Читаем без скачивания Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть I. Страна несходства - Александр Фурман

– Нет.

Лариса Константиновна растерялась, класс зашумел, довольный этим спектаклем, многие показывали Фурману, что они за него, а Любка, сильно покраснев, неловко выбралась из-за парты и выбежала из класса, хлопнув дверью. Фурману стало ее жалко, но он сказал себе, что это же она сама все это затеяла; что же – она хотела, чтобы он еще и перед ней?..

Лариса Константиновна не могла решить, что ей делать: то ли бежать за Гусселъ, то ли браться за класс, то ли доводить до конца дело наглеца Фурмана. Выручила ее Ирка Медведева, попросив разрешения сбегать за Гуссель и помочь ей. Это сразу развязало Ларисе руки и, как только дверь за Медведевой закрылась, голос ее зазвенел мощно и властно:

– А ну-ка, замолчать всем немедленно! Ишь, распустились!.. Я вижу, вы не умеете ценить хорошего отношения. Что ж, придется с вами на другом языке говорить. Может, тогда до вас дойдет?.. Чему вы так радуетесь-то, идиоты?! Что один хам тут вам целое представление устроил? Или, может, что вы мне урок сорвали? Так я вам обещаю, что вы отсюда не выйдете! Никакой перемены вам не будет – будете сидеть и заниматься ровно столько времени, сколько вы у меня отняли!.. А если кому-то из вас это не нравится, тот может прямо сейчас убираться вон из класса, и пусть идет куда хочет. Я никого не держу! Ишь, наглецы… Ну-ка, всем быстро открыть учебники и тетради! Параграф… Упражнения с такого-то по такое-то… Пока все не сделаете, ни один не выйдет! И чтобы ни звука я больше не слышала! Понятно?!

– А ты, – посмотрела она Фурману в глаза, – будешь стоять у меня до тех пор, пока не одумаешься и публично, при всех не извинишься перед Гуссель и не получишь от нее прощения за все, что ты тут навытворял. А потом можешь жаловаться на меня кому угодно.

После этой вспышки в классе воцарилась скучная тишина, подчеркиваемая осторожными поскрипываниями и вздохами. Не нарушив эту тишину, вернулись впервые плакавшая за эти три года Гуссель и явно довольная своей ролью Медведева.

Фурман отстоял до конца этого урока, потом перемену, на которую никто так и не вышел, и весь следующий урок. Оказалось, что это довольно утомительное занятие. На втором-то уроке на него уже никто и не смотрел, даже Лариса, – все привыкли; а ноги стали уставать. Правда, на большой перемене ребята как бы случайно проходили мимо него, незаметно кивая и подмигивая…

Когда в классе никого не осталось, кроме Фурмана, Лариса тоже вышла, но вскоре вернулась с Гуссель.

– Подойди сюда, – сказала Лариса.

Фурман приблизился с блуждающими глазами.

– Ну? Тебе известно, что ты должен делать. Сделай же это побыстрее. Ты видишь, я нарочно облегчаю для тебя эту задачу, так что не тяни. Только так тебе удастся сохранить достоинство в этой ситуации. Ну?.. Не заставляй меня прибегать к крайним мерам, иначе я в тебе окончательно разочаруюсь… Итак, мы ждем.

– Прости, пожалуйста, – еле слышно процедил Фурман, не глядя на Гуссель и презрительно щурясь.

– Плохо. Еще раз, пожалуйста, – поотчетливее. И ты должен сказать это, обращаясь к Любе Гуссель, а не к окну. Ну?

Фурман несколько наигранно повторил.

– Люба, ты принимаешь его извинения? – уверенно спросила Лариса. Но та вдруг заартачилась: нет, теперь уже я не могу их принять, после того как он опозорил меня перед всем классом, мне не нужны такие извинения, которые он делает, да еще с таким лицом!

– Чем тебе лицо-то мое не нравится?! – угрюмо буркнул Фурман.

– Вот-вот. Я отказываюсь участвовать в этом разговоре. Если он сам не жалеет о том, что он сделал, то зачем ему нужно мое прощение? Пусть его накажут по всей строгости – может, тогда он поймет, что так нельзя. А я его не прощаю!

Вот это был поворот!.. Все трое молчали: Любка все сказала и считала, что на этом разговор может быть закончен; Фурман как бы разводил руками перед Ларисой: мол, вы же видите, что я тут могу поделать? Лариса была озадачена.

– Люба, ты хорошо обо всем подумала? – осторожно спросила она. – Ты абсолютно уверена, что поступаешь сейчас правильно? И ты полностью отдаешь себе отчет в возможных последствиях своего решения?..

Любка на все глубокомысленно кивала и говорила «да».

– Но ведь вчера ты думала об этом по-другому?

– Ну и что, я передумала. Могу я передумать? Тем более что он даже не чувствует себя виноватым, а только притворяется! Так что пусть его накажут!

– И ты теперь сама этого хочешь?.. Я имею в виду, что ты решила это сама, или, может быть, тебе кто-то подсказал, что ты так должна сделать?

– Что вы хотите сказать?! – возмутилась Любка.

Лариса ничего ей не ответила и смотрела выжидательно.

