Читаем без скачивания Меч времен - Андрей Посняков

Низкий берег густо порос осокою и ольхою, поначалу идти было трудно, но вскоре Миша обнаружил рыбачью тропу и зашагал уже по ней. Куда шел? А никуда! Спуститься вниз по реке шагов на двести-триста, да потом — обратно. Глядишь, уже и проснутся все, встанут, засобираются. А пока…

Светлело быстро, и так же быстро туман вокруг становился клочковатым, редким, буквально на глазах таял. А вот уже и первый солнечный лучик — вспыхнул золотом на вершине высокой осины! Вот перебрался чуть ниже, еще ниже… еще… осветил уже и березы, и ольху, и орешник… Со стороны лагеря донесся звук рога — проснулись.

А ласковое утреннее солнышко, разгоняя туман, играло в росе, на папоротниках… на заливном лугу… Проснулись уже и птицы, защебетали, запели — иволга, малиновка, жаворонок. Застучал где-то неподалеку в лесу краснобокий трудяга-дятел, закуковала кукушка, шмель зажужжал прямо над ухом — и откуда взялся?

На лугу просыпались цветы — чистые, вымытые росою, они тянули к солнцу разноцветные радостно распахнутые ладони — синие, лазоревые, сиреневые, желтые… Желтых было, пожалуй, больше всего. И еще — сиреневых, точнее сказать — пурпурно-багряных. Иван-чай, лютики, васильки, ромашки… Вот, словно желтая дорожка, а вот — посреди зелени луга — сиреневое озерко ирисов, Миша и не знал раньше, что эти цветы здесь растут… хм… здесь-то растут, здесь еще не то растет. А это что там сверкает ярко-синим? Бутылка из-под немецкого вина? Ха… Вот, у реки, на ольховой ветке…

Михаил подошел ближе, нагнулся…черт побери! Браслетик! Синий стеклянный браслетик новгородской работы, но — «киевский» — таких Миша много видал в мастерских и на торгу. Откуда он здесь? Видать, потерял кто-то — вещица нередкая… Хотя… Нет, не потерял — уж слишком аккуратно повешено. И даже можно сказать — как-то торопливо-аккуратно: можно ведь было и вон на ту веточку примостить, повыше, тогда бы видней было… да, и с ладей наверняка заметили бы. Странно…

Миша повертел браслетик в руке — без всяких узоров, обычный. Но как играет на солнышке, ух ты! Нет, верно, местные девушки обронили, пошли вот, купаться, или так, на луг вить венки, и потеряли. А кто-то — пастух ли, рыбак ли, купец — нашел да повесил на ветку — увидят потеряшку, так подберут, да спасибо скажут доброму незнакомому человеку. Да, так, верно, и было… На местном диалекте говорят — «правда и есть»!

— Эгей, Миша!!!

Михаил вздрогнул — ага, звали уже! Повесил браслетик обратно, да поспешил обратно в лагерь. А там уже собирались, да и вчерашние гости пришли — прощаться. Не одни пришли, с бражкой… и сколько же у них этой браги, интересно? Немереные, похоже, запасы. Цистерна на ладье, что ли? Такое впечатление — да.

Простившись с пречистенскими, продолжили путь по Сяси-реке, только Михаил на этот раз плыл недолго — высадили у погоста Липно, да сказали — как к погосту Пречистенскому выйдешь, от Доброни поклон передашь. Тут-то, в Липне, и сыскал Миша позовника — Ермолая-бирича. Мыто переписать да собрать, суд творити от княжьего имени — за тем Ермолай-бирич на дальние погосты и ехал. Сам в Ладоге жил, с Рангвальдом Сивые Усы приятельствовал — и Мишу приветил. Какой разговор? — сказал, — надо тебе, так едь с нами. До Паши-реки — на телегах, дальше — на ладьях-насадах, еще дальше — в верховьях уже — на ройках. Доберемся, в первый раз, что ли?! Уже ближе к вечеру, под хмельком — похвастал, мол, и у самого небольшое сельцо в той стороне имеется, совсем маленькое, так, починок. Маленькое — но свое! Так и зовут — Биричево.

А Мишу-то что волновало? Да все тоже. Вот и спросил, далеко ль от того села до Долгого озера?

Ермолай усы пожевал:

— Долгое озеро недалече, да только путь зело худ — чащи одни, урочища да болота. Ктой-то у тебя в этаку даль забрался?

— Так, знакомец один…

— По чьему праву на княжьей земле сидит?

— Думаю, сговорился с князем…

— А грамота на то у него есть?

— Да есть, сам видал.

Про грамоту Михаил, конечно, соврал — откуда ему знать-то? Просто надоел уже не в меру дотошный бирич — ишь, пристал, выспрашивает.

— Как доберешься, вели, пущай грамоту к зиме приготовят и мыто. Ужо доберусь по зимникам и до тех краев, а как же! Здесь по всей земле — княжий суд да княжья воля!

— Так нету в Новгороде князя-то, — не выдержав, ляпнул Миша.

