Читаем без скачивания Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский

Подписание советско-польского прелиминарного мирного договора не сразу стабилизировало ситуацию в ЦВЕ. Копп оценил ее следующим образом: Франция рассматривает мир с Польшей как завесу, за которой «должна будет идти мобилизация русских реакционных сил (Копп не уточняет, каких именно сил. – В.З.) против нас <…> орудием проведения своих планов Франция считает создание среднеевропейского антибольшевистского блока <…> Затем идет Германия <…> отрезанные от нее Мемель и Данциг, рассматриваемые как базы»[560]. Но строительству санитарного кордона против Советской России мешал польско-литовский конфликт. Представитель Польши в Лиге наций Падеревский писал Сапеге: Англия требует «сурового наказания за Вильно <…> Поддержка Франции значительно ослабела»[561]. Близкая эндекам «Gazeta Warszawska» заметила: «.утопили Гданьск в Немане»[562]. От имени польского правительства Падеревский вынужден был 18 ноября 1920 г. подписать в Париже польско-данцигскую конвенцию, утвержденную ранее державами Антанты и ограничивающую права Польши в «Вольном городе Данциге» по сравнению с соответствующими статьями Версальского договора[563].

Решение польско-литовского конфликта взяли на себя структуры Антанты и Лиги наций. Созданная поляками из Виленщины «Срединная Литва» и Литва подписали при посредничестве Лиги наций в ноябре 1920 г. перемирие, согласно которому между ними была образована нейтральная зона. «Нашего друга Литву стараются перетянуть, с одной стороны, угрозами, с другой стороны, приманками», – отметил Чичерин[564]. В декабре Каунас предложил Варшаве свободный транзит к морю по Неману в обмен на возвращение Виленщины[565], но Польша считала, что прелиминарный мир с Россией аннулировал советско-литовский договор, поэтому вопрос о принадлежности Вильно и Гродно стал открытым. Ранее Совет Лиги предложил провести на спорных землях плебисцит при сокращении войск Желиговского, но Каунас отказался, предложив в январе 1921 г. перенести рассмотрение спорного вопроса на конференцию в Лондоне[566]. Антанта, заявил тогда же министр иностранных дел Литвы Пурицкис, считает Литву «большевистским подголоском», а полпред Аксельрод якобы «руководит всей внешней политикой Литвы, и ему <…> помогает германский представитель Шёнберг»[567]. В феврале 1921 г. Чичерин резюмировал: «Временный отказ [Антанты] признать Литву есть способ <…> имеющий целью заставить ее держаться более враждебной линии против нас», поэтому Литве необходима «дипломатическая помощь с нашей стороны для подкрепления ее спинного хребта»[568].

Большевики остро реагировали на захват Виленщины Желиговским, оценив его как авантюру «группировки, не связанной с нами никакими договорными отношениями». Тем более из Польши к «мятежному генералу» направляли демобилизованных польских военнослужащих и оружие, а также военных из частей воевавшего на стороне Польши генерала С.Н. Булак-Балаховича[569]. В ноябре Копп и Мальцан обсудили вопрос о возможной координации советско-германских усилий по оказанию помощи Литве в борьбе с Желиговским[570]. В ходе советско-польских переговоров о подписании окончательных условий мирного договора польская сторона пыталась усилить свое присутствие в регионе. По словам Чичерина, Польша хочет через Западную Белоруссию отделить «нас новым коридором <…> [и] пожирать Литву <…>, Франция <…> думает о герметическом отделении нас от Литвы, то есть <…> от Германии <…> предложенный в Риге поляками польско-латышский коридор есть французская выдумка»[571]. 23 ноября Чичерин сообщил Ленину о предложении Василевского – польского представителя в территориальной комиссии на переговорах в Риге – о возможном изменении границы за компенсацию. Советский представитель в комиссии Э.И. Квиринг советовал «поднять вопрос об упразднении польского коридора»[572]. Однако, рассуждал Чичерин в письме Иоффе 24 ноября, коридор защищает нас от Желиговского. Если Вильно сделается польским городом, «упразднение коридора не даст нам общей границы с Литвой», а «в качестве компенсации пришлось бы отдать лучшую часть Волыни»[573].

Нарком склонился к обмену, и Политбюро ЦК РКП(б) одобрило предложение Чичерина по вопросу об уступках за уничтожение польского коридора[574], но обмен не состоялся. По мнению председателя советской делегации Иоффе, «польский коридор имеет для нас значение <…> если Вильно останется за Литвой и мы получаем общую с последней границу <…> пока надо щупать почву у поляков и выжидать выяснения вопроса о Вильно»[575]. В декабре Иоффе писал: что касается аферы Желиговского, «готовится заваруха, но <…> на “случай”»[576]. Пурицкис получил даже сведения, что в случае восстания в Виленщине «Сов[етская]Белоруссия <…> обязалась сохранить в неприкосновенности тыл Желиговского». Аксельрод отрицал эту договоренность, но в МИД Литвы полагали, что при отсутствии «формального соглашения <…> молчаливое, безусловно, существует»[577]. Не случайно в 1921 году ИНО ВЧК обвинил в утечке секретной информации из полпредства Аксельрода, и последнего отозвали с поста полпреда в Каунасе[578].

Подписание 18 марта 1921 г. Рижского мирного договора означало победу унитарной концепции эндеков и провал федералистских планов Пилсудского, выступавшего за создание буферных марионеточных государств на восточных польских рубежах. Граница с Польшей стала самой беспокойной для советских республик. Оценивая состояние советско-польского пограничья, следует отметить аморфность его рубежей, обусловленную низкой плотностью проживавшего там населения и отсутствием четкого разграничения этнических и конфессиональных групп. Эту проблему большевики унаследовали от Российской империи, территориально-государственное размежевание 1918–1921 годов ее усугубило.

Политика Пилсудского привела к тому, что Антанта при решении оставшихся спорных территориальных проблем не только ущемила польские права в «Вольном городе Данциге», но и окончательно утвердила невыгодную для Польши границу с Чехословакией в Тешинской Силезии[579]. По мнению эндеков, для Польши были важны «не столько хорошие, сколько прочные границы»[580]. «Gazeta Warszawska» писала 10 октября 1920 г.: «.одна волость на западе для нас ценнее целых уездов на востоке; то, что мы потеряем на западе, будет потерянным навсегда, тогда как о востоке этого сказать нельзя»[581]. Большинство современных польских историков не сомневается в том, что война 1920 г. спасла независимость Польши и перечеркнула планы большевиков по советизации Европы. Невнимание Запада к планам Польши на востоке они объясняют «успехами большевистской пропаганды», отсутствием у Антанты понимания, что война с большевиками «велась за будущее Старого Континента» и польская победа «подарила Европе более десяти лет относительного мира»[582]. Но есть другие точки зрения. «Рижский мир, – по мнению познанского историка А. Чубиньского, – не был компромиссом <…>. Он был принят Россией и Советской Украиной в тяжелой ситуации, в острой борьбе и подвергнут резкой критике»[583]. Польский генерал и дипломат Т. Махальский писал в мемуарах: «В Риге выяснилось, что война собственно не была нужна, перед киевским походом мы имели возможность получить лучшую границу без боев <…> Если бы <…> приняли в 1919 г. предложение Ленина, то имели бы не только значительно более благоприятную для нас границу на востоке, но, что важнее, отменить эту границу в Ялте было бы