Читаем без скачивания Зеркало Триглавы - Людмила Безусова

Сварог, даже не подозревая, какие дела творятся в этот момент, давно уже спал. Тревожная дрема, в которой причудливо переплетались картины почти забытого прошлого и ещё не до конца понятного настоящего, не давала отдыха ни голове, ни телу. Что есть сон? Нетореная тропа из одного дня в другой, точно такой же, как прошедший, с теми же навязчивыми вопросами, на которые некому дать ответ. Колесо, шальное колесо дней, бесконечно вертящееся на оси времени… И конца, краю нет его сумасбродному кружению…

Диориец рывком сел на постели. Что-то вмешалось в зыбкий сон Сварога, выдернув его из забытья. Он прислушался. Тихо, но темнота вокруг казалась живой. Пирамидка, которая стояла на полочке у плотно закрытого ставнями окна, поблескивала короткими тревожными вспышками. Вдруг она налилась зловещим багрянцем, высветила темную фигуру у стола, и погасла.

— Кто здесь? — Сварог поднялся, нащупывая световой диффузор. Тот, как назло, куда-то запропастился. — Велес, ты?

— Не бойся, — раздался мелодичный голос, и одновременно в комнате посветлело. Тонкий полупрозрачный кокон окутал гостью. — Я не подумала, что ты не видишь в темноте. Так лучше?

— Макошь… — выдохнул диориец, спешно натягивая штаны и рубашку. Он просунул голову в ворот рубахи и, все ещё не веря своим глазам, глупо уточнил: — Ты пришла?

— Конечно, — усмехнулась гостья, — иначе к чему было все начинать? У меня нет другого выхода, да и вам, похоже, нужна помощь.

— Сейчас нам уже не нужна помощь, хотя… — не сводя с девушки настороженно-восхищенного взгляда, Сварог задумался: "Все ведь идет нормально: мы обжились в этом мире, приспособились к меняющемуся климату планеты, научились справляться с крупными хищниками, для которых поначалу выглядели лакомой добычей, занимаемся исследованиями. Да нет, все не так! Непонятный фактор вмещался в нашу размеренную жизнь, сея раздор среди нас, даже невозмутимый Велес поддался общему настрою, а уж он-то…". — Я хочу знать.

— Что именно?

— Все, что ты сможешь мне рассказать.

— Я не смогу объяснить, ты просто не поймешь этого…

— Почему? — диориец не сомневался в своей понятливости, ведь он искренне причислял себя к представителям высокоразвитой культуры.

— Просто ты никогда с этим не сталкивался… Ладно, если ты так настаиваешь, пошли. — Девушка встала и, больше не оглядываясь на Сварога, просочилась сквозь запертую дверь. Сварог всерьез опасался, что девушка бесследно исчезнет, как в прошлый раз, оставив его наедине с неясными видениями и неиссякаемыми вопросами. Он выскочил следом за ней как смог быстро. Пока диориец в наступившей кромешной тьме возился с засовом, Макошь терпеливо ждала на улице.

Частый дождь быстро охладил горящее от переизбытка чувств лицо Сварога. Он отбежал под навес и мелко затрясся всем телом, разбрасывая во все стороны капли воды, как отряхивается серый тилацин, невзначай угодивший в глубокий бочаг:

— Иди сюда, — крикнул девушке. Та отрицательно мотнула головой и осталась стоять на месте. Ей дождь был не страшен.

— Смотри, — она описала рукой полукруг. За её ладонью остался светящийся алый след, который медленно истаивал в воздухе. — И не говори, что не видел. Это мой народ…

Перед глазами диорийца мелькнуло несколько бесформенных сгустков с тянувшимися за ними туманными шлейфами, чуть светлее окружающей его темноты. От них ощутимо пахнуло болотной тиной. Стволы и кроны деревьев вокруг озарились призрачным сиянием — существа, похожие на Макошь, вышли из сердцевины их и встали рядом с лесными великанами. Земля под ногами зашевелилась, почва вдруг стала рыхлой — Сварог торопливо отпрыгнул в сторону и застыл столбом в ожидании неведомого, что могло выползти из-под земли. Ворох искр фейерверком взвился вверх и опал, явив взору изумленного диорийца пернатую разноцветную змею. Она приподняла свою голову с хохолком из перьев на макушке и долго снисходительно осматривала Сварога с головы до пят, пока её не потеснили другие полузмеи с недоразвитыми крылышками, такие же любопытные, как и первая.

Немыслимые существа постепенно заполняли все обозримое пространство вокруг диорийца: большие и крошечные, сходные с уже виденными ранее обитателями этого мира и вообще ни на что не похожие. Они стояли будто бы рядом друг с другом, но казалось, что их разделяют огромные пространства. Такое скопище живых тварей неминуемо должно было сопровождаться несусветным гамом, но капитан слышал только слабый посвист ветра наверху, звучное шлепанье дождевых капель по листьям и пластиковому навесу, да откуда-то издалека доносился невнятное потрескивание.

