Читаем без скачивания В дни войны и мира - Михаил Петров

У раздаточного окна собралась уже довольно внушительная очередь. Группами стояли бойцы и командиры, оживленно обсуждая фронтовые дела, последние сводки Совинформбюро. Время тянулось неторопко.

Я тоже стал терпеливо ждать, предавшись своим размышлениям. И вдруг услышал чей-то испуганный возглас:

— Машину, машину мою угоняют! Братцы, помогите!

Это кричал молодой солдат-водитель, стоявший в очереди неподалеку от меня. Я тут же бросился к нему, испуганному и растерянному, спросил:

— Где твоя машина? Кто ее угоняет?

— Да вон же она! — чуть не плача, показал на разворачивающийся грузовик солдат. И скороговоркой добавил: — Вез старшего лейтенанта и двух бойцов, а в машине — запчасти для танков. Задание срочное. Приказ. Не выполню — накажут. А тут… Не иначе это мои попутчики…

Хватаю солдата за рукав, тяну к нашей машине. Степан Гаврилович Фомин, опытный и смекалистый, тоже уже бежит к ней. Садится за руль, заводит мотор.

Начинается погоня. Фомин выжимает из эмки все, на что та способна. Лишь каким-то чудом минуем артиллерийские воронки и ямы. От скорости даже дух захватывает.

Постепенно настигаем угнанный грузовик. Затем обгоняем его. И тут Фомин разворачивает эмку поперек дороги и резко тормозит…

Еще мгновение, и я с пистолетом в руке выскакиваю из машины и бросаюсь к грузовику. Вижу: за рулем человек в форме старшего лейтенанта. Вот он кубарем вываливается из кабины и, оторопев от наставленного на него оружия, лишь беззвучно шевелит губами, пытаясь, видимо, что-то сказать… Но потом тоже хватается за кобуру, но после моего окрика опускает руки. Приказываю ему сесть в нашу эмку рядом с Фоминым.

В кузове грузовика, как и говорил водитель, оказались еще двое солдат, вооруженных винтовками. Они не оказали сопротивления.

Всех троих доставляем к коменданту города Курска. Тот, после того как я обрисовал ему картину задержания, приказал арестовать эту троицу и провести следствие.

Перед уходом я попросил коменданта по завершении следствия доложить о результатах в аппарат К. Е. Ворошилова. Тот пообещал сделать это.

Слово свое комендант сдержал. В середине октября 1943 года от него поступило донесение на имя Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова. В нем сообщалось, что задержанные капитаном М. И. Петровым, то есть мной, люди — дезертиры, длительное время занимавшиеся в нашем тылу грабежами и насилием. А так называемый «старший лейтенант» еще в 1941 году был приговорен за измену Родине к смертной казни. Но сбежал. А вот теперь понес заслуженное наказание…

Об этом донесении я узнал после того, как его уже прочитал Климент Ефремович. Помнится, выйдя из своего кабинета, он крепко обнял меня за плечи и похвалил за находчивость и мужество. И лишь затем протянул донесение коменданта:

— На вот, погляди, что о тебе пишут. Молодец!

Я в свою очередь поблагодарил маршала за столь высокую оценку моих действий.

Вскоре наша оперативная группа была уже на белгородско-курском направлении.

На десятки километров тянутся многочисленные рубежи глубоко эшелонированной обороны наших войск. Она проходит севернее Белгорода, почти по границе России с Украиной. Наши легковушки лавируют между воронками и траншеями, водители ищут хоть какой-либо мосток через естественные и искусственные препятствия. Словом, продвигаемся вперед с большим трудом.

Не доезжая до Сум, еще больше углубляемся в линию недавней обороны. Выезжаем на тот самый знаменитый передний край, где в начале июля наши доблестные воины остановили вражеские бронированные лавины, волнами катившиеся на них. Теперь здесь стоит непривычная тишина, изредка нарушаемая лишь гомоном галочьих стай, устраивающихся на одинокие, в основном обугленные, деревья, торчащие вдоль дорог. На пологих склонах высот повсюду виднеются окопы с россыпью стреляных гильз, развороченные траншеи, блиндажи, орудийные и минометные позиции. А вокруг — густые воронки от бомб и снарядов, уже заполненные дождевой водой…

Черноземная полоса. Русская хлебородная земля-кормилица, привычная к тучным нивам, напоминала теперь военный полигон, земля которого истерзана огнем и железом.

Поиск привел нас на главное направление, в те места, где фашистские танковые дивизии СС любой ценой пытались пробиться на Обоянь, чтобы выйти затем к Курску. Именно здесь, на подступах к Обояни, в первой декаде июля 1943 года развернулось грандиозное танковое сражение.

А потом были еще и еще. В районах Яковлеве, Непхаево, Грязное, Ильинское, Сырцово, Верхопенье, Сухосолитино, Кочетовка враг бросал против нашей обороны по 100, 300 и даже по 500 танков сразу! И все-таки не добился своей цели. Советские воины не дрогнули!

В один из дней наши машины, сплошь облепленные грязью, каким-то чудом не сломавшиеся в пути, достигли района Прохоровки. Здесь 12 июля 1943 года произошло самое крупное в истории войн встречное танковое сражение. На сравнительно узком участке равнины, к тому же зажатой холмами, изрезанной оврагами, между рекой Псел и железной дорогой Москва — Харьков, столкнулись две бронированные лавины. От пыли и дыма, как утверждали очевидцы, потемнело небо. Пушечная стрельба, вой сирен, лязг и скрежет танков слились в сплошной гул. Поле боя напоминало огнедышащий вулкан. С танков летели башни, гнулись стволы пушек, рвались на куски гусеницы…

Под Прохоровкой нашему взору открылось то, что трудно передать на словах. Это нужно было только видеть. На выжженной земле застыли сотни стальных громад с расщепленными, а то и изогнутыми, словно хоботы, стволами пушек, искореженными башнями, зияющими дырами в броне. А десятки других танков, столкнувшись в таранном ударе, вздыбились и застыли в этой неестественной позе. Невозможно было сразу определить, кто и откуда на этом поле наступал, а кто оборонялся. Это был удар стали о сталь, воли о волю. То там, то здесь на черной броне машин виднелись ненавистные кресты. Но немало стояло и наших краснозвездных танков… Да, здесь шла схватка поистине не на жизнь, а на смерть. И выиграли ее наши воины!

В районе Прохоровки нашей группе пришлось немало поработать, чтобы выполнить свою задачу. Мы подсчитывали подбитую технику, наносили места ее скоплений на карту, составляли схемы и планы эвакуации, определяли общий тоннаж…

В общем, казалось бы, обычная работа. Необычным в ней, пожалуй, было только то душевное волнение, которое приходилось испытывать всякий раз при встрече с советскими танками, сгоревшими в том страшном встречном бою.

До сих пор зримо представляю себе ту сгоревшую тридцатьчетверку, башня которой была сорвана мощным взрывом. Помнится, мы внимательно осмотрелись кругом. И неожиданно мой взгляд остановился на окровавленном, с рваными краями куске гимнастерки с привинченным к нему орденом Красной Звезды. Мы с лейтенантом Малютой, не сговариваясь, припали на колено. Отдали почесть ему, погибшему герою…