Читаем без скачивания Глазастик и ключ-невидимка - Софья Леонидовна Прокофьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелькнули вечно беспокойные руки Вихрика. На этот раз они освободили тонкое кружево, привязанное к руке скрипача, с которым он не расставался с тех пор, как улетела Миэль.
Кружево полетело над площадью, свиваясь кольцами и распускаясь, и казалось, волны смеха поднимают его и несут.
Катя услышала звук шагов и оглянулась. Позади неё в высоких дверях стоял Побегушка.
Побегушка сбросил вниз с лестницы поднос и тот с грохотом заскользил вниз по ступеням, подскакивая и блестя.
— Слышала мои шаги, Тс-с? — крикнул он. — Теперь я не улечу!
Внизу на площади старый актёр читал детям весёлые стихи. А птицы, наклевавшись вкусных крошек, которые им кидали из окон старушки, теперь смирно сидели на ветках и с почтением слушали мудрую Кукушку. Для такого случая она позволила себе на время покинуть свои часы.
— Неплохо бы перекусить, — облизнувшись, сказал кот Васька. — Обедать, между прочим, пора, а не смеяться.
— А где же король, где все придворные, стража? — оглядываясь, спросил волшебник Алёша.
— Вы ничего не знаете? — удивился Побегушка и тут же звонко рассмеялся. — Что было! Я спрятался за креслом и всё видел. Король закричал королеве Ветренице: «Они улыбаются! Я не могу слышать их смех! Я боюсь их улыбок! Скорее унеси меня отсюда!..» Королева Ветреница завернула его в свои волосы, обхватила рукой и полетела. Остальные уцепились за её плащ, а кто не успел, побежал следом. А король ещё твердил на лету: «Мне холодно, холодно, теперь я, наверно, никогда не согреваюсь… Простужусь…» Но тут они скрылись из глаз, и это всё.
— Что ж, пожалуй, это наилучший выход, — задумчиво сказал волшебник Алёша. — Как вы считаете? О, несомненно…
А внизу на площади тётушка Ох попеременно целовала то Ниточку, то Глазастика, то опять Ниточку.
— Я смастерю такой замо́к на воротах в страну королевы Ветреницы, что король никогда не сможет его открыть, — сказал Трот.
— А он и не захочет, — убеждённо сказала тётушка Ох. — Потому что он трус и ничтожество. Побоится!
Из дворцовых дверей бочком вылез джинн. Он словно покрылся пятнами ржавчины. Он двигался с трудом, в его глазах застыла тоска. С видом побитой собаки он робко приблизился к волшебнику Алёше.
— О мой старый повелитель! — Джинн виновато хлюпнул носом. — Позволь мне снова быть твоим верным рабом. Я согласен на всё. Пусть моим пристанищем станет кофейник, крынка для молока, всё, что ты прикажешь. Я согласен жить в бутылке от кефира. Лишь бы только я мог ещё раз услышать столь бесценные слова: «Слушай и повинуйся!»
— Бессовестный! — Волшебник Алёша в сердцах оттолкнул громадную руку джинна. — Не ждал я от тебя такого.
— А может, это был не я? — с надеждой спросил джинн. — Может, это был какой-нибудь другой джинн?
Но по укоризненному взгляду волшебника Алёши он всё понял и с сокрушённым стоном опустил голову.
А между тем скрипка всё пела и пела. И все люди на площади взялись за руки, и весёлый хоровод праздничных лиц и улыбок закружился по площади.
Мимо волшебника Алёши, шатаясь, прошёл Мираклюс. Казалось, он ещё постарел за это время, сгорбился, стал ещё меньше ростом.
Он шёл и тихо звонил в маленький колокольчик. Наклоняя голову, прислушивался к этому звону и снова звонил.
— Они все улыбаются, все, кроме меня. Вот моя улыбка, вот она… Она навсегда осталась золотым колокольчиком. Когда я позвоню в колокольчик, все будут знать, что я улыбаюсь. Но теперь я понял: если люди, слушая музыку, не могут растроганно улыбнуться, музыка для них умирает.
Мираклюс медленно сошёл со ступеней, и с каждым шагом удалялся и угасал звон его колокольчика.
— Пойдём, Тс-с! — нетерпеливо потянул Катю за рукав Побегушка. — Пойдём и мы туда, на площадь. Там весело!
— Я бы с удовольствием… — Катя неуверенно оглянулась на волшебника Алёшу. — Но нам, наверно, уже пора домой.
— Давно пора, — откликнулся кот Васька.
— Это твоё «домой» где-то очень далеко, — огорчился Побегушка. — Я вижу это по твоим глазам. Но ты вернёшься, Тс-с? Я теперь умею говорить «до свидания», не только «прощай».
— Не знаю… — Кате было больно смотреть на Побегушку, на его поднятое к ней опечаленное лицо.
— Оставайся с нами, Тс-с! —с безнадёжной мольбой попросил Побегушка. — Неужели я больше тебя никогда не увижу?
— Вряд ли, малыш. — Волшебник Алёша ласково погладил Побегушку по спутанным, длинным, как у девочки, волосам. — По правде говоря, вряд ли… Но если ты захочешь, ты можешь думать о ней, помнить её. А это тоже немало. Ты поймёшь это, мой мальчик, когда вырастешь.
Побегушка, поминутно оглядываясь на Катю, стал спускаться по мраморной лестнице. Постепенно шаги его становились всё быстрее. Он побежал вниз по ступенькам. А там, на площади, Глазастик схватила его за руку, и он исчез в общем мелькании, движении и музыке.
И Катя почувствовала, что и Побегушка, и все те, кто были на площади, и Глазастик, и Ниточка, и Трот как-то далеко от неё и уходят всё дальше. Словно невидимая глазу стена выросла между ними.
— А нам действительно пора. — Волшебник Алёша устало вздохнул. — Сейчас я достану свой волшебный мел. А нарисовать ключ можно на любой двери. Ну вот хотя бы на дверях дворца. Это минутное дело. Хотя, по правде говоря, эта дверь мне почему-то категорически несимпатична…
Волшебник Алёша сунул руку в карман, вдруг замер и приоткрыл рот. Нахмурился, потом растерянно моргнул. Он принялся быстро-быстро шарить по всем карманам, бестолково и лихорадочно ощупывая каждый карман по нескольку раз.
— Ну, скоро, что ли? — зевнул кот Васька.
Катя с беспокойством смотрела на изменившееся лицо волшебника Алёши.
— Я просто не знаю… Растяпа и бездарь. Как я мог, не понимаю? Но, к сожалению, более того, можно сказать, к прискорбию… И я ещё смею называть себя волшебником после этого? О лентяй, трижды лентяй!
— Что? — холодея, спросила Катя.
— Да, это так. Я забыл волшебный мел у себя в комнате, на столе, — в отчаянии сказал волшебник Алёша, хватаясь за голову. — Что я натворил?
— И мы теперь не сможем?.. — еле слышно выговорила Катя. — А