Наконец Сварог не выдержал, повернулся к девушке, теперь уже стоящей рядом с ним, и изумленно простонал:

— Столько разных существ… Как такое могло получиться? Откуда они взялись?

— Сущностей, — поправила его Макошь, — они бестелесны, как и я. А обитают везде — в воде, воздухе, земле.

— Почему мы их не видели раньше?

— Духи не любят проявлять себя. Мы наблюдали.

— Мы представляли угрозу для вас?

— Вы? — девушка искренне рассмеялась, — нет, нам до вас не было никакого дела. Вы сами по себе, мы сами, и так было до тех пор, пока вы не попытались изменить живую природу. Кто знает, что могло из этого получиться.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Ваши «воспитанники». ОНИ могут быть опасны для этого мира.

— Чем? — изумился диориец. — Приматы были здесь до нас…

Не дослушав, Макошь развернулась и пошла прочь от Сварога. Тот бросился за ней, мельком заметив, что странные существа исчезают, и поляна быстро пустеет.

— Постой, я ничего не понял!

— Я же говорила… — безнадежно обронила девушка, — и даже мой подарок тебе не помог.

— А чем он мог мне помочь? Я ничего не видел, кроме обрывочных видений погибающего мира, я даже не понял, где и почему это все произошло.

— Это было здесь… — Макошь обернулась и встала напротив диорийца. Он мог поклясться, что по её щеке прокатилась одинокая слезинка. Но разве бесплотные существа могут плакать, как живые? — Ты видел мои воспоминания, то, что мне удалось сохранить. Другие не помнят даже этого, но им от этого не легче. Ты все ещё хочешь знать, как это было? — Сварог сейчас не знал толком, чего же он хочет на самом деле. Наверное, больше всего ему хотелось проснуться, но он знал, что все это не сон, а самая настоящая Явь. — Даже если не хочешь, тебе все равно никуда от этого не деться…

Я — есть…

Планета корчилась в родовых муках, стараясь извергнуть из чрева своего то, чего никогда не было и быть не могло в обозримой вселенной. Глухие разрывы сотрясали недра земные. Огненная лава изливалась потоками, застывала кровавыми росчерками на крутых откосах недавно возникших гор, которые острыми иглами упирались в низко нависшее небо. Непрекращающийся ливень пытался остудить глубинный жар земли, но превращался в непроглядный туман, едва лишь касался тверди земной. Даже яркий свет центрального светила не мог пробиться сквозь плотную пелену, скрывающую таинство зарождения новой жизни. Мгновение или века длились потуги «роженицы»? Какое это имело значение в общем хаосе…

Кульминацией затянувшегося процесса стал мощный выброс эктоплазмы, непрерывным потоком истекающий из бешено вращающегося коловорота, который вел, казалось, в самую глубь земли. Вскоре зыбкое марево протоматерии окутало всю планету, а затем коллективное бессознательное начало формироваться в индивидуальные разумные матрицы.

"Я — есть…" — едва ощутимая мысль толкнулась в пробуждающемся сознании, и только потом пришло постижение: — "Я — ЕСТЬ". И эхомыслями донеслось в ответ: — Я — есть… я — есть… я — есть…

Облако мыслящей субстанции пришло в беспорядочное движение, силясь разорвать прочную пуповину, связывающую его с колыбелью душ. Блаженное небытие вне времени и пространства кончилось.

"Что я?" — попытка осмыслить суть принесла боль, которая была сродни наслаждению. Воспоминания были обрывочны и оттого ещё более странны:

теплые руки на моих плечах, нежный шепот, от которого почему-то необычно холодеет внизу живота, сдвоенное отражение лунного диска в широко открытых глазах моего визави. А вот лицо его… нет, не вспомнилось…

неимоверное чувство облегчения, тяжелый ворохливый комок на моей груди, захлебывающийся крик, требовательный, настойчивый, доходящий до визга, сменившегося довольным сопением. А чей вопль… не припоминается…

мучительный стон, вырвавшийся из моего перехваченного спазмом горла, застывшее навсегда тело в погребальных фиолетовых одеждах, медленно уплывающее в жерло печи, в котором клокотало всепожирающее пламя, горечь потери. А вот что потерялось… забылось…

разлетающийся на мелкие обломки мир вокруг меня, черные мушки, облепившие мою руку, истаивающая, как кусочек льда под палящими лучами солнца, действительность. Всепоглощающий ужас, затопивший сознание, мгновенный переход от сияния яркого дня в мир вечной ночи.