– Да, я решила так сама, никто мне не подсказывал, если вы это имеете в виду! И я сама хочу, чтобы он был наказан так, как он того заслуживает. Больше мне нечего вам сказать!

– Ну что ж, это совершенно меняет все дело, – холодно подвела итог Лариса. – Вы оба можете сейчас идти, а я должна сообщить о Любином решении администрации.

В коридоре Фурмана окружили любопытные, и он обескураженно рассказал, как Любка потребовала его уничтожения. Понять, зачем это нужно самой Гусе, было невозможно. Кто-то с ходу предложил объявить ей всем классом бойкот. Но теперь это уже ни на что не влияло, да и многие девчонки, скорее всего, отказались бы его поддержать… На этом тема иссякла, и Фурман вдруг оказался в полном одиночестве, точно отгороженный от всех остальных стеклянной стеной. Он и сам чувствовал себя зараженным и без обиды согласился с этими естественными мерами предосторожности – приближающееся несчастье было слишком велико, и пройти его он мог только сам.

На этом уроке ему было разрешено сесть, а на следующей перемене Лариса снова попросила его остаться в классе.

– Я попробую говорить с тобой откровенно, – сказала она, собравшись с мыслями и вздохнув. – Поэтому этот разговор должен остаться между нами. Повторю еще раз, чтобы у тебя не возникало никаких иллюзий: я крайне возмущена тем, что ты совершил в отношении Гуссель, хотя, должна признаться, я менее всего ожидала, что это окажешься ты. Кроме того, твое упрямство, или ложно понятая гордость, или уж я не знаю что – короче, твое нежелание просить у Гуссель прощения только усугубило ситуацию. Прежде всего, ты должен понять: чтó бы ты ни пытался предпринять сейчас, победить тебе не удастся – ты действительно очень виноват и должен понести за это наказание. Возможно, и мне с самого начала следовало действовать более решительно, но теперь поздно говорить об этом – к сожалению, конфликт вышел за рамки класса, теперь им занимается школьная администрация, но вполне вероятно, что твое дело затребует РОНО. Родители Гуссель настроены сейчас крайне решительно, и они требуют, чтобы твое наказание стало примером для всех. Ты понимаешь, чем это может грозить тебе? Если скандал выйдет на такой уровень, это неизбежно коснется и твоих родителей: к ним на работу пойдет официальная бумага со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я не думаю, что твоих родителей это очень обрадует… Надеюсь, ты способен понять, что скандал такого масштаба – совсем не в интересах школы. Сейчас я говорю с тобой по поручению администрации и прошу тебя отнестись к этому со всей серьезностью.

Ты знаешь, я здесь работаю недавно, как дальше все повернется, никому не известно – вполне возможно, мне придется уйти, – тем не менее было решено, что говорить с тобой должна именно я. Так уж получилось, что все остальные знают ваш класс еще меньше. Ты видишь, я от тебя ничего не скрываю – надеюсь, ты еще сможешь это оценить в дальнейшем. Пока же ситуация складывается для тебя очень тяжело. Родители Гуссель жаждут твоей крови и, судя по всему, ни перед чем не остановятся для достижения своей цели. Я обязана предупредить тебя, что сегодня они прямо потребовали у директора твоего исключения. Не хочу обсуждать их мотивы и ни в коем случае не оправдываю тебя, но, на мой взгляд, это слишком. Ты, безусловно, заслуживаешь наказания, но не такого. К сожалению, это зависит не от меня, и это еще не все. При самом неблагоприятном для тебя и для всех нас развитии событий эта история может превратиться в ЧП для всего района, и в результате ты будешь не просто с треском исключен из школы, но на тебе окажется клеймо на всю жизнь… Я даже не стану тебе описывать всех возможных последствий этого. Одно можно сказать наверняка – это затронет очень многих людей. Причем себя я тут имею в виду в последнюю очередь. Так что ты сейчас должен думать не только о своей судьбе, хотя тебе, конечно, не позавидуешь, но и о своей школе, которой – я думаю, ты с этим согласишься – ты и твои родители очень многим обязаны.

В общем, я делаю тебе предложение: если ты проявишь добрую волю и еще раз извинишься перед Гуссель, возможно, разрастание скандала все-таки удастся остановить. Даже если все будет развиваться по худшему сценарию и дело будет рассматриваться на комиссии РОНО, твое повторное извинение могло бы стать веским аргументом в твою пользу. Хотя я очень надеюсь, что до этого все же не дойдет. У меня есть некоторые основания так думать, но я тебе о них не скажу. Вовсе не обо всем ты обязан знать даже в этой ситуации. Того, что я тебе сообщила, вполне достаточно, чтобы принять разумное решение. Если ты согласен еще раз извиниться, я от имени школьной администрации обещаю тебе, что будет предпринято все возможное для того, чтобы твое дело было спущено на тормозах и закрыто без всяких последствий для тебя. В противном случае… Скажу тебе честно, я и сама с трудом могу представить, чем все это может закончиться… Ну вот, я тебе все сказала, и, пожалуй, это все, что я могу для тебя сейчас сделать. Итак, тебе решать.