Читаем без скачивания Меч времен - Андрей Посняков

— В открытую нагонять не будем, — усаживаясь в лодку, резюмировал Ермолай. — Мы так, тайненько поглядим, скрытно. Через рыбаков, через охотников… Что-нибудь да придумаем.

Михаил лишь сплюнул — ага, придумаете вы, как же! Жалко было убитого паренька, жалко было и всех прочих, попавших под руку людокрадам-водяникам. Водяникам… мать их за ногу. И тут тоже, говорят, шляется какой-то леший. Наверное, такой же, как водяник?

— Что за леший? — обернулся в лодке староста. — Так я ж рассказывал. Шастает тут по холмам — глазами сверкает, далеко видать. Ох ты, страсти какие, Господи!

— Глазами сверкает… далеко видать — а не факелы ли это, часом? В темную пору на реке ладьям знак подает — чтоб мыс прошли да на мель не сели? Выловить бы этого «лешего» да поговорить вдумчиво…

— Выловить? Что ты, что ты! — староста испуганно замахал руками. — Как можно? То ж нечистая сила.

Убитого отрока схоронили вполне по-людски, на кладбище близ погоста. Красивое было место — сосны, аккуратные могилки, невысокая, аккуратно сложенная из камней, ограда. Нашелся и священник…

Закопав, сняли шапки, помолись еще разок, потом сели за стол, помянули… А потом начали собираться в дальнейший путь, благо — по словам Ермолая — немного уже осталось.

Сели в ладьи-насады, поплыли… кое-где пришлось вылезать, перетаскивать по отмелям…

— Ничо, скоро вообще их бросим, у плеса, — обнадежил бирич. — Там дальше токмо пешком сподручней.

К плесу добрались уже вечером. Вокруг заметно сузившейся реки теснились высокие сосны и хмурые разлапистые ели. Деревья лиственных пород — береза, осина, липа — встречались редко, все больше по холмикам, или — как ольха и рябина — жались к воде.

Днем жарило — до духоты, до пота, а вот вечером становилось прохладно, даже до холода, так, что, если бы не костер — так зуб бы на зуб не попадал. Ну, это и хорошо — не было уже ни мошки, ни слепней, ни оводов, да и комары — зудели иногда, — но так, раз два и обчелся. Славно!

Чужую ладью обнаружили на другой стороне плеса, уже когда шли пешком. Вместительная, с плоским дном, она лениво покачивалась на поднятых внезапно налетевшим ветром волнах. И конечно же оказалась пустой. Правда, рядом обнаружилась и сторожа, — варили себе ушицу человек пять… нет, десять…

— Ха, Ермолай!!! — один из сторожей — коренастый пегобородый крепыш в красной суконной поддеве и юфтевых недешевых сапогах — при виде бирича радостно улыбнулся. — Рад, рад видеть, друже!

Все остальные лодейщики разом вскочили и поклонились.

— Микифор? — явно удивился бирич. — Вот уж не ожидал тебя здесь встретить! То Микифор-кормщий, знакомец мой, — обернувшись, шепнул он Мише. — Вот, посейчас и расспросим.

— Садитесь, поснидайте с нами, — гостеприимно предложил Микифор. — Ушица вот, квасок.

— Ушицы не будем, — Ермолай жестом отправил своих людей вперед, сам же, подмигнув Михаилу, уселся на бревно у костра. — А вот от кваску не откажемся. Ладожский, квасок-от?

— Оттуда…

Кормщик казался мужиком вполне незлобивым: веселый такой, дружелюбный… как и его парни — те тоже улыбались. Может, потому что — бирич? Должность в здешних местах не последняя.

Ермолай, кстати, тянуть резину не стал и, глотнув квасу, спросил:

— Кого вез-то?

— Нашли уже? — неожиданно нахмурился кормщик. — Я так и думал, что он к вам сбежал, парень-то…

— Что за парень?

— Да тот, беглый… В холопи кабальные подался, а сам — прыг из ладейки… И был таков! Гнались за ним — не догнали.

— Не догнали? — Ермолай с Михаилом переглянулись. — Как это не догнали?

— Кнут Карасевич самолично и с ним еще один гнались… Вернулись быстро. Сказали — убег.

— Убег… Постой-ка! А лук со стрелами у кого из них был?

— Лук? — Микифор призадумался. — И не упомню теперь… У Кнута, кажись… Ну да, у него… А что? Неужто пристрелили парня?

Бирич лишь молча кивнул, и парни с кормщиком перекрестились:

— Вот злодеи-то! Ужо больше с ними связываться не буду!

— Ну, ну, давай, обсказывай все, как есть, — подзадорил приятеля Ермолай. — Оченно нам знать интересно, что за Кнут такой?

— Кнут Карасевич. Мужчина молодой, видный, из Русы.

— Из Русы?

— Ну, так он сказал. Нанял меня в Новгороде еще — холопей да рядовичей-закупов в дальнюю вотчину перевезть. Язм поначалу не хотел, осень на носу, как бы в обрат зимовать-то не пришлося. Да уж Кнут Карасевич заплатил немало — целую гривну серебром!

— Надо же! — уважительно ахнул бирич. — Целую гривну!

— Вот я и говорю, — Микифор довольно погладил бороду. — За гривну-то — чего же не подрядиться? Тем более, Кнут сказал — ждать его не надо. Вот, сейчас поснидаем, да в обратный путь. Ой! Слушай-ка, Ермолай-друже! Хорошо, что я тебя встретил — может, у вас в Биричеве чем разживусь? Чтоб пустым-то назад не плыть, а?

Ермолай усмехнулся:

— Там поглядим, может — и есть чего. Ты лучше дальше рассказывай про душегубов этих.

— Да чего там рассказывать… — кормщик махнул рукой. — Везли, как обычно — молодых, что и понятно — кому старичье-то нужно? В вотчину дальнюю, близ Онеги-озера…

— Однако далече!!! А чья вотчина-то?

— Кнут Карасевич сказал, что его.

— Вот как? Именитый вотчинник, значит?

— Своеземец — я так мыслю, — кормщик шумно высморкался, утерев нос рукавом. Пожаловался: — Подпростыл что-то. Чай не лето уж.

Бирич рассмеялся:

— Да уж не лето.

Вот так вот оно и выходило — не верить кормщику оснований не было. Прельстился мужик хорошим заработком, взялся довезти людокрадов — ну, знал ведь, что людокрады, догадывался, правда, уж на этом его не поймать — песни поет, что, мол, к честным купцам нанимался, а чего ж? Пошли, мол, на Онегу в погосты дальние, и холопей туда ж повели — обычное дело. Кстати, очень может быть, что часть людишек у Кнута не украдены, а, так сказать, по собственной воле — закупы, рядовичи, челядь. Так ведь бывает — на чужой сторонушке счастья искать… иль — что вернее — горе мыкать.

Хм, Кнут Карасевич — надо же! И усадьба у него на Онеге-озере… Врет? А очень может быть, что и нет. Людей крадет — на себя работает, чай, на дальней-то усадебке работнички нужны. Да и не было б ни в чем худа, коли бы — по доброй воле. Да еще убийство это… Ну, зачем парня-то убивать? Юный совсем мальчишка, ну убег бы — да и не велика потеря. Зачем, зачем убивать?

Биричево, Ермолаев починок, располагалось на крутом берегу длинного озера и, по всему видать, постепенно превращалось в многолюдное село: кроме усадьбы бирича, уже пристраивались поблизости большие, рубленные в обло избы, пристраивались, не как у словен, а по обычаям веси — углом к дороге, крыльцом на юг, к солнышку. Веси здесь было много — их земля. Племя могучее, древнее, в летописях старинных упомянутое многажды. Нравом диким весяне не отличались, к поселенцам относились ровно, однако ж и не привечали — не любили чужих, не в обычае то было.

На другом берегу озера, на пологих холмах, тоже располагались избы, усадьбы и небольшая церквушка с куполом, искусно крытым лубяной дранкой, — глянешь издалека — чистое серебро. Погост назывался, как и озеро — Пашозерский, и пока что принадлежал князю, однако давно иноки Софийские — Новгородского архиепископа-владыки двор — давно уже точили зубы на здешние богатые зверьем и драгоценными мехами земли. Но покуда не пересилить им было князя… покуда не пересилить.

Михаил переправился на тот берег в небольшом челноке, принадлежащем худющему чернявому парню по имени Николай. Парень был не местный, ладожский, поселился тут года три назад, с соизволения княжьего — своеземцем. За жилье да землицу — платил пожилое, не такое уж и большое, в месяц по три белки — а уж этих белок промышлял Николай видимо-невидимо, такие уж тут были места. Да еще рыба! Уж этого-то добра — навалом! Серебристая форель, юркие уклейки, хитрый и скользкий налим, щуки, окунь, даже сазан и сом. Уж кого только не водилось. А в окрестных лесах — повсеместно — дичь: кабаны, лоси, медведи, да всякой птицы море — рябчики, глухари, утки. И это уж не говоря о грибах, ягодах, орехах, которых — бери, не хочу!

Окромя лесных да водных богатств, местные сеяли жито: озимую рожь, ячмень — меньше пшеницу, не вызревала она здесь, да и урождалась мелкая. На заливных лугах, на пожнях, пасли скот — коров, овец, коз. Кое-кто держал и гусей, и одомашненных уток.

— Говорить нечего — землицы богатые, — ловко орудуя веслом, ухмылялся в усы Николай. — И чужих мало. Тут ведь леса кругом, чащобы, дорог, почитай, что и нет, только зимники, а летом вот так — по озерам, по рекам…

— Понятно, — Михаил потянулся, прищурился, рассматривая показавшуюся меж деревьями церковь. — А что, Онциферовичей-бояр вотчина далеко от вас?

— Онциферовичей? Да не очень, — лодочник сплюнул. — Ох уж, бояре эти… Так и хотят землицу к себе прибрати, людей сманити…