы все еще заставляли мои мышцы болезненно сокращаться, когда я пытался расслабиться до определенного предела. Медперсонал полагал, что я страдал от последствия какого-то еще неизвестного нам яда. Анализ мочи указывал на аконит. Но, поскольку я был все еще жив, а аконит — это один из самых сильных растительных ядов, то эти указания были довольно слабыми. Все другие алкалоиды, которые могли быть с ним смешаны, забивались действием именно этого яда. Поработав с травами, с которыми редко приходится встречаться медикам, Гринспан считал, что это мог быть любой из нескольких ядовитых грибов, белена или ЛСД, вместе с белладонной и, возможно, мандрагорой, которая должна была меня убить. Он полагал, что тот, кто это сделал, был особо изощренным отравителем. По-моему, он чересчур мягко выразился.

Мое непродолжительное пребывание в больнице наделало много шума среди друзей и родственников. Приходил Брюстер, обиженный тем, что я связался со своим округом до того, как доложить ему. По каким-то известным только ему причинам он принес мне цветы. Пат и дядя Дэй пришли вместе — она с книгами, а он с коробкой конфет, которые я потом отдал медсестрам. Ему никак было не понять, что не все в мире обязаны любить лакричные тянучки. Они оба выглядели обеспокоенными, а дядя Дэй настаивал, чтобы я бросил это дело, пока меня не ухлопали. Я сказал ему, мы с Брюстером пришли к выводу, что отравитель намеревался оставить мне жизнь, отсюда все эти фокусы с кошачьими когтями и так далее. Но дядя Дэй спросил меня, что я тогда делаю в больнице, и мне пришлось признать, что он где-то прав. Пат, к счастью, ограничилась тем, что пожелала мне выздороветь, а книги были не по колдовству. Одна из книг была антологией научной фантастики, а другая — сексуальным романом. Она сказала, что наступило время подумать о других вещах. Я удержался от соблазна спросить ее, должен ли я сконцентрироваться на том, чтобы залететь на Луну или же к кому-нибудь в постель.

Самым интересным посетителем оказался Пит Кус-тис. Он не принес ни цветов, ни книг, ни конфет. Зато у него были фотографии.

Он пришел ко мне днем в субботу. Первым делом он вручил мне фас и профиль полной негритянки и спросил:

— Она похожа на горничную, которую ты спас от участи худшей, чем смерть?

Перед тем как ответить, я внимательно рассмотрел фотографии. Женщина на снимках выглядела несколько моложе, чем та, которую я видел в подвале в ту ночь. Но черты лица были сходны, и я заметил, что фотографии были сделаны еще в 1958 году в государственной женской тюрьме в Техачапи, в Калифорнии. Под ее тюремным номером значилось имя Мейбл Говер, иначе Марта Эванс, иначе Мама Палавер.

Она заработала пятилетний срок за крупную кражу.

Я отдал Питу фотографии и сказал:

— Похоже на то. А как насчет шрамов? Это более позднее приобретение?

— Коллодий, — сказал Кустис. — Ты рисуешь линию на коже жидким коллодием, и когда он высохнет, это выглядит как отвратительный шрам. Она явно всевозможными способами использует косметику. Когда она не играет королеву культа вуду, Мама Палавер скрывается под видом горничной. Напоминает мне Вилли Саттона. Помнишь Вилли Актера?