Читаем без скачивания Русалка (СИ) - Алина Политова

Ну это уж совсем наглость. Надо было вмешаться, как-то обрезать наглую девицу, но ведь тогда все решат, что я ревную. Какая гадкая ситуация… Кит тоже растерялся. Такие этически сложные ситуации были ему не по плечу.

— Вам Марк покажет. — Спасла положение Клара. — Кит там и не знает ничего, он там маленьким был. — Она многозначительно посмотрела на Кита, потом на меня и добавила: — Он туда не любит ходить.

— Да, Марк там шарит в этих древностях нормально. — Обрадовался Кит. — А нам с Катькой надо завтра тут по хозяйству кое-что поделать, матери помочь.

Наглая девица сникла.

— Пошли, Катьк, книжки читать. — Лукаво подмигнул он мне. Все конечно же поняли, на что он намекает и смущенно заулыбались.

— Да-да, идите, зайцы мои. — Сказала Клара. — Завтра я вас запрягу с раненького утречка!

Когда мы поднялись к себе, я сказала:

— Твоя мать не такая уж и ехидна.

— Она просто не хочет, чтобы я в Мингон шел. — Нехотя произнес Кит. — Я прям кожей чувствую, что не хочет. Почему, как думаешь?

— Как думаешь, что это за шоу было, что эта Алена устроила? — Парировала я.

— Да я сам в шоке. — Рассмеялся Кит. — Не, ну я нравился бабам, не спорю, всегда нравился. Но чтобы вот так вот кидались… ты вспомни Ленку Игната? Я думал, она на меня залезет прям при Петьке. Ты ушла, Петрос захмелел и уснул рожей в салате. А Ленка на меня карабкаться стала… я подумал — ну присуну ей по-быстрому и пойду. Но понял, что не потяну сразу двух баб. Тебе себя оставил.

— С ума сойти… про любовь еще мне пел.

— Да шучу я, косуля. Конечно, шучу. Ты представь — я столько тебя ждал. И стал бы с посторонней девкой возиться, когда ты меня ждешь?

— Может, они считают, что я недостаточно хороша для тебя? И меня можно легко подвинуть? — Угрюмо пробормотала я, забираясь под одеяло. Кит рассмеялся и прыгнул за мной следом. Обнял.

— Ты такая милая, Катька.

Я обиженно замычала.

— Такая разная. — Добавил он. — То строишь из себя профессоршу психологии, то ревнуешь, как первоклашка. Ты вся моя жизнь.

Я заплакала. Вот так вот, неожиданно для себя, заплакала. Беззвучно, но он понял, ощутив влагу у себя на плече.

— Катюш? Эй! Ты расстроилась из-за этой девки?! Катенька!

— Мне страшно.

— Это все глупости, прекрати! Никого нет, никаких девок. Никогда не будет.

— Мне страшно… скоро все закончится. — Прошептала я, сквозь слезы. — Все закончится, Кит.

— Почему?!

— Я не знаю. Просто чувствую…

Он долго утешал меня, гладил по голове. Но острое чувство потери, кольнувшее меня в самое сердце, никак не хотело уходить. Иррациональное, как предчувствие. И от этого страшное. Страшное, потому что я все хотела и могла объяснить. А это чувство — нет.

Я почти уже заснула, когда он прошептал мне в ухо.

— Скоро все закончится. И все станет хорошо.

— Ты счастлив, Никит? — Сонно пробормотала я.

— Да. — Ответил он. Ни на секунду не задумался. Игнат все врал, подумала я. Врал, когда сказал, что Кит не будет счастлив в этой жизни. Я уснула, успокоенная.

Этой ночью Кит не просыпался, а у меня не было снов. Первая спокойная ночь за все время, что мы вместе. Почему я позволила себе просто спать, как нормальный человек, глубоким бесчувственным сном? Не знаю. Может, я слишком устала, а может, подсознательная часть меня знала, что ничего с Китом больше не случится. Мы слишком увлеклись игрой в загадки, в обреченность и не заметили, что Кит ни разу больше не пытался покончить с собой с тех пор, как мы стали близки. Почему мы пропустили это?! Почему не убежали из этого странного тревожащего места в мир нормальных людей, в мою уютную квартирку?! Нас ничего больше здесь не держало! И нам не нужно было в Мингон, не нужно…

Почему…

— Косуля, проснись. — Прошептал он мне в самое ухо. Я открыла глаза. Солнышко приветливо заглядывало в окно, а мое солнышко целовало меня в ушко.

— Посмотри, что я принес! Марта намонстрячила с утра пораньше.

На журнальном столике стояла тарелка с красивыми румяными булочками в форме розочек, кофейник и чашки. Я почувствовала аромат свежей сдобы, который сплелся с ароматом кофе.

— Боже, почему не делают таких духов… — Пробормотала я, втягивая в себя этот запах.

— Так от женщины утром должно пахнуть. — Согласился Кит. — Но только без духов. Проснулась пораньше, булок напекла, кофе наварила, принесла. Вот тебе и духи.