Ермолай глазами сверкнул:

— То есть как это — нету?

— А так. Прогнали его на вече — и все тут. Сказали — путь чист!

Бирич неожиданно расхохотался:

— Ну, одного прогнали, так позовут другого. Никогда Новгород совсем уж без князя не жил… а не будет князя — владычные приберут землицу. Приберут, приберут, я уж их знаю… За себя не боюсь — опытные позовники-биричи всякому надобны! Ну, что смотришь? Пей вот, да расскажи, что там еще на Новгороде деется? Свеев, говорят, разбили?

— Конечно, разбили! — уж тут Михаил рассказать мог, и рассказывал, куда там монастырскому писцу Мекеше или школьным учебникам! Всему место нашлось — и битве, и пиру, и князю, и разному прочему люду. Бирич и люди его слушали, уши растопырив.

А Мишу несло уже — не то что видел, что читал — рассказывал, врал вдохновенно, как академик ученый:

— И возложи бискупу Спиридону печати на челе острым своим копьем!

— Кому возложил? Бискупу?

— Какому еще бискупу?

— Так ты сам только что сказал!

— Послышалось. Не бискупу — Биргеру, ярлу… тьфу… королевскому зятю.

— Хо! Самому зятю?!

— А вы что думали? Станет Александр-князь просто так тешиться?

Понял уже Михаил — заканчивать со всем этим надо, язык от меда стоялого заплетался, а ноги не несли, не сойти с лавки. Так там спать и улегся, в старостиной избе, на лавке — сыт, пьян и доволен. Еще бы не доволен, шел-то ведь — к цели!

Утром, сотворив молитву, отправились в путь — не столь дальний, сколь трудный — до Паши-реки верст немного, однако ж дорожка та еще, можно сказать — и вообще никакой нету, мимо болот, лугами, лесами, рощицами едва заметно тележная колея тянется. Бирич Ермолай — мужчина осанистый, видный, при бороде черной — впереди, верхом — неохота в возу-то трястися. Сразу за ним — воины ладожские числом в полсорока (в новгородской земле все по сорокам считали), кольчуги днем, по жаре, сняли, щиты в телеги сложили, а рогатины все же держали в руках, да и мечи с пояса не снимали.

— Всяко может быть, — обернувшись, пояснил Мише бирич. — Прошлолетось емь с набегом пришла… пожгла много. Да и местная-то весь… мирные-то они мирные — одначе осторожка не помешает.

До Паши-реки ехали долго, муторно — возы часто застревали в болотинах, приходилось вытаскивать, и это еще хорошо, что давненько уже не было дождей — вторую седмицу стояло вёдро. Не шибко-то велико и расстояние — верст тридцать — а шли чуть ли не два дня. К исходу вторых суток добрались, обрадовались, завидев сливающиеся, сверкающие отраженной синью, воды двух рек — Паши и Капши. Здесь же, на мысу, у слияния, расположилась уютная деревенька, небольшая, в один двор — рубленная в обло изба на подклети, овин, амбары, баня. Вся усадьба была обнесена частоколом, распахнутые настежь ворота покосились и явно нуждались в ремонте, о чем, распекая выбежавшего навстречу тиуна, не преминул напомнить бирич.

— Ты воротца-от поправь, человеце, — неодобрительно качал головой Ермолай, — нешто плотников средь челяди нету? Нет, так ближних весян попроси — уж не откажут.

— Справим, справим воротца, батюшка, — кланяясь, заблажил тиун — небольшого росточка хитроглазый мужичок с редкой рыжей бородкой. — Мы ить третьего дня хотели, да не смогли — леший в деревах завелся, не пустил к весянам, у них-то плотники знатные, не то что наша челядь. От, как леший уйдет, так и справим!

— Леший, говорите? — поднимаясь по узкому крыльцу в избу, бирич неодобрительно скривился. — Что ж часовню не срубите? Помогла б от нечистой силы.

— А, пожалуй, что и надо часовенку-то, — согласно кивнул тиун. — Ты, батюшка, входи, входи… Отдохнем, покушаем… Служки как раз баньку истопят.

— Банька — это хорошо, Офонасий, — Ермолай сменил гнев на милость. — Но ворота все ж таки исправь… Смотри, как обратно поеду — взыщу!

— Исправлю, исправлю, батюшка! Вот, как уйдет леший.

Дался им этот леший!

Бирич тоже заинтересовался — пока воины располагались, уселся на крыльце, на скамеечке:

— Что за леший такой? Когда объявился?

— По ночам шастает. Огромен зело, злой — а глаза, как плошки горящие! И воет — у-у-у, у-у-у!

— Так это, может, волк тут у вас воет?

— Не, батюшка, волк не так.

Тут прибежал служка, доложил — банька на бережку готова, стоплена. Тиун заулыбался — пожалте, мол, на полок, гости дорогие. Аль сперва поснидать?

— Потом поснидаем, как вымоемся, — бирич поднялся на ноги, позвал: — Пойдем, что ль, попаримся, Миша?

Михаил пожал плечами: