Читаем без скачивания Последнее слово девятого калибра - Вячеслав Денисов

Между тем события разворачивались следующим образом. За спиной Базаева стоял Выходцев и держал горца за шею одной рукой. Другой рукой он надавливал Базаеву за ухо, чтобы его рот постоянно находился в раскрытом положении. Над этой зияющей черной дырой лжи завис кусок сала.

– Алик, – сочувствующе говорил Выходцев, и складывалось впечатление, что долго это делать он не намерен, – у меня нет другого выхода. Ты поганец и преступник, которого свет не видывал. Если я начну с тобой разговаривать по-человечески, то ты на меня член положишь, да еще и обгадишь с головы до ног. И я ничего не смогу сделать. Однако я не из тех, кто остается обгаженным. Алик, я тебе клянусь в том, что из этого кабинета, не рассказав правды, не вышел еще ни один Иванов или Мухаметдинов. Такова уж суровая действительность.

Из непроизвольно распахнутого рта горца побежала обильная слюна. Казалось, следователь этого даже не замечал.

– Меня никто даже не подумает обвинить в жестокости. Мне даже устного замечания не сделают, узнав, что я решил силой накормить подозреваемого, объявившего голодовку. Итак, если ты хочешь со мной поговорить по душам, тогда качни головой. Только не сильно, а то у меня палец сорвется, и я тебе пасть порву… А вы, коллега, если гражданин Базаев не кивнет, кидайте ему в зев сало. Ну, поехали…

Горец забарабанил подбородком по руке Выходцева, как дятел.

– Вот и ладушки. Коллега, сало далеко не убирайте. Мне почему-то кажется, что оно еще понадобится…

Но оно больше не понадобилось. Не подготовленный к таким коварным ударам со стороны прокуратуры, Базаев вычленил для себя самую важную мысль из разговора. Те, кого он сейчас сдаст, возможно, никогда об этом не узнают. Но вот то, что он оскоромился, в известную инстанцию будет доложено немедленно. Поэтому, как и положено настоящему туберкулезнику с открытой формой заболевания, он в течение ближайшего получаса кашлял и держал руками легкие, чтобы они не вылетели вместе со слизью. Потом, отсев в угол и прижимая ко рту бумажное полотенце, предложенное Выходцевым, еще пять минут приводил дыхание в порядок. За то время, пока он восстанавливал свою способность разговаривать, судья со следователем успели напиться чаю и доесть сало. Едва свистящее дыхание в углу стихло, Выходцев размял в пепельнице докуренную сигарету:

– Итак, гражданин Базаев… В ходе предыдущего разговора мы выяснили, что подозреваемый глубоко осознал свою вину перед обществом и встал на путь раскаяния. Именно это обстоятельство подвигло его на понимание необходимости рассказать правду. Чувство вины перед обществом, внутри которого подозреваемый ведет паразитический, антисоциальный образ жизни, заставило его вновь пересмотреть шкалу жизненных приоритетов и отказаться от преследования достижений ложных ценностей. Стремление вновь оказаться в первых шеренгах строителей демократической, свободной от криминала жизни позволило подозреваемому переосмыслить весь ранее пройденный путь… Базаев, я эту ахинею могу нести до самой пенсии. Когда поймешь, что гораздо безболезненнее говорить самому, нежели меня слушать, можешь смело вклиниваться в мой диалог.

– Это Саша распорядился забрать у судьи, в гостинице, документы… – Базаев виновато кашлянул в замызганное полотенце.

– А с этого момента, как говорил покойный Шерлок Холмс, прошу вас, гражданин Базаев, рассказывать все очень подробно. Кто есть Саша?

– Я фамилии его не знаю. Погоняло – Бес. Он правая рука Лисса.

– Базаев! – прервал горца Струге. – А ведь вы в Москве не живете. Правда?

– Не живу. Ну и что?

– Теперь ты понимаешь, Боря, почему по местной дактилоскопической картотеке его пальцы не всплыли? Понимаешь, почему экспертам пришлось пробивать его по федеральной базе данных? Потому что Лисс не стал нанимать для работы по Феклистову местную братву, а привез ее с собой. Из какого города вы приехали, Базаев?

– Из Мрянска. – Базаев никак не мог простить своего унижения, однако понимал, что лучше дракона не дразнить. – Я мало что знаю. Саша велел мне и еще двоим пацанам отследить в гостинице Струге и забрать у него какие-то документы. Он и сам пошел, чтобы убедиться, что дело будет сделано. Какие документы – я не знаю. Саша в такие дела нас не посвящает.

– Где сейчас находится упомянутый тобой Лисс?

– Я не знаю. У него есть квартира на Борисовских прудах. Еще слышал про дом на Рублевском шоссе. Но там я не был.

– Что о Саше?

– Бес всегда с Лиссом. Если хотите найти Сашу – ищите Лисса. Если хотите узнать точное местонахождение в данный момент Лисса – спросите об этом у Саши. Но никто из людей моего уровня не может об этом знать. Я знаю лишь, кто получил приказ от Саши забрать у Струге документы. Это Салют. Он живет на Черняховской, в «доме писателей».

– Салют? Какое интересное погоняло. – Выходцев как-то странно ухмыльнулся. – Он любит салюты? Взрывы, фейерверки, да?

– Он в Чечне сапером был.

– Как интересно переплетаются судьбы людей, – заметил Струге. – На Кавказе эти двое «мочили» друг друга, а в Москве объединились под одним флагом. В самом ближнем, по удалению, «мирном» городе России…

– Хорошо. – Выходцев повернулся к стажеру: – Коллега, сейчас возьмете перо и чистый бланк протокола допроса. Я хочу увидеть раскаяние этого гражданина, заверенное его подписью. Особенно тщательно пусть он осветит ту часть мероприятия, которая касается организации убийства федерального судьи Феклистова.

– Может, тебе еще грудь медом намазать?! – Казалось, бордовым цветом покрылся даже пластырь на носу Базаева. – Как ловко!.. Не надо меня к «мокрым» делам приобщать! Про что не знаю, то грузить на себя не стану! Если я разговаривать согласился, то это не значит, что буду брать под себя все столичные «темняки»!.. Я с тобой, как с деловым человеком…

– Ты согласился со мной работать, потому что знаешь: эта твоя ходка будет последней. Не потому, что ты, сука, раскаялся, а потому, что если большой срок на суде получишь, то сдохнешь от туберкулеза где-нибудь в Мордовии… Поэтому речей политических тут не говори, не надо. Я приеду, мы с тобой еще за прошлые твои грехи поговорим. Какой ты мусульманин?! Ты вор и разбойник.

Пора было ехать в академию.

Теперь, когда в руках Выходцева был говорящий Базаев, он вновь почувствовал в себе уверенность, которую уже почти потерял в последние дни. Шагая по коридору рядом с ним, Антон чувствовал энергию, бьющую ключом от следователя. Значит, не так уж все и плохо?

Но сейчас нужно срочно ехать в академию. В отличие от Выходцева Струге слишком хорошо осознавал страшную силу той опасности, что нависла над ним после происшествия в гостинице. Никто и никогда не станет разбираться в правоте судьи в подобной ситуации, если сор уже вынесен из избы. С того момента, как люди получили повод думать о нечистоплотности судьи, вокруг этого судьи лопается оболочка неприкосновенности. Впрочем, кто сказал, что есть она, эта оболочка, если ее в любой момент можно порвать без юридических последствий?

С этого момента судью начнут душить изнутри. И будут душить даже тогда, когда отпадет в этом реальная необходимость. Привычка системы. У каждой системы свои привычки. Как говорил всегда Пащенко: «В милиции так – придушат, а как волна сойдет, отпустят. Придушат – отпустят, придушат – отпустят…» Тоже привычка системы. Только другая привычка. И другой системы. Менее коварной и беспощадной.

Глава 9

В академии Струге вновь ждал сюрприз. Только на этот раз менее приятный. Куратор курса, с некоторым сомнением разглядывая помятое лицо судьи из Тернова, просто констатировал тот факт, что ректоратом академии уже отправлено представление в Терновский областной суд о поведении на учебе районного судьи Антона Павловича Струге.

– Я представляю, что там написано… – Антон со вздохом отвернулся. – Кстати, а как вы узнали о том, что я в нетрезвом виде валялся в коридоре гостиницы?

– Ну, Антон Павлович… – настала очередь отворачиваться куратору. – Такие люди, как вы, постоянно на виду. Из милиции звонили, администратор гостиницы подтвердила, жильцы гостиницы…

– Жильцы?! – от удивления Струге даже поднял брови. – Впрочем, я, кажется, догадался… «Жильцы» – это Иван Николаевич Бутурлин, живущий в номере 1024!

– Ну, Антон Павлович… Не только он. Вашу грустную историю поведал и адвокат из соседнего номера. Он видел, как вас в номер, простите, заносили. Вообще-то нас устраивает пока то, что Воронову еще никто не донес. Представляете, что будет тогда?

– Очень хорошо представляю. Но как вы могли отправлять депешу в Тернов, не разобравшись в деле? Как можно принимать решения, не выслушав противную сторону?

– Рады были бы! – отчеканил куратор. – Но вас, Антон Павлович, просто невозможно обнаружить на занятиях! Лучший способ вас выслушать – это объявить вас в федеральный розыск и ждать задержания. Вы отсутствуете на занятиях четыре дня подряд. Я вообще не понимаю, зачем вы сюда приехали! Доложить о вашем отсутствии в Терновский областной суд можно, не выслушивая вас. Достаточно выслушать вашего соседа по номеру. Я не знаю, какое решение примет ваш председатель Лукин, однако думаю, что ваша несерьезность все равно окажет вам недобрую услугу.