Я хотела по модной привычке возмутиться — чего это женщина должна вставать ни свет ни заря, чтобы булки печь?! Но перед внутренним взором моим расцвела картинка — я тихонечко поднимаюсь на рассвете, иду на кухню и пеку ароматные румяные булочки для своего любимого и детей. Из открытого окна доносится щебет птиц, а мой дом еще спит… Только аромат ванили и кофе бродит из комнаты в комнату, щекочет ноздри моим деткам, навевая сладкие утренние сны. В этом есть какое-то особенное наслаждение. Быть может, уже забытое многими женщинами. Какая-то магия. Я вспомнила своих подружек, которые рассказывали, что просыпаются пораньше, чтобы сделать макияж и прическу для мужа. Я буду просыпаться, чтобы делать булочки. От этих мыслей я растаяла и прошептала:

— Почему бы и нет.

Мы стали пить кофе и уничтожать булочки. Раньше я не представляла как это — есть, не успев проснуться, но оказывается, все дело в компании. Так приятно валяться в постели, жевать и болтать о всяких пустяках. Так спокойно.

— Почему ты отсюда сбежал, когда был маленький? — Спросила я, когда мы заговорили о его матери.

— Я не знаю. — Он пожал плечами.

— Как это не знаешь? Забыл?

— Ну и забыл тоже. Не помню, чтобы я хотел сбежать. Тут было скучно, но я ж и не знал другого. Думал, так нормально. Я бы сам не сбежал. Я тут как-то тупел от того, что одно и то же каждый день. Ждал только, когда приедут студенты, чтобы таскаться повсюду за ними. Больше развлечений никаких не было. Ну любил с Марком съездить в город за продуктами или гостей встретить. Я как овощ был, мне щас так кажется.

— Но ведь ты сбежал в конце концов.

— Это все Марк. Он заставил меня.

— Заставил?!

— Да. Я смутно помню это все. Он мне был всегда товарищ. Наверное, он хотел, как лучше сделать. Знаешь, он всегда любил мать. Ну как женщину любил. Я это даже тогда понимал. Сейчас тоже любит. Не знаю, было у них что. Вряд ли. Любил ее безответно. Уважал сильно. Может потому и жил при ней всегда. Я ему как сын был.

— Может он твой отец?!

— Нет, это точно нет. Он бы проговорился.

— Кстати, ты никогда не говорил про отца…

— Я его не знал. Он погиб до моего рождения. Работал в милиции в городе, приезжал домой только на выходные. Во время дежурства на станции какие-то приезжие убили его, мне не рассказывали, что там случилось точно. Короче, погиб на боевом посту. Мать как раз была беременна, так что он не успел меня увидеть. У матери вся комната заставлена его фотками. Ну для меня он просто лицо на фотографии, и все. Марк говорил, что с тех пор, как его не стало, мать слегка помешалась от горя. Раньше была другая. Ласковая, веселая, улыбчивая. А как отца не стала — странности у нее появились. Опять же — я знал мать только такой, какая она сейчас. Помню, в детстве побаивался ее. Она холодная была, кажется, поколачивала меня за проделки. Марк защищал. И я к Марку больше был привязан, чем к матери. Ну и Марту тоже любил, она добрая очень, но как серая тень всегда жила. Тоже тетка странная. Она обо мне заботилась всегда хорошо, угощала сладостями, вещи мои стирала и гладила, в постель укладывала. Так мы и жили. В тот день что вышло? Мать приболела накануне. Вечером Марк отвез ее в больницу. Она не хотела, но там что-то серьезное было, живот сильно болел, может аппендицит, не знаю. Надо было вести в больницу, как она ни сопротивлялась. Марк отвез. Когда вернулся, сказал, что ничего страшного, маленькую операцию ей сделают и скоро вернется. Мне даже легче как-то было, что матери не будет несколько дней дома. С Марком и Мартой хорошо было, они ласковые, не ругали меня никогда. Мы бы по вечерам в шашки играли и в домино, чай с пирогами пили. В общем, я настроился на спокойную жизнь, но не тут-то было. Марк и Марта стали судорожно собирать мне сумку с вещами. Марк меня посадил за стол и заставил выучить, как доехать до большого города. Как вести себя в поезде, что говорить. Что потом делать, когда приеду. Я не понимал, зачем мне уезжать, но Марк стал таким дерганным, напряженным, что мне не захотелось с ним спорить. Марта тихо плакала, сидя в уголке. Подходила меня обнимала, потом отходила и плакала дальше. Я все запомнил, что Марк мне рассказал. Марта дала мне сумку со сменной одеждой. Там еще, помню, пакет с пирожками был и бутылка с лимонадом. Пирожки с рисом и яйцом, точно помню. Теперь, если ем такие, всегда вспоминается чувство страха и ожидания чего-то нового, волнительного. Это потому что я их в поезде потом ел, пока ехал. Короче, Марк с утра меня отвез на станцию в город, посадил в поезд. Дал в руку мне бумажку и сказал, что на станции нужно найти милицию и дать им эту бумажку. Он сказал, что меня ждет новая жизнь, очень хорошая. В принципе он соврал. Но что он мог знать о жизни в большом городе? О жизни в интернате? Ничего. А может, жизнь там и правда была лучше, чем здесь. Я бы просто превратился в идиота, если б видел из года в год эти скалы и ничего больше.